Вверх тормашками в наоборот-2

– Это не значит ничего, Лерран, – ответил Лимм на невысказанный вопрос. – Мне нужен был тот, кто очистит дорогу к замку. С Гелланом я связываться не стал бы. На это есть две очень веские причины, о которых ты никогда не узнаешь. Твоя изворотливость достойна рукоплесканий. Теперь я могу спокойно владеть замком, долиной и Кристальным озером. Ты и сюда распечатал путь. Без тебя я не попал бы на этот берег.

Лерран почувствовал, как закружилась голова, как поплыло всё перед глазами. Каким чудом удержался на ногах – не понятно.

– Ты больше мне не нужен, Лерран.

Это прозвучало резко и рвано, как крик врана. Как удар хлыстом наотмашь по незащищённому лицу. Но он устоял. И даже сохранил спокойствие. Мягким шуршанием осыпается песок, ласкается к лапам, что готовятся к прыжку.

Воздух предрассветно сереет. Лерран улыбается, стараясь не смотреть за спину Лимма, хотя ему хочется следить глазами, наслаждаясь каждым мигом, шорохом, движением зверя. Ближе, ближе… ещё ближе. Ну же, родной, поторопись!

Лимм мягко отступает вправо. Движение гладкое, как у воина, отточенное, как лезвие меча. Непривычно. Режет глаз. Где тот шарнирный неумёха-учёный, погружённый в созерцание собственных мыслей? Где он?

Лимм резко оборачивается и вбивает посох в песок. По тверди проходит дрожь и гудение. Белая прибрежная гладь берётся морщинами, складками. Вверх летит толстый столб песка, что больше похож на белокаменную колонну.

– Стой, Дирмар! – голос Лимма звучит, как гром. Страшно и больно, будто ударили по ушам огромными ладонями.

Дракоящер припадает к земле, бьёт хвостом, как рассерженный кош, шипит, извиваясь шеей.

– Подчинись, Дирмарр! – ещё один удар посохом – и новый столб до небес. – Вспомни, кому ты подчиняешься! – третий столб взрывает воздух. – Прими кровь дракона, своего единственного настоящего динна!

Лимм концом посоха вспарывает запястье и встряхивает рукой. Кровь окропляет столбы и песок под ногами. Дракоящер прижимает уши и всё же плюётся солнечными камнями. Только ни один не долетает до цели: блестящие брызги осыпаются бессильно возле столбов, шуршат каменным дождём.

Лерран стоит. Кажется, не осталось тела. Остались только глаза – огромные, удивлённые, поражённые и… проигравшие. Снова по губе течёт густая горячая кровь, марает плащ, но он не понимает этого.

Дирмарр пятится задом. Зубы ощерены острыми иглами. Уши прижаты к голове – сливаются, будто и нет их вовсе. Лёгкое шуршание, колыхание воздуха – и нет драко, словно и не было его здесь вовсе.

Столбы медленно оседают. Три холмика напоминают о них. Лимм проводит пальцами по запястью, останавливая кровь. Затем оборачивается к Леррану. Вместо лица у него – жуткая уродливая маска да выпученные безумные глаза.

– Я дома! – хохочет он, раскинув руки и растопырив пальцы, что напоминают когти огромной птицы.

Смех резко прерывается. Лимм опускает лицо. Глаза его налиты кровью. Тяжёлые веки с редкими ресницами воспалены.

– А ты пошёл вон, мертвец!

Он взмахивает посохом, словно хочет ударить. Лерран инстинктивно пытается отклониться, но деревянное тело не слушается, падает, падает, проваливается куда-то сквозь воздух.

Свист, рёв, кровавый сироп, заломленные неестественно руки…

– Доигрался-ался-ался!

– Как жаль-аль-аль.

– Не доиграли-али-али.

Озёрные шептуны живут в его голове. Грызут его мозг. Съедают разум. Забирают сознание.

Сироп неожиданно кончается, воздух становится прозрачным, лёгким и разреженным, как высоко в горах. Лерран силится вздохнуть, но дышать нечем. В голове мутится, темнеет, свет гаснет в глазах.

«Я мертвец», – успевает подумать он перед тем, как бездыханно упасть со всего маху на жесткую песчаную твердь.

Глава 31. На поиски логова твари. Дара, Ренн, Геллан

Дара

Кажется, я чуть сознание не потеряла: зашумело в ушах, меня покачнуло, и если бы не Геллан, я, наверное, тоже распласталась бы по мостовой. Но он рядом, мой золотоволосый рыцарь, его руки удерживают и мешают скатиться в пустоту или истерику.

Я вижу, как возле Милы появляется Айболит, трогает девчонку за лицо, проводит лапкой по груди.

– Всё нормально! – кричит он, обернувшись к нам. – Она просто испугалась, не выплеснулась!

Я обмякаю мешком и размазываю слёзы, всхлипываю и прячу зарёванное лицо где-то в геллановом боку. Он осторожно обнимает меня за плечи – и я утыкаюсь в него сильнее, слышу, как бьётся его сердце.

Мне стыдно за эти слёзы: все молодцы, а я опять облажалась. Пользы от меня никакой, одни хлопоты и неприятности. Геллан чуть не погиб, спасая меня.

– Перестань, – шепчет он, и губы его касаются моей макушки. – Всё не так, глупая.

Но куда там перестать: я злюсь и не могу остановиться.

– Отпусти её, Геллан, – слышу властный бархат – и опора исчезает. Жмурюсь изо всех сил, закрываю лицо руками. Стыдоба какая… Сейчас все увидят зарёванную Дару, слабую, никчёмную девчонку.

– Посмотри на меня, Дара, – этот голос подчиняет, гипнотизирует, но я сопротивляюсь изо всех сил, мотаю головой. – Убери руки и посмотри на меня! – воркует Айбин. Как в этой мягкости уживается несгибаемая жёсткость?

Нехотя убираю руки, судорожно выдыхаю, шмыгаю носом и обречённо открываю мокрые глаза. Смотрю в его глаза – переспелые вишни, что способны затянуть и уничтожить, лишить воли. И от этого ещё гаже на душе.

– Ты спасла меня, – говорит кровочмак. – Если бы не ты, я никогда не выбрался бы из чрева твари. И ушёл бы вместе с ней в Жерель.

Он молодец. Нашёл, чем утешить, но я ему не верю. Айболит гортанно смеётся и смотрит на Геллана.

– Какое беспросветное упрямство! Она с голыми руками кинулась на это чучело, распанахала его, замедлила, помогла Ренну забрать мальчишку, а теперь рыдает, считая, что ничего не сделала.

– Врёшь ты всё, – бурчу, вытирая лицо. Слёзы уже не текут, а в груди становится легче.

– Кровочмаки не лгут, – говорит Геллан. – Могут не говорить правды, но лгать не станут, иначе теряют дар распознавать ложь в других. Мера честности должна быть идеальной, иначе нет в ней смысла. Искажается предназначение.

– Собираемся и уходим, – командует Ренн. – Мальчишка напуган и мёрзнет. Едем к своим, а с утра решим всё остальное.

Я молча поднимаюсь. Геллан, как тень, рядом. Айбин рядом.

– Спасибо, – бормочу я, не поднимая глаз. Успокоиться успокоилась, а стыд никуда не ушёл. Вот зараза.