Вверх тормашками в наоборот-2

Ренн устало трёт лицо ладонями. Почему-то нет сил ей возражать.

– Ладно. Попробуем.

Она готова взвизгнуть от радости и зажимает рот руками.

– Вот уж не думал, что ты так быстро сдашься, маг. Она умеет уговаривать, не правда ли?

Геллан выходит из темноты. Он говорит спокойно, даже без иронии, но от этой ровности все волоски становятся дыбом. Рядом со стакером сидит, понурясь, кровочмак.

– Никогда больше так не делай, Дара, – если бы слова умели бить, на девчонке уже б не одна полоса вспухла. – Раз уж ты считаешь, что мы должны их поискать, сделаем это все вместе.

– Геллан, я думала… – лепечет она в оправдание, но стакер сейчас не в духе, чтобы её жалеть или понимать.

– Ты как раз не думала, Дара. Поднимайся.

Они встают синхронно, связанные властной силой его голоса. Идут вслед. Безропотно просыпается Инда, понимающе кивают Раграсс и Дред. Сандр уже стоит возле лошадей и улыбается. Милу решают не будить, зато увязывается Алеста, вынырнувшая неожиданно.

– Я с вами, – просто говорит она и наклоняется, чтобы почесать за острым ушком Пайэля.

Когда они выезжают с рыночной площади, начинает сереть.

Геллан

«Почему?» – этот вопрос душил его, как петля. Почему, как только ему кажется, что появляется хрупкое доверие между ними, девчонка находит способ выбить из него дух, свалить с ног. Геллан снова и снова задавался вопросами.

Почему она не сказала, что не согласна? Почему прибежала за пониманием к Ренну? Если бы не Айбин, Геллан мог бы потерять её или не успеть вытянуть из очередной беды. Хотя кого он обманывает? Дара и без него умела справляться с проблемами. Наломав, конечно, перед этим дров, но кого это волнует.

Геллан злился так, что боялся лишний раз рот открыть, чтобы ненароком не выдохнуть резко и не заморозить всё вокруг. А она в этот раз не извинялась, не смотрела виновато, не ехала рядом и не зудела, как полосатобрюха, не говорила, что он пыхтит. И, шаракан побери, ему этого не хватало!

Они опять в том же месте, где появилась огромная золотая бучка. Мохнатки, преобразившись, принюхиваются к воздуху. Рядом крутятся коши – Пайэль и Сильвэй – припадают к мостовой, щерят клыки, прижимают уши к голове, топорщат шерсть, отчего кажутся двумя мохнатыми шарами.

Геллан следит за Дарой. Бледная, осунувшаяся. У неё тени под глазами от недосыпа. У неё ввалились щёки, всегда круглые и с румянцем. Она стала тоньше и взрослее, серьёзнее: меньше сквернословила на своём языке, реже улыбалась.

Он вдруг понял: ему не хватает её задора, смеха, легкомысленных выходок. Он скучал по той взбалмошной резкой Даре, что свалилась ему на голову. И это откровение ударило под дых.

Ему всё время хотелось, чтобы она меньше делала глупостей, перестала дурачиться, а сейчас не задумываясь отдал бы десять лет жизни, чтобы вернуть ей задор и детскую непосредственность, чтобы не видеть её слёз и услышать какое-нибудь возмутительное непотребство из её уст.

– Ты вообще-то очень хорошо придумал, Геллан, – хмыкнул очень близко кровочмак. Геллан вздрогнул. Он забыл, что Айбин крутится рядом и, наверное, понимает, что творится у него внутри. – Не бойся. Ты так много держишь в себе, что иногда, наверное, надо бы выдохнуть, заморозить пространство и отпустить бешенство наружу. Я говорю, ты хорошо придумал.

– Что придумал? – цедит Геллан сквозь зубы, боясь разомкнуть челюсти, чтобы не зарычать и не сделать того, на что так некстати провоцирует его странный кровочмак.

– Ну, поменял имя девчонке. Умно. Хитро. Прямо в цель. И о прошлом не расспрашивал – тоже молодец. Избавил её от лишних терзаний, а себя огородил от истерик и слёз.

Геллан прикрывает глаза и медленно выдыхает. Слишком наблюдателен Айбин. Это то, о чём он не говорил никому, даже Иранне. Может, муйба и догадалась, но никогда не тыкала его носом в очевидное.

– Это был не холодный расчёт. Неосознанный всплеск. Она сразу бойкая была. Кусалась и дралась, ругалась и обзывала меня в уме всякими словами. Да и не только в уме. Я подумал: как только пройдёт возбуждение, она испугается, поймёт, что не спит, и, как любая девчонка, провалится в тоску, стенания и сожаления. А так, получив новое имя, она как бы не забыла о том, что было там, до Зеосса, но и отдалилась. Воспоминания притупились, и боль не накрыла её так, как могла бы.

– Ты мог бы закрыть ей память, – мечтательно жмурится кровочмак. На губах его – кривая ухмылка. Мерзкая, как и он сам.

– Не мог бы. Не умею.

Айбин недоверчиво хмыкает и будит этим раздражение. Геллану хочется стукнуть мохнатое чудовище, что лезет своими лапами ему в душу.

– Умеешь, но не хочешь. Ты вообще многое умеешь, стакер, но упрямый, как сто осло.

Он как Иранна. Та тоже без конца кивала на это. Лучше молчать, чтобы не наговорить лишнего.

– Не жалей, что она меняется. Это её путь взросления. Рано или поздно она прошла бы его. Не здесь, так там. А может, так и осталась бы пустоголовой сквернословкой, строптивой пацанкой. Ожесточилась и потеряла бы своё огромное сердце. Получила бы пустоту вместо полноты.

– Нет! Только не Дара! – он и впрямь рычит. Волосы потрескивают, и Геллан пытается утихомирить бурю в груди.

Кровочмак щурится и проводит тёплой лапкой по его запястью.

– Как хорошо всё же иметь сердце, – бормочет он и бочком, переваливаясь на коротких кривых лапах, уходит прочь.

Геллан вдруг понимает, что его отпустило. Может, это лапа кровочмака что-то такое сделала, а может, разговор этот что-то на место поставил.

Он видит, как Дара встаёт на колени и вглядывается в золотые полосы на мостовой. Она оборачивается, крутит головой. Ищет его. И от этого в груди горячо толкается сердце.

– Геллан! – зовёт она, и он, вздохнув с облегчением, спешит к ней.

Глаза её сверкают, нижнюю губу она закусила, спина напряжена.

– Геллан, она исчезает! Диэрра исчезает!

Он встаёт с ней рядом на колени и внимательно смотрит на недорисованный полумесяц и ровный луч. Дара права: золотая краска с трауром по краю истончилась, стала прозрачнее, словно её затоптали тысячи ног, затёрли.

– Если она исчезнет, мы не найдём их, – кривит девчонка губы. Если она сейчас расплачется, он не выдержит. Но Дара сдерживается. Она лихорадочно крутит головой, не зная, на ком остановить взгляд.

Коши мечутся по площади, орут дурными голосами. Под стать им мохнатки: никак не удаётся им нащупать след или хоть что-то подобное, что даст подсказку. Ренн стоит напряженно. Губы его шевелятся, руки делают какие-то пассы, но Геллан чувствует: нет в этом никакого толка.

Застыла статуей Инда, погрузившись в себя. Алеста бродит, пошатываясь, как слепая. Она сейчас очень напоминает умертвие. Что-то всё не то. Он видит неправильность, но пока не понимает, за что цепляется взгляд.

– Ты тоже это понимаешь, да? – шепчет невозможная заноза, доверительно склоняясь к его лицу. Её губы близко-близко. На миг зашумело в ушах и закружилась голова. Наверное, в такие мгновения кто-то может вырвать голой рукой из его груди сердце, а он и не заметит.