Вы хотели войны? Вы ее получите!
Шрифт:
– О, никаких проблем, – директор перевел дух и расцвел розой. – Все будет, как прикажете, уважаемые.
И он тут же укатился брюшком вперед.
– С волками жить – по волчьи выть.
– Так что ж ты мне хотел сказать?
– Так жить нельзя, – незамысловато ответил Иван.
– Как именно? – Приходько начал терять терпение. Бывший командир начал доставать. Устроил скандал на его работе, гляди, еще рассчитают. Где еще найдешь такую непыльную работу с премиальными за конфиденциальность. Педики в своем клубе безобидны, душой оттаивают, разве что иногда сцены ревности устраивают. Обхохочешься. Но – никакого мордобоя...
– Так жить нельзя, –
Мужчина-официант принес огромный заварной чайник и два внушительных, старательно сварганенных бутерброда.
Выждав, когда официант уйдет, Иван продолжил:
– Виктор, я собираю ребят нашего спецназа. Со мной пойдут Корытов, Конюхов. Бессчетнов согласился. Мы объявим войну наркомафии. Без правил и прокурора. И за Гриню Шевченко персонально рассчитаемся. Кстати, Мирза – в Москве обосновался. Сейчас он – крупный наркобосс, контролирует поставки героина из Афгана.
– Откуда ты знаешь? – мрачно поинтересовался Приходько.
– Есть друзья, как говорится, в спецслужбах.
– А кто будет финансировать эту войну? – Приходько скептически глянул на Родина. – Наркоконтроль? Война – это самое дорогое удовольствие.
– Наркомафия и будет платить. Ну, что, замполит?
Приходько усмехнулся.
– И когда выступаем, мой генерал?
– Скоро. До первой звезды.
Приходько проглотил кусок бутерброда.
– От такого предложения стакан водки бы садануть.
– Ага, попроси сейчас ту кукушку принести! – поддержал Родин.
– У нее тогда все перья вылезут от злости... Ты хоть понимаешь, что ты затеваешь? Это огромнейшая махина, система, целая армия, которая раздавит нас, как тараканов на строевой подготовке.
– А на нашей стороне будет внезапность и неизвестность. Это будет партизанская война, которая сковывает силы целых армий.
– Хорошо. Я подумаю. И составлю план-конспект, как для политзанятий.
– А твой гадюшник я сожгу, – вдруг пообещал Родин.
Униженный раб – это завтрашний предатель
В апартаментах Мирзы, где утонченность восточного стиля переплеталась с европейской отделкой, позволявшей выгодно располагать и скрывать всю необходимую начинку рабочего кабинета, комплекта бытовой аппаратуры, единственно чужеродным предметом, так можно назвать, был Холеный. От его лоска не осталось и следа, он больше походил на потертый полтинник. Стоя навытяжку перед хозяином кабинета, он принял самый пришибленный вид, понимая нутром, что в системе, в которой он погряз сначала по яйца, а потом – по уши, нет ни справедливости, ни прав, ни одного маломальского закона. Закон был один. Он буквально подпрыгивал от возмущения на диване, потрясал смятой газетой, в которой был опубликован материал о скоропостижной кончине депутата Госдумы Благородовой.
– Вы что – конченные идиоты? Вы что натворили, кретины?
– Мирза, вы же сами сказали, подсадить деток Эммы поплотнее, – пробормотал Холеный..
Мирза побагровел еще сильнее, став цветом, как грозовая туча. Глаза сверкнули молниями.
– Но не кирдык же им делать!
Он швырнул газету на стол.
– Да это не я – это Эдисон им впарил такие лошадиные дозы, – стал торопливо и безнадежно
топить подручного Холеный.– Эдисон – патисон, – перебил Мирза, снова схватил газету, стал читать. – «По информации наших источников в Государственной Думе, депутат Эмма Благородова покончила с собой сразу после похорон ее детей – студентов Глеба и Кристины, смерть которых наступила от передозировки сильнодействующими наркотиками...» Ты понимаешь, куриная башка с бараньими мозгами, этой бабе цены не было! Агент влияния номер один в Госдуме! Ты нанес ущерб нашему делу, который вообще не поддается исчислению. Невосполнимый ущерб, который тебе за всю твою дрянную жизнь не отработать. И что будем делать?
И он так глянул на Холеного, что тот нутром ощутил, до самых кишок, что дела его плохи, что дрянная жизнь его с этого мгновения не стоит ни гроша, и не оправдаться, не откупиться, не отмазаться: пристрелят, как собаку. Точно пристрелят. И даже не попрощаются. И никто искать не будет. Таких, как он, не ищут. И Вальтер в который раз горько пожалел, что связался с Системой.
Мирза встал, подошел к окну, зачем-то задернул занавеску.
– И потом... Что за драки происходят в ночных клубах?
– Да это бивень из деревни устроил, случайно в клуб попал, – уже без запала, печально стал рассказывать Холеный. – Эдисон сдуру ему «колеса» предложил. Я выяснил, он мойщиком окон работает. Так мы его напарника с крыши сбросили, а сам он со страху куда-то сдрыснул. Вот...
– Слушай, хрен Холеный, зачем я тебя на студенческий сектор поставил? Чтоб вы там с колхозниками разборки делали? За что деньги плачу? И как идет освоение других молодежных клубов?
– Внедряемся, изучаем контингент...
– И долго будешь изучать, профессор? А Эдисона кончать надо. Ты понял?
– А как? – с облегчением в душе отреагировал Холеный: может, Эдом и обойдется.
– Как? Ты еще спрашиваешь? – Мирза посмотрел на него, как на студента-недоучку на практике. – Как детей Эммы угробить, знали? А как этого придурка – не знаешь?
– Все понял, Мирза, виноват, – закивал головой Холеный. – Выпишу ему бесплатную праздничную дозу героина с цианистым калием.
– Пошел вон! – Мирза отвернулся к окну.
Пятясь задом, как в покоях падишаха, Холеный исчез за дверями. Выйдя, он перевел дух и со стороны оценил свое рабское угодничество. «Тут уж лучше переборщить, чем недоборщить, – подумал он с отвращением. – Азиаты любят, когда перед ними унижаются, пресмыкаются, ползают в ногах, лижут сапоги... Чурка долбаный...» Холеный с содроганием подумал, сможет ли он лизать сапоги у Мирзы, если будет стоять вопрос жизни и смерти. И убоялся ответа...
Мирза тоже оценил, как быстро заносчивый Вальтер превратился в угодливого холуя. И подумал: «Униженный раб – это завтрашний предатель».
Красные петухи на русской планете
Вечером в квартире Родина собрались ребята из былой группы спецназа. Первый заявился громогласный Корытов, за ним тут же позвонил в дверь Сергей Конюхов в гражданке – привычного черного цвета. Потом пришли чуть располневший, но по-прежнему напористый Саша Бессчетнов, ироничный Коля Наумов.
Гостям Иван предложил чай трех сортов, сухари и печенье.
Вновь затрезвонил дверной звонок, Иван бросился открывать. Это были Боря Лагода и Володя Вздохов. Обнялись поочередно. Иван провел их в квартиру, снова – гул восторга, объятия, радость встречи. «Все-таки раньше надо было собрать ребят, столько времени прошло», – подумал Родин. Он посмотрел на часы.