Вы хотели войны? Вы ее получите!
Шрифт:
– Ну, слава богу, – сдержанно ответил Иван, не зная, что ему еще придется выслушать в полуночное время.
Роскошная квартира депутата Госдумы Эммы Благородовой поражала изобилием зеркал. Причудливой формы, старинные, в подернутой патиной рамах, венецианские, греческие, в стиле модерн, привезенные из дальних странствий, – они висели не только в ванной комнате, коридорах, спальной, но и в зале. Она обожала это одно самых старинных изобретений цивилизации, позволявшее раздвинуть стены и без того огромного ее дома, и – все время видеть и оценивать себя со стороны – неблекнущую, сильную, удачливую женщину. Но сейчас серебро любимых зеркал было задрапировано черным материалом и отражало тьму.
Эмма находилась в этот час в
– Скажите, Иван, вы знали, что Кристина и Глеб употребляли наркотики? – она выговорила это с трудом, будто мрачный чужой человек сказал это за нее.
Нет ничего хуже, чем убеждать, зная, что тебе все равно не поверят.
– Меня познакомила с ними их подружка Яна в том самом клубе. В тот вечер они употребили экстези. У Яны я отобрал таблетку, у ваших детей не смог. Не имел таких прав... Ведь у нас же свобода? Ваши дети, кстати, цитировали ваши выступления по поводу свободной продажи наркотиков. Эта идея пришлась им по вкусу...
Иван сказал – и пожалел.
– Не будьте таким жестоким. Сегодня... – у Эммы перехватило горло, она расплакалась и, сделав усилие, продолжила. – Сегодня я похоронила своих деток... Вы хоть понимаете, что такое похоронить своими руками своих детей? Положить в гроб и видеть, как их опускают в землю...
Она замолчала. Иван кожей почувствовал звенящую пустоту ее огромной пустой квартиры.
– Простите меня, – сказал Иван, не став говорить, что потерял сегодня напарника. Материнское горе несоизмеримо.
– И не дай бог вам испытать такое... – голосом, в котором не осталось ни искорки жизни, произнесла она. – Прощайте...
Эмма выключила телефон, как выдернула иглу капельницы. Встала, подошла к огромному экрану – окну. Москва, великая и непостижимая, жестокая и властная, была перед ней, как в нескончаемом сериале, с мчащимся потоком автомобилей, пляской огня, шествием горожан, холодным светом кремлевских звезд. Она и себя сопоставляла с гордым, могущественным городом, который жаждала покорить.
И зачем теперь все это?
Она вдруг осознала, что осталась совершенно одна на этом белом свете, который в одночасье стал для нее чужим, черным, нелепым. Несколько лет назад тяжелые болезни унесли сначала отца, потом – мать. Но родители успели сделать все для нее. Замужество счастья не принесло, и она была благодарна мужу лишь в том, что смогла стать полным его антиподом. И все, что она добилась в жизни, она делала, чтобы доказать ему, что он не способен на сильные поступки, серьезные дела, смелые решения... Короче, ни на что... Они познакомились, когда оба были студентами юрфака МГУ. Светлое время свежих, как ветер, идей, помыслов, надежд, подспудное ожидание счастья, как чего-то непременного и безусловного. Но настоящим счастьем оказалось вскоре после двух лет супружеской жизни только лишь рождение детей: сначала Кристинки, потом – Глеба. Карьера адвоката, которой пытался удивить весь мир молодой супруг, не удалась. И все нытье про «кормушки», занятые евреями, армянами, грузинами и еще черт знает кем, было причиной оправдать свое бессилие и абсолютную бесталанность. «Лучше б ты вагоны ходил разгружать!» – однажды в сердцах сказала она ему, когда он в очередной раз уволился «по собственному желанию», зато принес грошовый гонорар за статейку в какой-то дурацкой газете. Они б давно протянули
ноги, если б не помощь отца, который работал заместителем генерального конструктора в очень секретном предприятии, выпускавшем страшные ракеты с еще более жуткими боеголовками. И когда Эмма, наконец, развелась, отец-то, лауреат всевозможных закрытых премий, Дмитрий Благородов, и дал ей старт, пользуясь правом сильных мира сего, объединенных спецсвязью «кремлевки». Некоторое время Эмма проработала заместителем префекта одного из административных округов столицы, потом пошла в политику, выбрав наиболее перспективную партию. А на это, как и на деньги, у нее был особый нюх, который, кстати, полностью отсутствовал у мужа. У него даже с обонянием было плоховато: мог неделю ходить в одних и тех же носках (это у него называлось «экономия»). Где он сейчас, бог его знает, единственное, хоть детей с днем рождения поздравляет.«Не дождешься, – подумала она о бывшем муже. – Халявы не будет». Сейчас она вскользь подумала, что ее бывший очень напоминал Леню Голубкова, всенародно «любимого» персонажа, придуманного жуликами «МММ».
Она достала из сейфа и положила на стол заполненный документ, на котором сверху было начертано: «ЗАВЕЩАНИЕ». Потом набрала номер телефона.
– Ленка, привет! – голос вдруг сорвался, дал слабину, она откашлялась. – Ты чего, не узнала, это я, твоя школьная подруга. Да, и самая лучшая. Чего с голосом, да все нормально, не простудилась. Как ты, Ленок? Все нормально у тебя, хорошо? А дети – не огорчают? Ну, и слава богу. Мои?.. – она подавила порывистый вздох. – Моим деткам сейчас... хорошо... Мне вот очень плохо... Да, да, депутатство... гадство... А помнишь, как мы с тобой уроки прогуливали, на выставку моды ходили?
Ленка, конечно, помнила и с удовольствием пустилась в воспоминания. Эмма слушала этот веселый, жизнерадостный бред, кивала, роняя слезы.
– Лена, у меня к тебе большая просьба. Приедь, пожалуйста, завтра ко мне домой. К 12 часам дня. Адрес помнишь?.. Пообещай мне... Ты – единственная, кто у меня остался... Приедешь – узнаешь. И, надеюсь, меня поймешь, – и, чтобы избежать дальнейших вопросов, тут же закончила разговор. В их отношениях это подразумевалось: у Эммы, как у государственного деятеля, каждая минутка была на счету.
Тут же Эмма, не раздумывая, не оставляя времени на колебания, набрала еще один номер.
– Это больница «Скорой помощи»? – в голосе ее вновь прозвучали привычные властные нотки. – Врача Рубцова, пожалуйста, пригласите. Благородова спрашивает... Сергей Иванович? Благородова. Сергей Иванович, постарайтесь меня понять, не перебивая, и сделать, что попрошу. Я решила поставить точку в своей жизни. Надеюсь, вы хорошо понимаете, почему... После нашего разговора я тут же приму яд. Считая вас человеком порядочным и обязательным, прошу вас оформить мою смерть с соблюдением положенных формальностей. Дверь в квартиру я оставлю незапертой. Завещание написано на мою подругу и будет лежать на столе в кабинете.
Многое чего повидал, работая в больнице скорой медицинской помощи, врач Рубцов. Да, ему не раз приходилось вытаскивать с того света самоубийц, впрочем, большинство были, как он называл их, «демонстранты», пытавшиеся отомстить, наказать, проучить кого-то из своих близких. И он профессионально спасал недодушенных, недотравленных, недостреляных, недорезанных. Но звонок депутата Госдумы был, как ледяной душ в конце смены. Властные женщины – женщины власти – такими вещами не шутят. Он нервозно слушал ее, взъерошивая короткие волосы, порывался перебить.
– Эмма Вячеславна, подождите, давайте поговорим, не кладите трубку, вы же сильная женщина...
– Я всегда в жизни делала все обстоятельно... Доктор... Сергей, вы последний, с кем я говорю. Прощайте, мне пора...
И связь оборвалась, как перетянутая струна. Рубцов выругался, схватил внутренний телефон, набрал дежурную бригаду. Про гибель депутатских детей от наркотиков знала уже вся больница.
– Это Рубцов! Черт возьми... Благородова позвонила, решила с собой покончить. Давайте, срочно в ее адрес гоните. Может, успеете.