Вы меня не знаете

Тут ее телефон звякает уведомлением, она быстро нажимает кнопку и убирает его в сумочку. Думает, я не заметил. Но я заметил.

– Я и не знала сначала. Но чем больше слушала, тем больше было похоже, что это он. Поэтому я все рассказала Курту. Чтобы он проверил. Можно ли этому доверять.

Курт встает, держа блокнот.

– Ребят, слушайте. Сейчас не важно, откуда у Киры инфа. Нам по-любому надо его остановить. Он подбирается к Гилти, а мы – на очереди, это сто процентов. Нельзя же просто сидеть и ждать, пока нас замочат.

Ки снова садится и берет свой блокнот. Я пытаюсь поймать ее взгляд – может, смогу ее прочитать, – но она нарочно не смотрит на меня.

– Ладно, Курт, – она открывает блокнот, – если делать, то делать быстро. Фейс в пятницу будет в клубе «Чарли Хорс» на Джейк-стрит. Это наша возможность.

Курт кивает, будто она предложила пойти съесть по бургеру.

– Что, вот так просто? – Я поражаюсь, как легко они об этом говорят.

– Да. Вот так просто. У тебя все еще есть пистолет. Пойдем туда в девять.

Я чувствую, что она снова отдаляется от меня. Мне не хватает сил ее удержать. Она ускользает у меня из рук. Правда, в этот раз я не знаю, она отстраняется или я. Она говорит так, что почти кажется, что все это сон. Я то включаюсь, то отключаюсь, прежде чем нахожу четкий сигнал.

– Я все утрясла с вышибалами, они пропустят меня через главный вход. Вы с Куртом зайдете с черного. Я договорилась, что двери запирать не будут. Вы их просто потянете на себя и зайдете. Внутри увидите коридор и лестницу, она ведет в основной зал клуба. Будет темно, так что посветите телефонами. Слева будет дверь. Подождете там. Я впущу вас, когда будет пора.

Курт кивает.

Я все еще не могу поверить своим ушам. Все кажется нереальным. Я как будто попал в середину фильма, в котором должен был участвовать с самого начала. Я не то чтобы забыл свои реплики, я как будто и не знал, что они у меня есть. Я выхожу из транса, вдруг заорав на Курта:

– Курт, ты это вообще слышишь? Ки, мать твою, ты о чем говоришь?!

– До сих пор не можешь смириться? – Она наклоняет голову набок, из ее глаз сыплются яркие искорки.

Курт становится между мной и Ки, будто опасаясь, что я что-нибудь ей сделаю.

– Бро, какие у нас еще варианты? У меня же не получится вечно спасать Гилти от пуль, – говорит Курт, но смотреть на меня он не может, поэтому смотрит на свои ладони.

– Блядь, – говорю я, – так нельзя.

– Почему? Почему нельзя? Нельзя как раз по-другому, – говорит Ки и не сводит с меня глаз до тех пор, пока я не могу больше смотреть на нее.

Перерыв: 15:00

34

15:35

Говорят, бывают такие моменты, когда ты на перепутье. Не знаю, может, вы о таких моментах и сами слышали. Но что бы вам ни говорили, на каком бы перепутье вы ни стояли бы сами – поверьте, никакое это было не перепутье. Скорее, поворот или участок дороги, с которого слез асфальт. А вот я тогда, в тот момент, реально был на перепутье.

Не знаю, случилось бы то, что случилось, если бы я хоть в чем-то поступил по-другому. Может, если бы я даже сказал другие слова, это что-то бы изменило. Но я помню, что в тот день увидел перед собой перекресток. И каждая дорога вела туда, куда я идти не хотел. Все они вели либо в один ад, либо в другой. И ни с одной из них потом не свернешь. Что я знаю точно, так это если вы хотите пойти по какой-нибудь из дорог или можете принять тот факт, что пойти придется, то никакое это не перепутье, уж поверьте.

– Ладно, – говорю я наконец, – но, если мы собрались это сделать, делать будем по-моему. – Я смотрю на их лица и не вижу сопротивления, и поэтому продолжаю: – Во-первых, я не знаю, где мой пистолет. Я не видел его с той заварушки с Джамилем в притоне. Во-вторых, Ки, ни через какой главный вход ты не пойдешь, ты останешься здесь. В-третьих…

– Стоп. Стоп. Стоп, – говорит Ки. По ее глазам я вижу, что она не отступит. – Без меня у вас ничего не выйдет. Вас убьют. Ты понимаешь? Без меня вы не попадете в клуб, и никто не позвонит вам и не скажет, когда Фейс останется один. Если вы пойдете туда сами и он вас увидит, все его двадцать парней наперегонки кинутся вас мочить.

– Да? А теперь для разнообразия ты попробуй угнаться за моей мыслью, Ки, потому что никто свой телефон в этом клубе включать не будет. Никаких телефонов, значит, и ты не нужна.

– Можно подумать, ты меня плохо знаешь. – Она улыбается уголком губ. Снова открывает сумочку и бросает мне и Курту по куску черного пластика.

– Это еще что за хреновина? – спрашиваю я.

– Рация двусторонней связи. Взяла у вышибал. Они пользуются одним каналом, мы – вторым.

– Когда? Когда ты их достала? – Все до сих пор кажется нереальным, и я не успеваю за ней. Смогу ли я вообще за ней угнаться, подумал я в ту секунду. – А пистолет? Откуда мы его сейчас возьмем?

– Курт. – Она переводит взгляд на него. Он стоит у окна и смотрит на улицу, его огромная фигура отбрасывает на пол тени. – Можешь как-то помочь с пистолетом?

– Если только такой, который уже был в деле, но, наверное, к пятнице достать смогу, – отвечает он.

– Ну вот и решили, – говорит Ки. Она все продумала.

– Еще вопрос, – говорю я. – Откуда ты знаешь, что Фейс там будет?

– Просто знаю, – отвечает она так, будто говорить больше не о чем.

Как только Курт ушел, все огоньки у нее в глазах потухли. Затворы закрылись, и каждый раз, когда я пытался вовлечь ее в разговор, она просто смотрела сквозь меня. Естественно, я понимал, что для нее все это стресс. Для меня тоже, но отвечаю: если снять несколько слоев, под ними, скорее всего, буду прежний я. Да, чуть более дерганый, но в целом такой же, как раньше. А Ки изменилась. Не поймите неправильно. Понятно, что после всей херни она имеет право измениться. Но она менялась прямо на моих глазах, да так, что за всеми этими изменениями я не поспевал. Уверен, что все это из-за Спукса.

Больше всего она менялась после встреч с ним. Когда она ходила к нему в первый раз и вернулась в парандже, напугав меня до смерти. Тогда-то это и произошло. Изменение. Не такое, которое бросилось бы в глаза кому-то со стороны, но я-то видел. Сначала оно было еле заметно, как будто краски, которыми она нарисована, начали менять тон. Зеленые стали не такими чистыми. Синие – не такими звенящими. Все цвета стали приглушенными, как на фотографиях семидесятых годов, на которых цвета такие, какие надо, разве что менее резкие и яркие, чем натуральные. Но ее цвета были теперь совсем не правильные.

Я беспокоился и попытался поговорить с ней, когда Курт ушел, но, если бы вы знали Ки, вы бы знали, что она не из тех, кого можно переубедить. Ничего удивительного. Она всегда была такая. Эту ее черту я ненавидел.

Любому нормальному человеку можно поднять настроение, рассказав, допустим, что-нибудь смешное. И даже если не сразу, то со временем это обычно действует. С Ки такое не пройдет. Она воспринимала такое как оскорбление в адрес своего состояния. Как будто ты говоришь ей: «Ты сейчас чувствуешь не то, что надо, так что давай-ка чувствуй что-нибудь другое». Ей хоть что говори. Из ее состояния ее не вытащить, что ни делай. Уж я-то знаю, сам сколько раз пробовал. Самое лучшее – дать ей время переварить чувства. Оставить все, как есть, пока они не сделают свое дело так, как надо ей. Я в таких случаях просто менял тему.