Вы просто не знаете куда смотреть
Шрифт:
Я только глаза закатил.
Вслед за Калдырём новое имя получил Заебисьман.
– О, бар работает, заебись! – сказал невысокий плотный еврей с небольшими, но отчётливыми пейсами, осматриваясь при входе и обмахиваясь белой панамой.
– Пиво какое есть?
– Жидкое. Жёлтое. С пеной. В кране.
На подключённой к крану кеге никакого логотипа нет.
– Вот и заебись, что жидкое, – радостно кивнул Заебисьман. – Налейте кружечку.
Я налил.
– Пиво как пиво, – оценил тот, попробовав. – Ну и заебись. Я пойду, за столик присяду.
За столиком Заебисьман неторопливо расположился так, как
– Спорим, до второй кружки он так и не дойдёт? – сказал подошедший к стойке серьёзный мужчина с кинематографически-мужественным лицом и неестественно широкими плечами.
Он снял с головы форменную полицейскую фуражку и положил её на стойку.
– Всё, теперь я официально не на службе. Виски, пожалуйста. Содовую. Сразу повторить.
Всосал в себя первый стакан как будто чистую воду, протянул руку за вторым.
– Вижу, у вас проблем с этим нет, – вежливо отметил я.
– Метаболизм такой. А на нём, – полицейский показал большим пальцем за спину, – бар не заработает.
– Рад любому клиенту, – соврал я.
Таких полицейских я видел только в комиксах – строгие голубые глаза, квадратный подбородок с ямочкой, баскетбольный рост, могучая фигура и форменная рубашка, до треска натянутая на грудных мышцах. У нормальных служителей закона она обычно выпирает ниже.
– Я заместитель начальника городского отделения полиции, – представился тот. – Но многим нравится называть меня «депьюти», как будто я помощник шерифа. Хорошо, что вы открылись, бара нам не хватало.
– Разве полиция одобряет питейные заведения?
– Когда люди организованно выпивают в одном месте, это уже не пьянство, а общественная жизнь. А, если что, наш участок буквально в двух шагах.
Полицейский протянул руку, и я её пожал. Рукопожатие поразило жёсткостью и силой.
– Протез, – сухо стукнул костяшками пальцев по стойке полицейский. – Пострадал на прошлом месте несения службы.
– Вся рука или только кисть?
– Обе руки. Плечевой пояс. Позвоночник. Лицевая часть черепа. Ноги. Я не всегда был такой красавчик, но профсоюз не поскупился на пластику. От моего собственного лица ничего не осталось, это выбрали из каталога клиники. Я был в коме, меня не спросили, но теперь уже привык.
Улыбка выглядит почти естественно, разве что отличается идеальной симметрией, которая редко бывает у людей.
– Да вы прямо Терминатор!
– Кто?
– Кино такое. Не видели?
– Нет. Впрочем, неважно. У нас тихий городок, но, если что, я всегда рядом.
«Депутатор» встал, надел фуражку и вышел. Видимо, вернулся на службу. Ни в тот день, ни позже полиция не поинтересовалась, по какому праву я распоряжаюсь в баре, не спросила лицензию на торговлю алкоголем и не проверила документы.
Кому-то это могло бы показаться странным. Но не мне.
***
Люди
в тот день приходили и уходили. Кто-то задерживался у стойки, кто-то садился за столик, кто-то выпивал стаканчик, кто-то (муж владелицы мотеля) планомерно надирался в стельку. Я наливал, смешивал, кивал, улыбался, протирал стаканы в паузах.– Включите звук, это мой любимый момент, – попросил очередной клиент, сидя у стойки.
Протянув руку (пульта нет), я повернул массивную ручку громкости на телевизоре. Там шло то же самое ток-шоу:
– …Апория о стреле утверждает, что летящая стрела неподвижна, так как в каждый момент времени она занимает равное себе положение, то есть покоится. Поскольку она покоится в каждый момент времени, то она покоится во все моменты времени, то есть не существует момента времени, в котором стрела совершает движение. Вот так и время распада метастабильного квантового состояния любой системы прямо зависит от частоты событий измерения её состояния. Поэтому контролируемая система никогда состояние не изменит. Этот парадокс доказан экспериментально: например, если попытаться перевести атом в другое состояние с помощью излучения и одновременно измерять его состояние ультрафиолетовым лучом, то переход потребует гораздо больше энергии, чем вне процесса наблюдения. Наблюдение надёжно фиксирует состояние…
– Вам это правда интересно? – спросил я.
– А вам нет?
– Слишком академично на мой вкус.
– Вы так считаете? Видите ли, дело в том, что человек и наблюдаемый им мир является как раз той самой квантовой системой в метастабильном квантовом состоянии. Поэтому мир не меняется, пока вы на него смотрите, но стоит на секунду отвернуться…
– Простите, я сейчас.
– Ты куда ручонки тянешь? – спросил я Швабру, пристраивающую стакан к пивному крану.
– Один стаканчик, – фыркнула та. – Пить хочется.
– Тебе лет сколько, напомни?
– Ну, допустим, семнадцать.
– Вот тебе и «ну». Вон, тоник в холодильнике. Отлично утоляет жажду. Для тебя – за счёт заведения. Или ты хочешь, чтобы бар лишили лицензии?
Я понятия не имею, есть ли у бара лицензия, но так звучит весомее.
– Зануда, – буркнула Швабра, открывая холодильник.
Когда повернулся обратно к стойке, безымянного посетителя уже не было, и я о нём не вспомнил. Только телевизор работает со звуком:
– …Так же связано с локальной геометрией пространства-времени и квантовое состояние сознания, определяемое через потенциал действия нейрона. То есть то, что мы называем уровнем личного детерминанта…
С облегчением скрутил громкость на ноль, оставив диктора открывать рот беззвучно.
***
– Никто не наблевал, надо же, – мрачно удивилась Швабра, – везёт мне в первый день.
Она идёт по залу, поднимая стулья на столики.
– Здесь довольно приличная публика, – сказал я и сразу поправился, посмотрев на мужа хостес, спящего головой на столе. – В основном.
– Приличная? Тогда почему бы ей не целиться получше в туалете, этой публике? – злобно прошипела девушка. – Неужели так трудно не воображать себя городским фонтаном?