Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Ленин же настаивал на том, что разруха и общая технико-экономи­ческая отсталость России позволяют строить социализм только посте­пенно, опираясь на «диктатуру пролетариата» в виде сложившегося в годы Гражданской войны государства-партии. Этот путь предлагал ук­репление такого государства со всем его карательным аппаратом. Поэ­тому Ленин в 1921—1922 гг. требует «расширить применение расстре­ла (с заменой высылкой за границу)... ко всем видам деятельности меньшевиков, с.-р. и т. п.». В соответствии с этой установкой в стране были ликвидированы последние остатки многопартийности, начались невиданные со времен римских императоров гонения на церковь, на знаменитом «философском пароходе» в 1922 г. были высланы видней­шие экономисты, социологи, философы и историки. Был существенно ужесточен и внутрипартийный режим. На том же X съезде партии вместе с решением о замене продразверстки продналогом была приня­та и резолюция о запрещении фракционной деятельности, фактически упразднившая внутрипартийную демократию и свободную дискуссию.

Нэповская социально-политическая модель, как она сложилась к 1922г., предусматривала жесткий авторитарный режим в политике и смешанную административно-рыночную модель в экономике при сох­ранении «командных высот» (т. е. крупной и части средней промыш­ленности и торговли, железнодорожного транспорта) в руках госуда­рства. Но в такой комбинации изначально, уже «на входе» были зало­жены трудноразрешимые противоречия политики и экономики, плана и рынка.

Экономика в годы нэпа

Несмотря на краткий отпущенный нэпу срок — около восьми лет — внутри этого периода исследователи выделяют два хронологических отрезка (1921 — 1925; 1926—1928). Для первого характерны разви­тие экономической реформы и достижение ею пика при частичном реформировании политической системы, для второго — нарастание противоречий и свертывание нэпа, когда политика партии фактичес­ки возрождает военно-коммунистические тенденции. На первом дви­жущей силой является экономика, на втором — ее корректирует поли­тика. Водораздел 1925—1926 гг. связан как с затуханием революци­онной волны в мире и ослаблением надежд на помощь извне, так и с усилением внутренней напряженности: нарастанием политической активности крестьянства, внутрипартийной борьбой между Стали­ным и Троцким за место вождя, различными оценками экономичес­ких перспектив нэпа со стороны партийных экономистов.

В 1921—1924 гг. проводятся реформы управления промышлен­ностью, торговлей, кооперацией, кредитно-финансовой сферой. Была проведена денационализация мелкой, а отчасти и средней промышлен­ности, в результате чего в руках государства осталась лишь треть ранее национализированных предприятий. Разрешается создание небольших частных предприятий с числом рабочих не более 20. Воссоздаются крупные ярмарки, открываются биржи. Допускается участие ино­странного капитала в форме концессий, смешанных акционерных об­ществ и совместных предприятий. К 1927 г. работали 92 таких пред­приятия, преимущественно в горнодобывающей промьпнленности.

Возобновляется развитие разных форм кооперации, причем в плане налоговом, кредитном и снабженческом кооперативные пред­приятия были поставлены в более выгодные условия, чем частные, считаясь более «социально близкими» советской власти.

Все это потребовало отмены принудительного труда и введения рынка рабочей силы, реформирования системы заработной платы. Была введена тарифная система оплаты труда, отменены характерные для «военного коммунизма» натуральные пайки, трудовые мобилиза­ции. Создается двухуровневая банковская система: Государственный банк и сеть кооперативных и местных коммунальных банков. Денеж­ная эмиссия как источник доходов государственного бюджета заменя­ется сложной системой прямых и косвенных налогов (промысловый, подоходный, сельскохозяйственный, акцизы на товары массового по­требления и т. д.). Налоговое бремя и на первом этапе было весомым (в 1925 г. — от 35 до 52% дохода в частном секторе), а на втором ста­ло непомерно расти.

Денежная реформа 1922—1924 гг. ввела в стране твердую денеж­ную единицу, обеспеченную золотом, — червонец, а вместо обесце­нившихся «совзнаков» — медные и серебряные рубли, которые в чул­ках и комодах старшего поколения дожили и до нашего времени — они были копией «настоящих» царских монет из высокопробного се­ребра. Червонец на западных биржах оценивали почти в пять долла­ров США (до 1926 г., когда торги по нему были прекращены).

Вместе с тем в руках государства оставались значительная часть промышленности, вся внешняя торговля, где большевики, как они выражались, сохранили за собой «командные высоты». Декретами Совнаркома в 1923 г. были определены новая структура и устав госу­дарственных промышленных предприятий (трестов) и государствен­ной торговли (синдикатов). Они получили большую хозяйственную самостоятельность, их деятельность строилась на принципах хозрас­чета и самоокупаемости.

Наиболее быстро приспособились к нэпу мелкая промышленность, розничная торговля и деревня. Более медленными темпами шло восста­новление тяжелой промышленности. Но внедрение хозрасчета, матери­альной заинтересованности, реабилитация понятия прибыли все же да­ли свои плоды. После страшной засухи 1921-го и голодного 1922 гг. сельское хозяйство стало постепенно увеличивать свои объемы. К 1923 г. в основном были восстановлены дореволюционные посевные площади. В 1925 г. валовой сбор зерна почти на 20,7% превысил среднегодовой сбор наиболее удачного для России пятилетия 1909—1913 гг. К 1928 г. страна по основным экономическим показателям, в том числе и по национальному доходу, достигла довоенного уровня. Это создало условия для некоторого улучшения материального положения рабо­чих, крестьян, служащих. Реальная заработная плата рабочих к 1925—1926 гг. в среднем составляла 93,7% их довоенного заработка. Продолжительность рабочего дня равнялась семи часам при шести­дневной рабочей неделе.

Но с ходом времени обнаружились и проблемы. Эффективность нэповской экономики в целом была ниже дореволюционной. Почти 90% валовой продукции промышленности производилось госпред­приятиями, но производительность труда на частных предприятиях была почти в два раза выше. Высокие темпы роста в первые годы нэ­па во многом объяснялись «восстановительным эффектом»: в про­мышленности вновь начинало работать простаивавшее оборудование, в сельском хозяйстве вводились в оборот заброшенные ранее площа­ди. Когда эти резервы стали иссякать, страна столкнулась с необходи­мостью огромных капиталовложений в промышленность. На иност­ранные инвестиции после отказа большевиков признать долги царс­кого и Временного правительств рассчитывать не приходилось. Можно было бы попробовать привлечь частные капиталы, но тут по­требовались бы определенные гарантии. Большевики пошли по пути усиления налогового пресса, повышения арендной платы и т. д. В сере­дине 1920-х гг. был популярен анекдот про нэпмана, который на воп­рос о том, как дела, отвечает: «Живу как картошка — если не съедят, то посадят, а если не посадят, так съедят».

Все это приводило к сворачиванию производства, нехватке про­мышленных товаров, увеличению цен, что, в свою очередь, тормози­ло рост жизненного уровня всех слоев населения. Серьезной пробле­мой была безработица. Жилищный вопрос, несмотря на проводимые в первые революционные годы «уплотнения буржуазии», не только не был решен, но и еще больше обострился. Городские квартиры превра­щались в многосемейные коммуналки, где, по словам известной пес­ни Высоцкого, «на тридцать восемь комнаток всего одна уборная», вокруг городов росли рабочие поселки из бараков.

Главный узел проблем завязывался в деревне. Еще в 1921 г. Ленин сделал вьшод, что «только соглашение с крестьянством может спасти со­циалистическую революцию в России, пока не наступила революция в других странах». Поскольку последняя явно откладывалась, а страну надо было поднимать из руин, большевики отказись от продразверстки, ввели нэп, признали особые интересы и права деревни. Земельный кодеке РСФСР, принятый в декабре 1922 г., закрепил итоги осуществлен­ной самим крестьянством аграрной революции. Социалистическое, а по сути военно-коммунистическое земельное законодательство ' 1918—1920 гг. было отменено. Решение земельного вопроса вновь приводилось в соответствие с требованиями крестьянского Наказа пар­тии эсеров в 1917г., отраженными в знаменитом Декрете о земле.

Передача практически всех сельскохозяйственных земель в трудовое пользование крестьянства и уравнительное перераспределение земли означали, во-первых, «осереднячивание» крестьянских хозяйств, натурализацию производства, некоторое ослабление рыноч­ных связей. Во-вторых, совершилось возрождение общины, которая в 1927 г. на территории РСФСР охватывала 95,5% крестьянских зе­мель. В известном смысле можно говорить вслед за экономистами 20-х гг. об «экономически реакционных» результатах аграрной рево­люции в России, или — словами современных историков — об «архаи­зации» послереволюционной структуры общества. Однако при этом из аграрной структуры были устранены помещики (главные носители архаики), а крестьяне, возродившие общинную организацию, сами были уже далеко не архаичны. С переходом к нэпу возобновился про­цесс социального расслоения деревни, но уже как органический, без насильственной экспроприации бедных богатыми.