Выбор[Новое издание, дополненное и переработанное]

Во время Кронштадта Вася уже виртуозом был. Что в одном искусстве, что в другом. Казнил кронштадтских матросиков товарищ Тухачевский. Красиво казнил — под лед их, сволочей, спускал-запихивал. Дядя Вася после того за Тухачевским и увязался: снимал, как товарищ Тухачевский в Тамбовской губернии заложников в болота загонял. В топь. Как мужиков с бабами в избы заколачивал и целые деревни жег. Очень убедительные фильмы получались. Жаль, что все потом засекретили… Молодому поколению они сейчас бы как воздух живительный!

Много всего за двадцать лет работы было. Был потом и сам Тухачевский. Без сапог. Готовили Тухачевского к исполнению, а Вася технику свою кинематографическую разворачивал, тут-то Тухачевский Васю и опознал: мол, ты ли это? Никто никогда не узнавал, а тут… Может, не Васю узнал, а камеру съемочную: вишь ты, как в Кронштадте! Расстрел с кином! Вася ему сложенной треногой по горбу врезал: плывешь, сука, в крематорий, и плыви мимо, других не цепляй, за собой не тащи.

Чуть тогда не сгорел Вася. Как знакомец Тухачевского. Но повезло: всех, кто работал тогда на ликвидации, скоро самих перестреляли, не успели про Васю доложить… Всех перестреляли, а Васю оставили. Может, опечатка в списке вышла, может еще что…

Так он жить остался. Ах, какая жизнь Васе выпала! Расстреливай и снимай. Снимай и расстреливай. И самому товарищу Сталину демонстрируй.

Все в прошлом. Не пустят Васю больше в подвалы расстрельные. А без любимого дела люди несчастны. Шахматист на пенсии может заниматься своим любимым делом — играть в шахматы, скрипач-пенсионер — на скрипке пиликать, дворник на пенсии — двор мести, милиционер-пенсионер может купить свисток и целый день свистеть. А что палачу-пенсионеру прикажете делать?

Все бы отдал Вася за то, чтобы снова молодым стать. Как Макар. У которого все впереди, вся жизнь.

Все ушли. Тихо в подвале. Дядя Вася один. Он прощается со своей судьбой. Как слепой, осторожно трогает любимые бетонные стены, пулями побитые. Поздно, ах, поздно он в это дело пришел. Выпало ему расстреливать всего только 21 год. А Макару выпадает вся жизнь в этом деле. Ну и пусть ему повезет. Пусть и он счастлив будет, как дядя Вася был счастлив на своем посту…

Через все расстрельные годы пронес Вася любовь к искусству, никому никогда не открыв тайны своей. Пусть думают, что он просто выполнял долг перед рабочим классом. Пусть думают, что его просто поставили на эту трудную, но почетную должность, и он просто работал.

А ведь он же не просто работал! Он душу вкладывал!

По дряблым щекам катятся слезы, и Вася не вытирает их. Знает: тут его никто не увидит. Знает: тут ему некого стесняться.

7

Самое главное в спецпоезде товарища Берии — бронеплощадка. Так повелось, что бронеплощадку представляют открытой. Вот тут вы, золотые мои, и обмишурились. Бронеплощадка — это закрытый, полностью бронированный вооруженный вагон бронепоезда. На четырех осях. От бронепоезда один вагон броневой отцепили и впереди бериевского локомотива прицепили. Вооружение бронеплощадки — одна орудийная башня от танка Т-35 и две маленькие башенки. В орудийной башне — пушка калибра 76 мм и три пулемета, курсовой, кормовой и зенитный, да еще по одному пулемету в каждой пулеметной башне. Кроме того, три ручных пулемета: на вынос или для стрельбы через амбразуры. Экипаж бронеплощадки — 12 человек.

За бронеплощадкой — паровоз. За паровозом вагоны пассажирские: первый — для охраны, экипажа бронеплощадки и двух паровозных бригад, второй — для радиостанции, радистов, шифровальщиков и телеграфистов. Третий — для товарища Берии. Четвертый — ресторан и кухня, пятый — женский, для обслуживающего персонала. И в самом конце — платформа для двух легковых машин и пяти мотоциклов.

Комендант спецпоезда капитан государственной безопасности Мэлор Кабалава вызвал к себе начальника Курского вокзала и приказал найти место для поезда.

Много требований к такой стоянке: станция огромная, а должен стоять спецпоезд где-то в сторонке, чтобы внимания не привлекать. Лучше, если между двух составов, которые никуда не уйдут, которые спецпоезд собой прикрывать будут.

Начальник станции понятливым оказался, кивнул, место указал — в глухом тупике, на ржавых рельсах, бурьяном заросших, меж двух грязных ремонтных поездов, в которых какие-то лентяи-ремонтники спят непробудно, как московские пожарники в 1812 году.

Меж двух ремонтных поездов капитан государственной безопасности товарищ Кабалава свой спецпоезд и загнал.

Поезда ремонтные — грязные, обшарпанные. Это для маскировки хорошо. Собой они, чумазые, сверкание бериевского спецпоезда заслоняют. Ремпоезда — почти вымершие, ремонтники — не то чтобы сонные, а все больше пьяные. Пьяные, но тихие. Не буянят, не орут. Им и дела никакого до спецпоезда товарища Берии нет. Ремонтники мозгами своими, мазутом забрызганными, даже и сообразить не способны, какой важности поезд меж их поездов поставлен.

Еще одно преимущество у той стоянки капитан государственной безопасности товарищ Кабалава отметил, но никому не сказал. Преимущество вот в чем. Стоять бериевскому спецпоезду на той стоянке — неизвестно сколько времени. Может, месяц, может, два. В пятом вагоне — женщины обслуживающие томятся. Только знает товарищ Кабалава: над всем поездом он начальник, но к пятому вагону ему близко подходить не рекомендуется. И другим тоже. Товарищ Берия не любит, когда к пятому вагону приближаются. Сердится.

Потому кавказский человек товарищ Кабалава сразу стоянку оценил: кругом составы пустые, вагоны пассажирские да товарные. Никого почти вокруг… И забор. И дырка в заборе. Можно иногда проверять бдительность несения службы охранниками, да и отлучиться… На часок. Прямо за забором какие-то переулки-закоулки. И оттуда, из закоулков, через дырку девки в ремонтные поезда в гости наведываются. Девки — на любой вкус: большие и маленькие, толстые и тонкие, блондинки, брюнетки, шатенки. И все они, кавказского человека Кабалаву завидев, как-то по-особому улыбались и вроде таяли. Ходят девки к сонным-пьяным ремонтникам, а чувствует Кабалава: помани любую пальчиком… Разве у ремонтников есть такие усы, как у Кабалавы? Перед зеркалом в командирском купе Кабалава усы щеточкой чешет…

Соперники ли ему какие-то смазчики-сцепщики из ржавого поезда «Главспецремстрой-39», который справа стоит, и из облупленного поезда «Главспецремстрой-12», который слева?

ГЛАВА 7

1

Начальник бериевского спецпоезда капитан государственной безопасности Мэлор Кабалава чуть приоткрыл правый глаз, застонал и снова его закрыл.

Первое и единственное желание — умереть.

Болит все: голова, руки, ноги; горит распухший язык и вываливается из сухого кислого рта; во рту… лучше не думать о том, что во рту… Изнутри разрывают его бренное естество тысячи топоров. Выворачивает. Если бы какой врач смог представить, что внутри Кабалавы творится, то, не задумываясь, поставил бы диагноз: острое воспаление нутра. А в голове вагонетки стахановские грохочут.

Он попробовал приподнять голову, но прилив тошноты приступил с такой силой и яростью, что сердце на мгновение остановилось, и его вновь бросило в крутящуюся, искрящуюся серость.