Выбор. Долгие каникулы в Одессе
Шрифт:
Глава 15. Перелистывая страницы
Есть люди, которые родились на свет, чтобы идти по жизни в одиночку, это не плохо и не хорошо, это жизнь.
– Ох, Бэлла, что-то в последнее время у меня за Мишеньку так сердце болит, что порой места себе не нахожу, но шо с этим упрямцем делать прямо-таки и не знаю. Никаких нервов на него не хватает! – Эсфирь Самуиловна разлила кофе по чашечкам и присела на стул. – Маленькие детки – малые заботы, но детки растут, а вместе с ними растут и заботы. И что ты себе думаешь? Миша теперь уже собирается во Францию! А чего он там не видел такого, чего нет у нас в Одессе? Ему в том Париже
– Ты же знаешь, Миша Консерваторию закончил с отличием, так у него теперь все пути-дороги впереди открыты. Григорий Арнольдович в Москву к себе приглашает, место пианиста в оркестре обещает. Пишет, что самому Немировичу-Данченко Мишина музыка понравилась и он предлагает писать для его театра. И ты думаешь, таки – да? Так – нет, он остаётся в Одессе! Теперь вот у Вилинского в ассистентах ходит, лишь бы при Консерватории быть, а не болтаться без дела как босяк. – женщина отпила маленький глоточек кофе, промокнула губы салфеткой и грустно заключила:
– А всё из-за того, что связался с этим рыжим шлимазлом и твердит шо Моня умница и талант, а Миша теперь должен ему помочь раскрыться. Ой вей, да у нас в Одессе таких рыжих умников хоть пруд пруди! В какого еврейчика пальцем не ткни, так сразу в талант и попадёшь. Специально захочешь, так всё равно не промахнёшься, а если он ещё и скрипку в руках держать умеет – так вообще гений. Уже играть уметь не обязательно!
– Тоже мне, «раскрывальщик» нашёлся! – Эсфирь смешливо фыркнула, но потом вновь озабочено сдвинула брови. – Говорю ему, Мишенька, если хочешь продолжить образование, так езжай в Москву пока тебя приглашают или, если хочешь так в Ленинград там тоже очень хорошая консерватория на что тебе этот Парижский вертеп сдался? Там ведь ничему хорошему не научат! Так он, паразит такий, смеётся шо в Одессе плохому его научат ещё быстрее!
– Фира! Ты только не обижайся, но я тебе сейчас за Мишу так скажу. Он у тебя и правда мальчик талантливый, такие стихи душевные пишет, шо без слёз читать невозможно и музыку такую сочиняет, что прямо оторопь берёт. У Сонечки вон, штук пять тетрадок его песнями исписаны, так некоторые страницы и прочитать невозможно, так слезами закапаны. Думаю, что не только у одной моей девочки его стихи в тетрадки переписаны. Но есть в Мише что-то мне непонятное, как будто он со стороны на всех нас смотрит. Вот вроде бы и рядом с нами со всеми, а всё равно наособицу. – Белла помолчала, словно раздумывая, стоит ли продолжать дальше, но затем сама себе кивнула решив что стоит.
– Мальчишки во дворе его просто обожают и чуть ли не в рот заглядывают, а почему? Да потому што знает и умеет больше, чем они, но он не кичится этим, а словно так и должно быть. Вот откуда это у него? Но мальчик он правильный, ничего худого про него никто не скажет, вежливый, приветливый. Вот только иногда что-нибудь как ляпнет, так хоть стой хоть падай всё равно не поймёшь, что он этим сказать хочет. Вроде бы и по-русски сказал, а всё равно непонятно. – Белла нахмурилась.
– Но, если он что-то задумал, так с этого пути его уже не свернёшь. Вот вспомни, как мы все были против его бокса. И шо? Послушал он нас? Как бы не так! Мало того, что сам в секцию записался, так и братьев за собой потянул. Но это он, в общем-то, правильно сделал. Чем мальчишкам по городу без цели летом слоняться, или по катакомбам шастать с большими шансами на неприятные приключения, так лучше пусть уж спортом занимаются. А наши страхи, что он руки себе повредит или голову ему стряхнут так и не оправдались. Как мне Сонечка сказала он вообще в своей секции только тренируется, но на ринге не боксирует. Только с тренером иногда да с испанцем, что у нас в порту механиком работает.
– Или возьми, к примеру ансамбль. Мы-то с тобой знаем, что это Мишина придумка, Мендель только помогал ему. И что? Сделал такой шикарный оркестр и отошёл в сторону. Почему? Никто ничего не понимает. Фляйшман уже и у
меня спрашивал, может они чем Мишу обидели да сами того не заметили? Казалось бы, вот оно! Закончил консерваторию теперь играй в своё удовольствие, песни пой, езди на гастроли, это же твой ансамбль, какая никакая, а слава! Но нет, отошёл в сторону и стоит со стороны любуется. Вот этого мне в Мише не понять! – Бэлла Бояновна пригубила кофе и поставив чашечку на блюдце о чём-то задумалась.– Бэллочка, да на что мне обижаться-то? Ты правильно заметила, есть в Мише такая странность, что он иногда как бы со стороны на всех смотрит и оценивает. Я к этому поначалу тоже с беспокойством относилась, а сейчас ничего, уже привыкла и плохого в этом ничего не вижу. Миша говорит, что он так своё критическое мышление развивает. Ой, даже и не спрашивай, шо это такое! Я и сама не знаю откуда у него слова эти берутся. Но вот то, шо он упёртый, в этом я с тобой даже и спорить не стану. Он всё равно всегда по-своему всё делает, но так, что и отказать ему в этом нет никакой возможности.
– Иногда меня эти его затеи и увлечения даже пугают, как тот же бокс. Но сейчас он увлёкся чем-то уж совсем для его возраста неподходящим. – женщина задумчиво сделала в воздухе неопределённое вращательное движение указательным пальцем, словно пытаясь что-то раскрутить или огладить. – И меня это уже чуточку начинает волновать! – Эсфирь отпила глоточек кофе и понизив голос до шёпота продолжила: – Бэлла, ты же сама знаешь, как в последнее время стало трудно доставать новые модные журналы, не говоря уж об интимных вещах.
– Раньше-то я всё это через мадам Полякову заказывала, но теперь её магазинчика уже нет, и сама мадам куда-то съехала. Так что всё сложно. Но вот Миша где-то свои музыкальные журналы покупает, а в последний год не только музыкальные. А ещё он оказывается неплохо рисует, я эти рисунки видела, и они меня шокируют, а у меня нервы! Их ещё есть где тратить кроме как на Мишу!
– Но Фира! Что ж тут необычного? Может ты просто не видишь вблизи всей картины в целом? Так отойди на пару шагов назад, протри свои глазки, одень очки и ещё раз взгляни на этот же пейзаж, но уже внимательно. Твой мальчик просто немножечко вырос и ему уже тринадцать лет! Возможно, ты этого и не заметила, но у него уже и пушок над губой темнеет. – Бэлла снисходительно взглянула на Фиру и непроизвольно хохотнула: – Милочка, пора привыкать к тому што твой мальчик взрослеет!
– И понятно, шо теперь у него не только одна музыка на уме, но и к девочкам интэрес появился. Вот и покупает он эти журналы. Но не стоит заострять и обращать лишнего внимания на такие его интэресы, чтоб зря не смущать парня. Все мы в детстве через это прошли. А то, что он рисует, так это же неплохо и вполне от Миши ожидаемо, талантливые люди талантливы во всём!
– Но неужели его рисунки настолько фривольны и неприличны, что ты встревожилась? Может с Мишей надо просто тактично поговорить на эту тему? Мало ли какие эротические фантазии у него сейчас бушуют в голове? Только надо как-то деликатно поговорить, чтоб не оскорбить чувства подростка, они в этом возрасте такие ранимые.
– Шо? Бэлла, вот это ты сейчас о чём говоришь? Какие такие эротические фантазии? Да я бы перекрестилась, хоть я и не гойка, если бы Мишенька только девочками интересовался. Нет, конечно, они его тоже интересуют, но уж из-за этого я бы волноваться точно не стала. Бэлла, он рисует аэропланы и покупает такие же журналы! Немецкие, французские, английские и наши советские, хотя последних совсем мало.
– А в журналах все новинки аэропланов и статьи о них, да ладно бы только это! Но я видела его рисунок, где он нарисовал себя в каком-то футуристическом костюме пилота и рядом с таким аэропланом, шо я нигде такого и не видела. Прямо чистый конструктивизм! Такой хищный силуэт у этого аэроплана, что и высказать нельзя какой он грозный, и Миша рядом с ним. Вот что меня беспокоит, а ты говоришь – девочки!