Выбор

Он ничего не говорит. Подрывается с места и устремляется к окну. Откидывает портьеру и вываливается в окно. На секунду я подумала, что он решил спрыгнуть. Но паника отступает, когда вижу его ноги, что торчат из-за лоскута ткани. Слышу как он тяжело дышит, словно это его душили.

Столько всего ощущаю даже описать не возможно. Встать бы и бежать, бежать не оглядываясь. Но чувство самосохранения идет нахрен. Поднимаюсь с кровати и медленно двигаюсь к окну, но стараюсь громко дышать, дабы мое приближение не стало для него неожиданностью. Еще одного приступа паники я не выдержу.

— Я сделал тебе больно? — Выдыхает глухо, вызывая армию мурашек. Ну что же, зато он в сознании и не навредит мне. Пока не навредит.

— Ерунда, просто испугалась, — зачем-то вру я. Ведь шея болит, скорее всего будет синяк.

Только я выравниваю пульс и новая волна. Гордей поворачивается так резко, оказавшись ко мне лицом, что я не успеваю отступить.

Опутывает своей паутиной. Накидывается губами на мою шею, плечи. А я лишь отвечаю на его прилив нежности. Внутри что-то взрывается, я не могу сопротивляться. Может это жалость, плевать. Сейчас он выглядит так, словно без этого ему не жить.

— Моя. Настоящая. Не отпущу. Прости, — шепчет он снова и снова, не останавливаясь. А потом замирает, отстраняется и отпускает руки.

А я чуть ли не плачу, ведь все тело дрожит и требует продолжения. Господи, какого хрена? Он такой сильный, такой властный грубый и нежный одновременно.

Камилла, не смей влюбляться в психа. Это очередная насмешка судьбы, проверка на прочность и благоразумие.

Пока я стою и пытаюсь прийти в себя, Гордей исчезает. Меня возвращает в реальность лишь хлопок двери в ванную, чем я решаюсь воспользоваться. Собираю волосы в пучок и выбегаю из комнаты. На этот раз не заперта.

Плевать на все! Я должна выяснить кто причастен исчезновению девушек. Может быть Гордей и вовсе не причем, а Антону только кажется. Ну вот, Камилла, ты уже стала его выгораживать. Чем быстрее я все выясню, тем легче будет это пережить. Ох, пережить бы вообще!

Оказавшись на втором этаже не рискую включить свет. Пробираюсь ближе к картине с животными. Что-то в стиле сафари, только в мрачных тонах. Львы и зебры взбунтовались. Не хотела бы встретиться со зверушками, когда они в гневе. Из кармана достаю зажигалку и аккуратно подставив ее к краю полотна чиркаю. В нос сразу же ударяет неприятный запах. Краска мгновенно темнеет и становится более податливой.

Только это все крайне медленно, я дергаюсь на любой звук и оборачиваюсь. Словно школьница, что тянет сигарету за углом.

— Не надо этого делать, — врезается мне в спину. Я от неожиданности даже выронила зажигалку, и не торопилась ее поднять. Лишь прижала пальцы к мочке уха, ведь обожгла подушечки.

— Тебе что-то известно про особенности данных полотен? — Вырывается из меня претензия, гораздо громче чем предполагалось. Я знала ответ на этот вопрос, но зачем-то спросила.

— Больше чем ты можешь представить, — нагибается Гордей и поднимает зажигалку. Более развернутого ответа не ожидала. Это его максимум.

Он поворачивает корпус на 90 градусов и приглашает меня обратно в опочивальню, без лишних слов. Это фиаско. Не удивлюсь если завтра тут не окажется картин вовсе. Или сигналку поставит, от сумасшедших вандалов, в лице меня.

Оказавшись в одной кровати так близко и так далеко не разговариваем. Каждый погружается так глубоко в свои мысли, что ни один спасатель не полезет вытаскивать. Его появление, реакция, лишь еще одно доказательство причастности к исчезновению. Надо бы устроить обыск, поискать еще улики. Но как его сплавить из комнаты?

Гордей засыпает первый. Я поворачиваюсь на бок и ловлю луч восходящего солнца на его щеке. Штора так и осталась не задернута. Пусть так, это возможность изучить его.

Он красивый, когда спит зубами к стенке. Прогоняю в голове и хихикаю. Щетина превращается в бороду. А еще… Шрам. Такой глубокий и похабно зашитый. Неужели нельзя было сделать красивее. Очевидно, что свежий. Не последствия штамповки Союза, когда всем без наркоза цыганской иглой.

Грудь вздымается от каждого вздоха. Я слежу за этими плавными движениями и не замечаю как сама проваливаюсь в сон.

Сплю спокойно. Никаких кошмаров. Тело расслабляется, а боль уходит. К утру не остается и следа от пыток прошедшего дня. Только легкая боль в желудке.

— Ты долго спишь, — бросает мне буквально в лицо футболку и шорты, что уже подсохли.

— А мы куда-то торопимся?

— Сегодня зарядка у воды. Поднимайся, — так сухо и безразлично, словно не он меня обжигал своей страстью ночью.

Остаюсь одна и решаю воспользоваться моментом. Прохожусь по ящикам стола, перебирая кипу бумажек. Копошусь в паре шкатулок, что стоят на полочке. Но кроме горы хлама ничего не нахожу. Какие-то пуговки, камушки, словно тайник пятиклассницы.

Так, Ками! Это все слишком логично! Смотри под другим углом. Где?

Окидываю комнату взглядом и замираю на стене с фотографиями. Та самая, что подсвечена прожекторами. Прощупываю каждую рамку с обратной стороны и на одной замечаю выпуклость. Значит кроме фото там еще что-то есть.

Снимаю ее со стены, отгибаю язычки и отчего-то не тороплюсь. Небольшое фото рыжеволосой девушки. Фотограф запечатлел ее душу, она чистата, невинна и невероятно нежна. Кудрявые локоны у лица, белая как мел кожа и глаза. Они зеленые, как два изумруда. На щеках румянец, не естественный, но так хорошо подобран в тон волосам. И стрелочки на глазах, подчеркивают некую дьяволинку. Она похожа на лисичку.

Вглядываюсь в нее, даже любуюсь. Потом переворачиваю снимок и вижу как в левом нижнем углу черной гелевой ручкой написано: Моя Лера.

e94964f1-a235-416f-9f3e-05bde1c16137.jpg

Вставляю фото в рамку, вешаю на предназначавшийся для фоторамки гвоздь и отхожу к столу. Столько вопросов и ни одного ответа. Беру зеркальце, что лежало в сумке, ставлю его перед собой и вглядываюсь. Пытаюсь отрицать, стараюсь, ищу различия… Но сука! Очевидно ведь, что мы похожи! Я не просто его типаж, я ее копия. Ну ладно, не копия, но мы очень похожи, даже слишком.

Антон знал? Он что решил припрятать пару фактов в рукаве? Чего еще я не знаю? Эта Лера его первая жертва? Может он и труп ее нашел?

Сердце как-то болезненно поднывает. Обида переполняет пока мчусь на всех порах вниз. Меня начинают утомлять эти качели. Я словно между двух огней. И оба причиняют мне боль. Мне нужна свобода. Нейтралитет!

Натыкаюсь на толпу за завтраком. Мерзкая блондиночка уже льнет к Гордею. Касается его плеча, руки. С трудом сдерживаюсь чтобы не вылететь на улицу, но не хочу расспросов и погони. Усаживаюсь на свободный стул, и хоть один был рядом с Антоном, упала я слева от Кира.