Выбор
Шрифт:
— Благодарствую, бабушка Агафья.
Волхва кивнула, да к Усте повернулась.
— Готова ты, детка? Все ж невесту для царевича выбирают, не для конюха какого, туда попасть — честь великая.
— Не все готово, бабушка, ну так ты мне поможешь, — отозвалась Устинья, выметая из головы боярина последние подозрения.
А вдруг и от баб польза бывает?
Ладно, сейчас он еще жену сюда пошлет. Она-то за своей бабкой и приглядит, и ему донесет, ежели чего. Будет у него время пресечь непотребное что. И о других новостях пока сказать надобно, раз уж приехала бабка вредная, пусть
*- насчет колдуна — чистая правда, был обычай, прим. авт.
— Свадьба у нас. Илья женится.
— И это хорошо, — отозвалась Агафья. — Пусть женится, совет да любовь.
Боярину то и надо услышать было. Повернулся, да и пошел по делам своим. Пусть бабы тут без него болтают, поди, разговоры их слушать — уши подвянут да отвалятся.
— Боря! Поговорить нам надобно!
Борис на брата в упор посмотрел. Хотел он Феденьку к себе позвать, прочесать поперек шерсти, но когда сам пришел? Тем лучше!
— Надобно, Феденька, еще как надобно! Скажи мне, давно ты насильником заделался?
Федор как стоял, так и икнул. Глупо и громко. Только кадык дернулся.
А нечего тут!
К царю в кабинет ворвался, важные дела решать помешал, еще и за вчерашнее добавки мало получил? Так сейчас будет тебе с лихвой!
— Я?! Я не насиловал!
— Ты мне, Феденька, сказки тут не рассказывай. Устинью Заболоцкую кто вечор приневолить пытался? Кто ее в закоулок тащил, хотя боярышне то не нравилось!
Федор только насупился.
— Ей бы понравилось!
Борис сощурился на него презрительно, как на таракана раздавленного — Федя этот взгляд ненавидел всегда.
— Так все тати говорят! Ты мне, Феденька, учти, когда люб ты боярышне — хорошо: отбор проведем, как положено, потом поженитесь, да и заживете рядком да ладком. А когда не люб…
— Люб я ей!
— Она тебе сама про то сказала?
Федор даже в затылке зачесал.
А ведь… и не было такого! Ни разу ему Устинья о любви своей не говорила.
— Она говорила, что поближе меня узнать хочет.
— Вот ты и решил боярышне все показать, чем похвастаться можешь? Еще и добавить?
— Ты…
— Кто тебе помогал вечор? Истерман?
Федя невольно головой кивнул, потом уж…
— Не виноват Руди, я его попросил…
— А он и рад твоим гадостям потворствовать?
— Да я… что б ты понимал!
Глупостей Борис и подавно выслушивать не собирался. Значит,мальчишка себя неотразимым возомнил,а свита мало того, что потворствует, еще и его пакости прикрывает? Р-разберемся.
— Помолчи, Феденька, да послушай меня. Узнаю, что девок неволишь — будешь отцом. Святым. Понял?
Федор кивнул угрюмо.
Понятно все. Испугалась Устя его напора, а тут Борис. Ну и… по старой памяти вступился. Благородный он. Ноги б ему переломать за такое благородство, но то Федору не по плечу, и никогда не будет. Царь Борис, или не царь, а только Федьки он на голову выше, как бы не на две.
— Понял.
— Вот
и иди тогда. Не засти солнышко.Федор и пошел. Что ему еще-то делать оставалось?
— ТЫ!!!
Когда две бабы друг на друга ровно две кошки смотрят,умный-то мужчина завсегда в сторону отойдет. А то и вообще… куда подальше! Чего ему тут заминать?
В кошачью драку ты не полезешь, ну так и сюда не лезь. Целее будешь!
Платон в сторону и отошел, а царица и ведьма друг на друга глазами так сверкали — как еще платье на них не занялось.
Первой ведьма начала.
— Смотри сюда,Любавушка! Хорошо смотри!
Руки вперед вытянула, муфту теплую с них стряхнула, и оказалось, что руки у нее язвами по локоть покрыты. Царица только охнула.
— Что ж… это как такое?!
— Вечор лучилось. Аркан мой порвали.
— Аркан? К…ак?!
Знала Любава, о ком говорила, побледнела,за горло схватилась.
Ведьма ей помогать не кинулась, фыркнула гневно.
— Как — не знаю, кто — не ведаю. Абы кому такое не под силу, так что забудь обо мне на время, покамест не вылечу руки, не смогу быть тебе полезной! Поняла ли,р-родственничка?
Любава головой кивнула, ровно кукла-марионетка. И все же…
— А Заболоцкая?
Ведьма аж ногой топнула, взвизгнула от ярости.
— Ты сдурела,что ли?! — не обращались так к царице давно уж, вот она и опешила. А ведьма не растерялась, словами ее гвоздила. — Невесть кто сильный на Ладоге объявился,колдовство мое снял, связь порвал, да не простую, сама знаешь,чем ее крепили!
Любава на лавку опустилась, задышала, ровно рыба,из воды вытащенная. Не подумала она о таком.
— Сиди смирно! Для такой силы и я, и ты — букашки! Смахнет — не заметит!
Невдомек было ведьме, что не колдовством Устя сильна в тот момент была — любовью. Чувством,которое через всю жизнь пронесла,в смерть забрала, она в тот момент всю себя отдавала, что ей цепи? Горы бы свернула Устинья для любимого, не заметила, только с подола пыль отряхнула.
Но ведьме-то и невдомек, это племя собой жертвовать не станет, скорее, кем другим. И себя отдавать тоже…
— Я…
— Молчи! Не получилось с порчей, и не надобно покамест! У тебя и подручных достанет, а меня не трогай! Не то все на тебя завяжу, перекину!
Угроза получилась серьезная, Любаву аж передернуло.
— Мать тебя…
— Плевать! Мне еще подставиться не хватало! Делай что хочешь, а меня в ближайшее время не трожь!
Хлопнула ведьма дверью и прочь унеслась, руки изуродованные в мех кутая. Любава зашипела злобно, блюдо с яблочками мелкими со стола спихнула зазвенело оно, покатилось…
— Гадина!!!
Придется с Заболоцкой покамест своими силами управляться. А то и правда подождать? Кто ж это такой на Ладоге объявился, что ведьмы чернокнижной сильнее?
КТО?!
— Мишка! Ишь ты, как зазнался, старых друзей признавать не хочет!
Михайла аж дернулся от неожиданности.
Знал он этот голос, и человека знал, еще со старых времен, будь он неладен, тварь такая! Не ожидал только, что наглости у него хватит, и что не повесили его…