Выпускник. Журналист

— Баба с возу, кобыле легче… в смысле, больше достанется, — отправляет в рот огромный кусок хлеба, густо намазанный икрой.

Я же перебираю пальцами, барабаню по стеклу, мысленно гадая, сдать, не сдать, сломать или плюнуть.

Будь я в 2024, я бы прошел мимо, как делают многие, моя хата с краю, важно только то, что касается моей семьи. Чужие проблемы не интересуют. Хищение государственной собственности? Я здесь при чем? Я агент по борьбе с экономическими преступлениями? Нет? Ну и пошли нафиг. Пускай кто-нибудь другой рвет себе очко, но не я.

Но сейчас, здесь всё иначе. Нет никого другого, кто бы знал о банде и о «рыбном деле». Никого нет, кроме меня. А значит, разгребать грязь мне.

Дело не в том, что я уверовал все душой, что я комсомолец, советский человек с кристально чистой совестью. Нет.

Всё иначе, намного сложнее.

Воздух этого мира заставляет мыслить по-другому.

И я выбираю путь человека, который действительно хочет сделать мир чуток чище и дорогу светлее.

* * *

Этим же вечером я звоню Катиной Клавдии, уже через час мы с девушкой встречаемся в клубе. Одного взгляда хватает, чтобы понять, как ей не терпелось сходить на танцы.

На пышногрудой Кате оказывается темно-красное короткое платье под шубкой цигейковой, а в пакете — туфли на каблуке.

— Ты со сменной обувью, — усмехаюсь я.

Кивает.

В гардеробной снимает вязаную шапку, и копна светлых волос спадает ей на плечи.

Мы проходим в зал для танцев, и я замечаю, что девушек больше, чем парней. Они заполонили все скамейки, ждут, пока их пригласят на танец.

— Здесь можно экскурсии водить, — усмехаюсь я, — глядя на плакаты с советскими передовиками и агитацией, развешанные по стенам.

Лампы горят тускло и это придает интимности вечеру.

— Часто здесь бываешь?

Белокурая бестия крутит головой по сторонам, будто проверяет, нет ли кого знакомого, только потом со спокойной совестью отвечает.

— Нет.

— Ну да, не рентабельно одной сюда ходить.

Белокурая девица непонимающе хлопает глазами, но не переспрашивает.

— Слушай, спрашиваю ее, давно работаешь в «Океане»?

— С открытия.

— А пытались через тебя икру продавать, пряча ее в консервах рыбных?

— Что?

— Ну может, подкатывал кто с подкупом или угрозами? К тебе или к кому из продавщиц?

— Макар, я не очень хорошо тебя понимаю. Сегодня не рыбный день четверг, чтобы о рыбе говорить! — злится, надувает щеки.

Устало выдыхаю. Я пришел сюда, чтобы девчонку пытать, а не на танцульки, но она тащит меня в зал.

Музыка быстрая, но я ориентируюсь по ситуации, кладу руки ей на талию, веду.

— Ты не слышала, чтобы икру подпольно продавали у вас?

— Ну, как у всех, приходит отдельно по заказам для членов партии и их семей.

Как же сдевушкой тяжело. Она такая тягучая как резина, мозги совсем не работают. Вроде старается, но не выходит у нее ничего.

Адреналин кипит в крови, и я выкладываюсь на полную. Пускай идет всё прахом. Даже если наступит настоящий ад, и я не выйду из него живым, я хочу попробовать сделать хоть что-нибудь. Задаю ей вопрос.

— Возьмешь на реализацию красную икру?

— Издеваешься?

— Нет. Я серьезно.

— Ты со мной познакомился для этого? — обижается.

— Нет, ты очень красивая.

— Правда?

— Да.

— Поехали ко мне, сегодня бабушки нет дома!

Ого. Так сразу? Не могу же я мотать сопли на кулак, поспешно соглашаюсь. Если решил быть хитросделанным, то надо соответствовать своему плану до конца.

Отчаянно киваю головой.

Добираемся до дома Клавдии в кромешной темноте, кто-то разбил фонари у ее дома.

Где-то рядом мелькают мужские тени и меня на мгновение сковывает животный страх, что если за мной следит Рытвин? Тогда он уже знает, что я играю в свою игру.

Могут пострадать невинные.

Эта глупая блондинка Клава, например.

С меня ручьем стекает пот.

Кто-то больно ударяет меня в плечо, и я тут же бью в ответ.

— Мальчики, не надо, — плачет Клавдия над лежащим на земле полудохликом.

— Это кто? — рычу я.

— Мой ухажер, Павлуша. Сосед.

Павлуша поднимается и бегом пускается в бегство.

— Чего он хотел?

— Ревнует меня ко всем, даже к тени.

— Рациональное объяснение его глупому поступку — ударить сильного соперника, вырубиться, а потом сбежать.

— Он немного недоделанный, крыша у него явно протекает, но он сильно меня любит, глупенький.

Понятно.

Поднимаемся на третий этаж, здесь бедненько, но чистенько. Впечатляет. Пьем чай с медом и печеньками.

Девушка умело меня целует, отвечаю ей, но отворачиваюсь, проходит поцелуй по касательной.

— Не в губы, — уведомляю ее.

Спустя два часа, напоминаю ей о том, что мне нужна информация, с кем общается Илона, кто к ней часто приезжает.

— Что мне будет, если застукают за этим делом? Расстрел?

— Не глупи, — глажу ее по светлой голове. Целую в ключицу. — Если я сам буду продавать икру через ваш магазин, тебя возьму в долю, — вру, и даже не краснею. — У меня связи на самом верху, — показываю на потолок.

— На небе?

— Бери выше.

— В ЦК?

Киваю. Сам себе напоминаю сейчас Остапа Бендера. Не очень приятно оказаться в его шкуре, но выхода нет.

Наутро уезжаю в университет.

Глава 32

Дальше всё идет по накатанной. В течение декабря-января я вступаю в преступную цепочку, вожу икру, знакомлюсь с людьми, общаюсь с Клавой.

На встрече Нового года ситуация немного выходит из-под контроля, когда Клава оказывается в доме Вали, представляется ее подругой.

Клава как назло провоцирует, а Валентина ревнует. Я же думаю о том, что обе сейчас могут всё испортить.

Мою игру пустить под хвост, сломать всё, что строит мужик, своей бабской ревностью.

Но Клава быстро успокаивается, соглашаясь молчать, за еще пять дополнительных процентов от сделки, а Валя соглашается верить, что у меня с Клавой ничего нет, кроме флирта.