Выпускник. Журналист

Бабушка молча наливает чай по чашкам, тихо, сосредоточенно. В этой тишине что-то зловеще знакомое — как в детстве, когда я мог натворить что-то, а они пытались понять, что именно.

— Мам, бабуль, — устало говорю я, — давайте спать, ладно? Я просто на рыбалку приехал, вот и всё. Никаких приключений, никаких проблем. У меня всё в полном порядке- на учебе долгов нет, одни пятерки, в боксе расту, девочка появилась, с которой вместе работаем.

Мама хмурится, недоверчиво наклоняется ближе, в глазах бесконечная тревога.

— На рыбалку, говоришь? — она прищуривается, смотрит внимательно. — Почему тогда среди ночи? Почему ни словом не обмолвился, что приедешь?

— Спонтанно вышло, — пытаюсь я объяснить, пожимая плечами. — Просто решил — и поехал.

Бабушка тихо ставит передо мной чашку, тёплую и пахнущую мятой, её рука слегка дрожит. Она не говорит ни слова, но в её взгляде я чувствую ту же волну беспокойства.

— Может, ты попал в беду, а? — продолжает мама, её голос мягкий, но настойчивый, как будто она допрашивает меня о чём-то крайне важном. — Ты ведь знаешь, мы всё поймём. Макарушка, скажи…

Я отмахиваюсь, стараюсь сделать вид, что меня забавляет её подозрительность.

— Мам, ну правда, просто хотел сменить обстановку. — Я стараюсь звучать уверенно, но от её взгляда мне становится не по себе.

Она смотрит пристально, словно пытается найти в моём лице то, что я скрываю. Я отвожу взгляд. Чай обжигает губы, и я молча морщусь, глядя в чашку.

— Ты не похож на себя, — наконец тихо говорит бабушка, будто слышит мои мысли. — Что-то тебя гложет, но ты молчишь. Это хуже всего — не доверять близким тайны.

Мой ответ застревает в горле. Я смотрю на них, и что-то во мне сжимается. Мне жалко их, и впервые за все время, что я здесь, чувствую к этим женщинам щемящее чувство, оно зарождается внутри у меня в груди, но втягивать в свои дела я маму и бабушку не намерен.

Картина зимней рыбалки с дядей Витей и его другом Аркадием начинается на рассвете, когда мы выходим из тёплого дома в морозный, хрустящий воздух.

— Готов прокатиться с ветерком?

Киваю.

Разглядываю новенькую красную машину ВАЗ –2106, которая вышла с конвейера в 1976 году. Шестерка смотрится очень привлекательно, хромированные элементы придают ей блеска, а облик не похож ни на один автомобиль, который я видел здесь.

Аркадий — товарищ дяди сам светится весь и пышет гордостью за свой автомобиль.

Садимся, Аркадий включает магнитолу, и оттуда льется песня Пьехи.

В теплой машине добираемся до места.

— Выходим, — как всегда командует дядя.

Всё вокруг покрыто инеем, и от дыхания разлетается пар. На улице чуть светло, серо-синее небо только начинает окрашиваться розовым светом от восходящего солнца.

Лёгкий снег потрескивает под ногами, а вдалеке виднеется белое покрывало реки, где нас уже ждёт рыбацкое приключение.

Народу к реке ползет немерено!

Мы гружёные — дядя Витя тащит на санках рыбацкий ящик, где лежат бур, термос с горячим чаем и закуски.

Аркадий идёт рядом, прижимая к себе удочки и небольшой топорик для льда. Он в своей шапке-ушанке, с которой никогда не расстается, а на шее тёплый шерстяной шарф — подарок от бабушки, как он сам выразился.

Наконец, мы доходим до реки.

Под ногами скрипит твёрдый лёд, и дядя Витя уверенно шагает вперед, слегка постукивая ледобуром.

Придя на место, он с присущей ему сноровкой начинает сверлить первую лунку. Молча, ничего не обсуждая. Деловито, будто от этого действия зависит всё.

Бур вращается в его руках, из-под него вылетает мелкая ледяная крошка, сверкая на свету.

— Вот тут самое место, — говорит дядя Витя, прищурившись. Аркадий в это время уже поставил табуретку, присел и начал осторожно разматывать леску.

— Лунки готовы.

Я и сам вижу, что готовы, только вот я не готов пока общаться с дядей на важную тему, потому что здесь посторонний — Аркадий.

Устраиваемся поудобнее, пристраиваем свои удочки и накидываем мормышки.

Лёд под нами слегка поскрипывает, но дядя Витя уверенно хмыкает, мол, здесь проверено, держит.

Тишина вокруг звенящая — только редкий звук ветра да тихий треск льда. Несмотря на то, что вокруг многолюдно как на демонстрации.

Мы сидим и ждём.

Дядя Витя вполголоса рассказывает истории о своих прошлых рыбалках, а Аркадий кивает, периодически кидая фразы вроде

— Ну, в тот раз нам повезло больше! Тогда такой карась пошёл — а потом твоя женка пожарила, и только пальчики облизывали все.

С собой у нас бутерброды с салом и рыбными котлетами, и время от времени кто-то берёт горячий термос и разливает чай, который греет пальцы через варежки.

Постепенно, начинается клёв.

Первая поклёвка у дяди Вити — он подёргивает удочку, вытягивает, и вот на леске извивается серебристая плотвичка.

Аркадий одобрительно кивает и возвращается к своему поплавку, который начинает медленно уходить под воду.

На рыбалке время словно останавливается. Удочки покачиваются, лёгкий ветер доносит запахи зимнего леса, а вокруг — только бескрайние просторы белого льда и неба.

И я совсем забываю о том, зачем сюда приехал.

Проходит незаметно целых два часа, как мы тут на морозе лясы точим ни о чем, да рыбку ловим.

Внезапно Аркадий — седовласый мужчина под шестьдесят поднимается со стульчика, говорит:

— Отъеду на часок. Здесь деревня неподалеку, куплю внуку сметану и молоко, такие, чтобы ложка стояла!

На льду становится всё тише — Аркадий ушёл, и нас с дядей Витей окружает только морозящее до костей молчание реки. Наконец, дядя вдруг поворачивается ко мне и, щурясь от солнца, говорит серьёзным, низким голосом:

— О чём ты хотел поговорить, Макар?

Я невольно замираю, оглядываюсь, будто кто-то притаился за белыми сугробами. Но нет, здесь пусто, как и раньше, и сугробов поблизости нет, только на берегу. Вокруг же снег нетронут, только наш след от санок до сих пор виден.

— Здесь никого постороннего, — спокойно отмечает дядя. — Аркадий ещё до твоего приезда всех проверил. Ты же знаешь, сюда чужаков не пускают. Это место годами одни люди знают.

Да, Аркадий — старый волк. Мент до мозга костей, несмотря на пенсионный возраст.