Выпускник

— Помнишь меня? — улыбаюсь широко.

— Макар, ты уже проснулся и шутишь? Мне бы так. Я жутко не выспалась.

— Хорошая девочка. Поделишься одеялом? Я тут малость подмерз.

Валя еще спит, и не совсем понимает мою хитрость. Щедро делится одеялом. Мне не было уж так холодно, чтобы укрыться, а вот к женскому телу хотелось быть поближе.

— М–м, — мычу от удовольствия, в порыве крепко прижимая Валюшу к себе. — Спасибо тебе за ночь…

Только сейчас до Синичкиной доходит, что я нарочно к ней залез под одеяло. Но она не отталкивает меня. Не глупит. Я всё равно уже взял своё ночью. Смысл ломаться? Никакого.

Я еще возьму. И девушка даст. В этом деле слов–то и не нужно.

Знаю, что нравлюсь ей, кожей ощущаю.

Юное тело молодой женщины прижимается к моему, и я беспечно отдаюсь получению удовольствия.

Проходит час.

— Подъем, — поднимаюсь с кровати, Валя тянется ко мне для поцелуя, но я не целую. Не стоит привыкать.

Никакой лирики — у нас обоих учеба, а расписание от нас не убежит.

Встаём, ни одного вопроса, молча.

Я очень хочу рассмотреть всю Валину красоту, но она оборачивается в одеяло, и залившись краской от моего въедливого взгляда, упрыгивает в сторону ванной как зайка от охотника с прицелом винтовки.

Недовольно хмыкаю. Тоже мне музейное сокровище на реставрации, всё равно в следующий раз разденешься при свете.

В следующий раз? Цепляюсь к своим словам.

Странный ход мыслей. С Олей я прощался, знал, что больше не приду. А с Валей всё как–то иначе.

Зацепила что ли?

Не красавица, как Машка, не такая целеустремленная, как Лидия, готовая пройтись по головам ради светлого коммунистического будущего.

Чего так вштырило–то меня?

Вспоминаю, как Валя легко отказалась от интересного задания редакции ради меня.

Ах это! Вот, когда я купился. Валюша знает, как обходиться с нашим братом.

А еще она умеет так странно и страстно смотреть своими огромными серыми глазами, в которых какой–то туман мистический стоит.

И невинность мне свою отдала…

Ладно, это всё лирика! Задумчивость не украшает мужчин, — одёргиваю себя.

Ну отдала–отдала, значит, посчитала нужным. Время пришло становиться женщиной. А с кем, как не со мной это делать? Я — лучшая кандидатура для этого. С женщинами умею обращаться, тело молодое, могу много и долго.

А еще мне понравилось в девчонке то, что, услышав мои обещания, про светлое будущее, которое мы встретим вместе, она не настаивает на его встрече. Не спрашивает: «Что, да как дальше», «Когда увидимся», не задает глупых вопросов. Умеет держать дистанцию, уважает личное пространство.

Эх, из нее могла бы получиться не плохая боевая подруга. Жаль, мне такая пока не нужна.

— Яишенку будешь? — голос Вали звучит мягко, почти по–домашнему, и она улыбается, растягивая гласные, будто это самое нежное, что сегодня кто–то предложит.

— Конечно, — отвечаю, и иду за ней.

Валя возится на кухне, а я наблюдаю, как её стройная фигурка быстро передвигается от плиты к столу.

Яичница шкворчит на сковороде с салом. Даже звук нагоняет аппетита.

Спустя десять минут сидим за маленьким столом, на двоих — одна сковородка, в ней яичница с салом. Черный хлеб, масло. Ну, завтрак мечты.

— Завтрак коммуниста, — говорю, не удержавшись от смешка.

Валюша кивает, но видно — шутки не поняла, и что с неё возьмёшь? Советский человек. Для нее в норме потреблять эко–продукты. Девушка ловит мои слова, улыбается всему, что я говорю. Это главное, чтобы женщина слушала мужчину с упоением, а не возражала по каждому пустяку.

Доедаем завтрак.

Быстро собираемся на учебу.

Я уже одет, а Валя молча стоит у зеркала, поправляя русые густые волосы.

Снимаю с вешалки ее искусственную шубку, помогаю одеть.

Всё быстро, никаких «подольше посидим» или прочих сентиментальных вещей. Вот за что я люблю такие моменты– мы оба понимаем, что это было просто сейчас и здесь, а дальше будет что–то ещё, но неизвестно когда, и это не тяготит.

Зачем–то спрашиваю:

— Ты цигейку не носишь?

— Ношу. Еще рано, ноябрь на дворе, вот придет январь — обязательно надену. У меня новая шубка — каракулевая, родители подарили на двадцатилетие. Вот на Новый год и надену! — смотрит внимательно мне в глаза.

Запомнила значит мое обещание. Память хорошая. В нашей профессии без нее никак.

— Идем, — Валя открывает дверь.

До автобусной остановки идем молча. Прощаемся у метро, она вдруг говорит: — Если что нужно будет, обращайся, я оплату не возьму, — не дожидаясь ответа, уходит.

Я провожаю её взглядом, смотрю на прямую спину, горделивую осанку.

Тоже ухожу, не останавливаясь.

Не вижу смысла, что–то обещать девушке, да и не нужно это сейчас. Ни ей, ни мне.

Прощай, Валя.

Возможно, завтра будет другая Валя, или Маша, или кто угодно ещё. Я не собираюсь пока привязываться.

Пока молод и горяч, пусть так и остаётся.

В голове — только учеба, работа, перспективы. У меня слишком большие планы на эту жизнь. Хочу успеть сделать то, что не успел в 2024.

Любовь? Влюблённость? У меня на это времени нет.

В метро давка — ну, классика, семь утра, все как тараканы в одну щель лезут. Но мне не привыкать, я и не такое видел. Сегодня день предстоит тяжёлый. Надо по работе всё обработать, материалы собрать. Ночью лекции по античной литературе переписать.

А на вечер назначена встреча с Волковым. Нужно подготовиться к встрече с ним, обдумать всё, что узнал, чтобы выложить как на духу, без сучка и задоринки.

Служивые люди шуток не понимают.

Возвращаюсь в общагу, после трёх пар, голова гудит, как заводская сирена, и единственное, что спасает от безумия — это привычный ритуал — переоделся, умылся, поел.

Сажусь на кровать, раскладываю бумаги, собираю заметки, выстраиваю структуру статьи.

Записать фамилии, ключевые моменты, чтобы Нике было легче.

Ника…

Как же я умудрился влезть в этот кабальный контракт с ней?

Парни слышат, как я стучу зубами от злости.

— Зачем ты согласился на такие условия? — Серёга сидит на подоконнике и смотрит на меня.

— О чём ты? — отмахиваюсь, как от комара. Ну что он вообще понимает?

Деньги просто так никому не достаются. За деньги всегда приходится чем–то жертвовать — свободой, желаниями.

— Тебе же самому не дают писать статьи. Только Нике помогаешь, — уточняет Серёга.