Выпускник
Шрифт:
— Лекции покажите, — командует.
— Забыл в общежитии, — улыбаюсь как можно безобиднее. — Принесу на следующем занятии.
Молча соглашается, но взгляд такой, будто коварные планы строит. Ладно, выкручусь. Придётся ночью корпеть над переписыванием лекций. Это неприятно, но лучше, чем пересдача.
Зачётка у меня в кармане, заветный вензель поставлен — что ещё надо для счастья?
Выхожу из аудитории, вдыхаю полной грудью.
Свобода! А вот и солнце, привет!
Но недолго музыка играла, недолго свобода длилась.
На работу пора. Срочно надо найти Нику — барышню,
Снова придётся бегать по городу, добывая для неё материалы. А она, небось, сидит на работе, в тепле, с кружкой чая, и ждёт, пока мы, гончие псы, принесём ей очередную сенсацию.
Не выношу её, и одновременно без неё никак. Так уж выходит.
Добираюсь до редакции вовремя. Успеваю перекинуться парой слов с коллегами. Выпить чайку с печеньем с бухгалтером Ниночкой. Обсудить мою маленькую зарплату и невозможность прибавления к ней и копейки.
Прохожу по коридорам, здесь пахнет бумагой и свежей типографской краской. Запах необыкновенный.
Дверь в кабинет Ники закрыта, и я стучу. В ответ тишина.
Захожу без стука — Ника за своим столом, наклонилась над машинкой, стучит что– то важное. Молчит, на меня не смотрит. Ладно, и не надо.
— Ну, что у нас по плану? — начинаю с вызовом. — Какое задание на сегодня?
Ника поднимает голову. В глазах что– то нехорошее, будто бы специально меня игнорировала.
— Макар, ты ведь знаешь, что мне нужны серьёзные материалы. А ты приносишь… — пауза, — черт знает, что.
Я, естественно, делаю обиженное лицо. Ну, это же классика. Отрицание, обида — рабочая схема.
— Ника, я делаю всё, что могу. В следующий раз сам выйду на улицу с лупой и найду тебе сенсацию, хорошо?
Она только пожимает плечами.
— Докладывай по нашему делу, — говорит холодно. — Или отправлю тебя на какой– нибудь митинг. Понял? Будешь ходить на эти собрания и писать короткие отчеты. Никакой лирики.
— Так я вроде поэзией не занимаюсь, иначе я бы на филфак поступил.
— Не паясничай! Докладывай коротко, по существу. Где ребенок Ольховской? Я теряю терпение.
— Так подай заявление в полицию.
— Они ищут, ты знаешь об этом. Что– нибудь выяснил? — глаза ее становятся такими яркими, кажется, сейчас выстрелит шаровыми молниями.
— Всё– таки, я тебя накажу, — она откладывает в сторону работу, встает, подходит ко мне. Оправляет на себе лацкан делового пиджака, строгую юбку. — Зря ты со мной связался!
— Серьезно?
— Идем, — хватает меня за руку. — Я снимаю тебя с личного задания, теперь будешь кататься на митинги. Хочешь опишу твою незавидную судьбу?
— Попробуй, — отвечаю дерзко, но в душе понимаю, что, находясь на своей позиции в издательстве, я не справлюсь с ней. Где она, где я. Вот время придет, и я опущу её на самое дно. Стерву крашеную.
С тоской смотрю на улицу, в грязное стекло, пока Ника расписывает мое не очень перспективное будущее.
— Будешь трястись в автобусах, гоняться за этими людьми с хмурыми, как и у тебя лицами. Твое советское утро будет начинаться не с чашечки кофе, а со стакана воды. Лозунги, красные флаги, возгласы про светлое будущее,
которого не будет у таких как ты, — сверлит меня злым взглядом.Черт.
Откуда ей знать про искаженное «светлое» будущее.
— Ты тоже из будущего? –спрашиваю у Ники, чем ввожу ее в ступор.
— Говорить об этом тут — верный путь к психушке, — заявляет она. — Таких на моем веку уже двоих увезли в смирительных рубашках.
— Ника, остановись. Я просто взял тебя на понт. У меня есть новости по делу.
— Выкладывай, — подлетает ко мне стерва, трясет меня за грудки.
Да. Чтобы я ей не сказал, да даже если бы настоящий Святой Грааль в виде интервью с Брежневым принес, ей было бы пофигу. Эта барышня ничего не ценит.
Интуиция кричит, что пахнет паленым. А чуйка подсказывает, что наши отношения с Никой хорошо не закончатся. Мы по разные стороны баррикад, это уже очевидно.
— Ника, — говорю уверенно, глядя ей в глаза, информация очень опасная, — Мне срочно нужна встреча с майором Волковым. Потом я тебе всё расскажу, ладно? Доверься мне. Я отработаю каждую вложенную в меня тобою копеечку.
Она бровью дергает, даже глаза не поднимает.
— Есть зацепка, — продолжаю я, — срочно нужно переговорить с майором. Позарез, — чиркаю рукой у своего горла.
Ника шипит на меня по–змеиному:
— Тише ты, Макар! Орать в редакции не положено! Мы тут не на вокзале.
Смотрю на неё с усмешкой — да уж, кому бы упоминать вокзал?
Неожиданно дверь открывается, и в кабинет заходит девушка. Симпатичная такая, стройная скромная.
У меня аж рот открывается и слюнки текут. Рефлекс, видать.
Ника моментально занимает свое место.
Кабинет у неё маленький, но уютный. Сама хозяйка разодетая по последней моде, совсем не на трудовые доходы, аккуратно подстриженная, только губы красныенадуты, а в глазах — сосредоточенность. Клацает себе на машинке, будто ничего вокруг не замечает. Будто и не было у нас с ней напряженного разговора.
Вот ведь устроилась мегера — материалы получает от таких, как я. Обмозговывает, клепает и, не дрогнув, выдаёт от своего имени.
— Ника, добрый день, — я за заданием, — лепечет звонко девушка, и жмется к двери.
— Валя, рада тебя видеть, я вот как раз задания для вас обоих печатаю. Садись, моя хорошая.
Голос фальшивый, но девушка принимает за искренность. Смотрит с благодарностью на начальницу.
— Знакомьтесь, — говорит Ника, — это Валентина Синичкина. Моя ученица, внештатный сотрудник. Комсомолка, спортсменка, красавица. Валюша, это Макар Сомов, мой ученик, внештатник, как и ты. Он у нас тоже талант, но со своими особенностями, — подмигивает Валентине.
Не хочу думать, что она имеет ввиду, а всё мое внимание занимает вошедшая девушка.
Валюша. Валентина Синичкина, фамилия какая красивая.
Подходим друг к другу, руки жмём.
И тут я замечаю, что у Валентины– то формы аппетитные, глаза огромные серые, ресницы длинные густые, волосы пышные светло– русые. И пахнет от девушки чудесно.
Чувствую, что не могу оторвать взгляда. И она на меня смотрит, не отрываясь.
— Эй, вы чего? Сели оба, — шипит Ника.
Смотрю на нее и понимаю, что она ревнует.