Выпускник

— Давай я тебя у метро «Смоленская» встречу, — предлагаю я.

— В 18.30?

— Идет, — быстро соглашаюсь и отключаюсь.

* * *

Оглушенный собственными мыслями, я смотрю на часы и ни черта не понимаю. Время 18:23.

Я опоздал на свидание?

— Молодой человек, чего встали как истукан?

— Так очередь впереди.

— Что случилось?

— Не знаю. Но там милиции много. Проводится проверка документов.

— Похоже, что-то случилось где, — перешептываются люди.

Похоже на то, только мне нужно выбраться из подземки, меня девушка ждет.

Я выдохнул, подавая паспорт милиционеру.

— Сомов Макар, зарегистрирован в Зарайске. Что делаете в Москве?

Копаюсь в карманах, выуживаю студенческий.

— Учусь. А что случилось-то?

— Понятно, — проверив меня страж переходит к следующему, не отвечая мне на вопрос. Значит, точно что-то стряслось. Покрываюсь испариной.

Кто-то дал мне еще один шанс? Что всё это значит?

Меня предупредили, что неправильно живу в новом мире, что не за этим они меня сюда такого хорошего и пригожего отправили.

А зачем тогда? Почему не объяснили.

Даже если бы я знал о том, что произойдет сегодня или завтра в этом новом для меня мире, то не смог бы предотвратить.

Скажи я, что из будущего, и меня упрячут в психушку. Мне не поверят, или хуже того, загребут как слишком осведомленного товарища. А в застенках КГБ никогда не докажешь, что ты прав, что ты всего лишь гость из 2024 -ого.

«- Простите, товарищи, но я из будущего, поэтому знаю очень много». Звучит нелепо. В Советах подобное поведение не прокатит.

Я же взглянул на часы, чиркнув спичкой, фонарик я снова где-то забыл, или кто-то из парней позаимствовал. Время 18:23.

Остановились, — отмечаю про себя. Что за день сегодня такой? 8 января 1977 года. Всё идет через пень колоду.

— Макар! Сомов! — женский крик оглушает меня, едва выхожу из дверей метро.

Валентину узнаю сразу. Одетая в светлую искусственную шубку и вязаную шапчонку, с варежками, которыми она прикрывает рот, и кажется беззащитной.

— Ты меня напугал! Я думала, что не придешь. А потом узнала, что всех проверяют, закрыли станцию на вход и выход. — Девушка тянется ко мне, шепчет на ухо. — Говорят, по всем городу проверяют. Ты как? Кажется, лоб у тебя горячий. Не заболел?

— Не-е, я в норме. А вот от лекарства в виде ласки не отказался бы, — подмигиваю ей.

— Нудаешь! — Валька смахивает белыми варежками слезы со своего лица.

— Время позднее, завтра тяжелый день. Надо обдумать, как до дома добраться. Метро-то закрыто.

— Переночуем у моей сестры. Мне всё равно к ней возвращаться, я тетрадку забыла.

Топаем по заснеженной Москве к дому, где живет сестра.

Входим в теплую квартиру. Пока я разуваюсь в маленькой и тесной прихожей, снимаю куртку и шапку, ищу глазами, куда их деть, Валя сбрасывает проворно шубку, скидывает сапожки и уносится на кухню вслед за сестрой.

— Только не спрашивай его ни о чем, — говорит она, когда я вхожу вслед за ними на кухню. Увидев меня, Валя улыбается через силу, и говорит: — Сейчас чайку поставлю.

Через десять минут уже пили чай с баранками у Наташи. Молодая женщина с пышными формами, под тридцать, мать десятилетнего сына, который уже давно спал в спальной комнате, она всё продолжала причитать, узнав, что по городу розыск идет.

— Что же это делается?!

— Наташа, мы очень устали, — прервала ее стенания Валя, — спать жутко хотим.

— Я уже постелила вам в гостиной, тебе на диване, а ему на полу раскладушку поставила, но смотрю, ноги у него как у дяди Степы, лучше матрас киньте, пускай на полу спит.

Едва остаемся одни в комнате, как я усмехаюсь, глядя на хлипкий диван:

— Надеюсь, он не скрипит.

— Тебе сказали, ты должен спать на полу.

— Что ты милая, мне ласка требуется. Я готов на полу, если ты ко мне придешь.

— Ты только о «нем» думаешь!

— О ком? — округляю глаза.

— О чем — о сексе, — тихо говорит девушка. И слово «секс» из ее красивого ротика звучит, как-то не страстно и не умело.

— Сейчас ты будешь меня лечить.

— Я не доктор, я — журналист, — смеется она игриво.

Молочные щеки девушки покрываются ярким румянцем, когда мои руки ложатся на ее плечи, и гладят их.

— Раздевайся, я свет выключу, — командую. — Как ты любишь — будем заниматься сексом в полной темноте.

В этот момент из спальной комнаты раздается громкий храп мужа Наташи, и мы хихикаем.

— Макар, ты действительно весь горишь.

— Ну приболел немного, с кем не бывает.

— Тебе сейчас наркомовские сто грамм не помешают, — тихо произносит девушка, и снова одевается. — Я принесу, у Гришки есть заначка.

— Спасибо тебе, товарищ Синичкина, — говорю с теплотой в голосе.

Пока Валя бродит по квартире в поисках лекарства от боли в груди, я лежу в темноте, смотрю в потолок.

Если 1976 год мне запомнится тем, что я родился по новой, когда мне подарили жизнь. А еще выпуском грузовика КАМАЗ, появлением в моей жизни специализированных магазинов «Океан», зимними Олимпийскими играми в Инсбруке, которые мне не удалось посмотреть, премьерами фильмов «С легким паром или ирония судьбы», «Аты-баты шли солдаты», мультфильмом 38 попугаев, то этот год я запомню иначе.

Не хотелось бы верить в плохое, думать о таком, но предзнаменование такое себе. Вчера на меня наехали, сегодня я заболел, и менты меня шмонали. А я лежу тут, и не могу задать Вале главный вопрос, ради которого ехал через весь город.

— Я вернулась, — Валя тихо проскакивает в комнату, и в темноте протягивает мне стакан. — Держи.

— Спасибо, Валюш.

— Ты впервые назвал меня Валюшей, — прошелестела она, раздеваясь где-то там в ночи.

— Валь, забери стакан, — я прокашлялся хрипло. — Надо кое-что обсудить, чтобы не было потом всяких недомолвок между нами. Я это… в ЗАГС не хочу. Рано мне еще…