Выпускник
Шрифт:
— Ты кто такой? — спрашиваю его в ответ, тоже без улыбки. Не нравится мне этот тип, хоть и пытаюсь оставаться спокойным.
— А ты догадайся, — отвечает он, окутывая меня дымом.
Водитель трогается с места, машина медленно выезжает на трассу. За окнами мелькают огни города.
Небо серое, давит на психику, и внутри «Волги» становится всё душнее. Я напрягаюсь, чувствую, что разговор предстоит непростой. А может, и не разговор вовсе. Сразу закопают.
— Ты вот что, Макар, — продолжает мужик с сигаретой. — Мы с тобой по–хорошему хотим поговорить.
— Что тебе надо? — смотрю прямо ему в глаза. Он как будто бы радуется этой моей дерзости.
— Ты же в «Правде» работаешь. Мы с тобой, можно сказать, коллеги. Я — писатель. Пишу новую историю, новые биографии… таких как ты, — громко и по-идиотски смеется. — Вот только наши интересы немножко разошлись, и мы бы хотели, чтобы ты не лез куда не надо. Понял? Люди там наверху, — кивает на крышу автомобиля, — нервничают. А им нельзя.
Молчу, сцепив зубы.
В машине давящая тишина.
Я не собираюсь показывать, что меня это хоть как–то волнует. Но внутри уже что–то шевелится — предчувствие, что всё это не закончится плохо.
Они упомянули мое место работы, зачем? Пытаются выведать на кого я работаю. Гниды. Неужели, я вышел на самого главного перед отъездом из столицы?
Неужели именно его разыскивает КГБ и ОБХСС?
— Ты, Макар, парень умный, — добавляет второй — совет на будущее — держись подальше от тех, кто пытается играть в игры взрослых, которых ты не знаешь. Столица —не прощает ошибок. Если ты на нашей стороне, то всё будет по–другому. Выбирай, на кого ты работаешь.
— Я уже выбрал, — цежу зло.
— Вот как? Неправильно выбрал, — мужчина дает мне фотографию. Молча смотрю на портрет Валентины.
Кстати, девушка твоя очень симпатичная.
— У меня нет девушки, — цыкаю я.
— А Валя кто?
— Просто сослуживец.
— Сослуживец, так теперь называют женщин-любовниц с работы? — смеется нехорошо второй.
— Да, — огрызаюсь я.
— Неправильный ответ!
В этот момент получаю удар в солнечное сплетение, и теряю сознание от болевого шока…
Глава 25
Кажется, я снова попал в водоворот времени, и меня куда-то несет.
Что происходит?
В ушах гудит. Тело ломит, ноги не держат. Лежу у дороги в кромешной темноте, не понимаю, где я. Ни света фар, ни света от уличного фонаря.
Понимаю, даже мне мужику не разобраться без опознавательных знаков, где нахожусь.
Роюсь в кармане, достаю спички, чиркаю, ничего. Отсырели. Мать их!
Вглядываюсь в циферблат на наручных часах. Время остановилось на отметке 17:33. Я бы подкрутил колесико, но точное время не знаю.
Обшариваю местность вокруг — сумки нет.
Уроды. Выбросили где-то за городом, без вещей.
Думали запугать? Не выйдет. Не такие меня пугали.
Застегиваю пуговицы у утепленной куртки, парочку последних не обнаруживаю.
Нахлобучиваю шапку на
лоб, уши остаются открытыми, но я надеюсь, что не отморожу, пока дойду до попутки.Тяжелым шагом направляюсь на поиски шоссе, где могу поживиться машиной.
По дороге вспоминаю непростой разговор с дядей Витей за праздничным столом.
' — Странные вещи со мной в столице происходят, — говорю я, глядя на дядьку исподлобья.
— Да? — смотрит безэмоционально.
— Да, — киваю усиленно.
— Выкладывай, — гундит он.
Дядя Витя человек слова и дела, и он не любит, когда его беспокоят по пустякам. Вот и в этот раз ведет себя так, будто я чего-то не догоняю, а только транжирю его время.
Выуживаю из портфеля пару листов бумаги, испещренных мужским мелким почерком, протягиваю. Он долго смотрит, читает. Вскидывается.
— Что это, Макар?
— А ты не знаешь?! — цежу сквозь зубы.
— Нет, — мотает головой. — Может, еще по одной за твою мамку?
— Давай.
Закусив соленым огурцом из трехлитровой банки, которую закатывала собственноручно моя мать, я снова смотрю на дядю.
Достало уже его нежелание говорить со мной как со взрослым человеком.
— Это мое новое дело, которым я занимаюсь с подачи КГБ!
— Что сказать, молодец, Макар Матвеевич Сомов! — дядя глядит на меня осоловевшим взглядом.
Как же с ним сложно! Из него правду хоть клещами вытаскивай! Такой как дядя Витя в Великую Отечественную в разведке бы сгодился.
Чтобы успокоиться и не рефлексировать, смотрю сквозь дядю на унылую комнату, она — на меня.
Шкафы, заваленные пыльными книгами, неубранные в шкаф вещи.
— Так как твоя учеба? — неожиданно мой собеседник меняет тему. — Как сессию сдал? На пятерки? Учиться на журналиста нравится?
— Нравится. История КПСС, научный коммунизм, литература древних, что же тут может не нравиться. Всё самое то, чтобы журналистские расследования вести! — говорю со злостью.
— Что-тоя не понял, тебе не нравится? Ты же рвался в столицу! Нет чтобы пополнить органы милиции, так ты взбрыкнул, захотел модную профессию. Не по Сеньке шапка.
— Считаешь, чтобы журналистом быть не надо ни силы духа, ни мозгов? А чтобы преступников ловить — у меня их достаточно?
Звучит как-то оскорбительно, но я прощаю, и нарываться не намерен.
Только вперед, победа за мной — мой девиз.
— Ты мне, дядя, одно объясни, как так выходит, что меня в столице уже на заметку взяли, и охоту на меня открыли?
— Наследил? — почти издевательски спрашивает он.
— Я не следил! Расследовал, как умел.
— Если хочешь помогать обществу и менять будущее, иди к нам. Ничего у тебя не выйдет в журналистах этих. Ты же не надеешься выпустить пару статеек и изменить международную ситуацию? Снизить накал противостояния между США и СССР?
— Чего?
— Ты же не собираешься свой дар разменивать на гопоту и спекулянтов?
— Пока что мне в расследования со спекуляцией и гопотой втягивают… как я понимаю, твои дружки… — смотрю внимательно в лицо дяди.