Выше только звезды

– У меня жуткая аллергия на цитрусовые, они мне даром не нужны.

– Ну вот, ты опять проговорилась! – усмехнулась я.

– О чем проговорилась? О том, что у меня аллергия?

– Кариночка, я услышала гораздо больше, чем ты сказала. А сказала ты, что твои детдомовские приятели знали о твоей аллергии на цитрусы, поэтому и не опасались, что ты позаришься на спелый сочный апельсинчик. А вот о том, что тебя посадят за покушение на убийство, Сережа и Маша Касаткины, к сожалению, не подумали!

– Что вы несете? Какое еще покушение?!

– Третье. После первого Хохлов попал в больницу, второе напрочь провалилось, третье, к счастью, тоже. Девочка, тебе очень повезло, что я встретила тебя в больнице. Иначе срок был бы тебе обеспечен!

– Женщина, вы, вообще, кто?

– А ты сама-то как думаешь?

– Я даже не знаю, что думать. Я вас боюсь, – честно и откровенно призналась Карина.

– Правда? Неужели я такая страшная?

– Я вас боюсь, потому что никак не пойму, что вам от меня нужно? Куда вы меня везете?

Откровенно говоря, у меня не было в голове определенного маршрута. Я просто ехала из Ленинского района в центр. Поскольку совсем недалеко располагался райотдел, я сказала:

– Я везу тебя в милицию. Там ты дашь показания. Апельсины же отправятся на экспертизу.

– Какие апельсины?

– А вон те, – я кивнула назад. – Да-да, это те самые. На пакете отпечатков твоих пальчиков наверняка полно. Так что, Кариночка, все очень серьезно. Признаюсь, мы в больнице тебя ждали. Твое общение с санитаркой записано на видеокамеру. Вот и получается, что улик против тебя достаточно.

– Я не понимаю, неужели отнести фрукты в больницу – это преступление? – спросила девушка дрожащим голосочком.

– Если эти фрукты отравленные, тогда конечно, преступление. Выходит, что ты – исполнительница. А кто заказчик, ты и сама знаешь. Ведь так?

Вместо ответа Карина разразилась горькими рыданиями.

– Я ничего этого не знала! – проговорила она сквозь слезы. – Меня попросили, и я согласилась. Мне не сказали, что апельсины отравленные. Да этого просто не может быть! Я вам не верю!

Я припарковалась у райотдела милиции, достала из сумки диктофон и сказала:

– Карина, я даю тебе шанс. Сейчас ты успокоишься и расскажешь, как все было.

– А что потом? – уточнила девушка, глядя на меня исподлобья.

– Все зависит от степени твоей искренности. Если ты ничего не утаишь от меня, то поможешь тем самым следствию, и это тебе непременно зачтется. А если начнешь юлить, выгораживать своих приятелей, то пойдешь по делу уже не как свидетельница, а как соучастница. Сама подумай, что для тебя предпочтительнее?

– Все это очень странно! Почему вы меня здесь допрашиваете, а не там? – Гакаева мотнула головой в сторону райотдела.

– Вот дуреха! Я о тебе же забочусь. Нет, если ты, конечно, хочешь давать показания в душном милицейском кабинете, я это тебе мигом организую. – Я вынула из сумки мобильник и набрала номер Папазяна.

– Алло! – сухо ответил он.

– Здравия желаю, товарищ майор! Я доставила гражданку Гакаеву. Она согласна дать показания.

– Гм, – произнес Гарик, и это означало, что он в замешательстве.

– Вы пошлете за ней сержанта или мне самой доставить ее к вам в кабинет?

– Я верно понимаю – мне надо к вам выйти? – уточнил Папазян.

– Да, жду, – сказала я и отключилась.

Я знала, что Гарик отходчивый, поэтому, несмотря на мое очередное «динамо», он непременно мне подыграет. Карина уже не на шутку испугалась. Когда к «Ситроену» подошел мой приятель в форме, она была в полуобморочном состоянии. Я разблокировала двери, Папазян сел позади моей пассажирки, и я вновь замкнула замочки.

– Ну что, попалась, птичка? – спросил Гарик для пущей важности и вопросительно уставился на меня.

– Попалась, – подтвердила я, – можно сказать, с поличным. Хотела сама ее допросить, но она упрямится. Товарищ майор, забирайте ее себе. Я на нее больше тратить время не собираюсь.

У Карины повторился приступ истерики. Она уткнулась головой в ладони, громко всхлипывая и еле внятно приговаривая:

– Я не виновата, я ни в чем не виновата, поверьте!..

Папазян показал мне мимикой и жестами, что он не понимает, как ему вести себя дальше. Я дала ему понять тем же способом, что он со своей задачей практически справился и теперь ему остается только красиво уйти. Гарик осуждающе покачал головой, изобразив, что ему совсем не нравится этот спектакль, и сказал:

– Сейчас у меня в кабинете помощник подследственного по другому делу допрашивает. Придется вам немного подождать.

– Не на-надо в ми-милицию, я все зде-здесь ра-ра-расскажу!.. – сильно заикаясь, пробормотала Гакаева.

– Товарищ майор, раз уж вы все равно заняты, придется мне самой ее допросить. Если вы, конечно, не возражаете.

– Не возражаю, – ответил Папазян. – Возникнут проблемы – я подключусь. А пока у меня есть другие дела.

Я выпустила Гарика из машины и вновь осталась наедине с Кариной. Она продолжала истерически всхлипывать. Я заботливо сунула ей пачку носовых платочков и, когда она утерла сопли и слезы, сказала:

– Итак, я слушаю. Говори четко и громко, ничего не утаивай. От этого зависит твоя дальнейшая судьба.

Я включила диктофон, и бывшая воспитанница агафоновского детдома начала вещать. Говорила она медленно, тщательно продумывая каждое слово:

– Вчера мне позвонила моя одноклассница, Машка Маменко, в смысле Касаткина – она замужем за Касаткиным, – и сказала, что нам надо сегодня срочно встретиться. Я согласилась, ни о чем не спрашивая. Мне все равно делать нечего было, я на этой неделе выходная. Мы договорились увидеться около Крытого рынка, на остановке трамвая. В девять утра. Машка пришла с Серым, со своим мужем. Они сказали, что улетают сегодня в Турцию, поэтому не успевают навестить в больнице одного очень хорошего человека. Серый всучил мне пакет с апельсинами и сказал, что его надо передать Хохлову Дмитрию Олеговичу, который лежит в отделении токсикологии, в седьмой палате. Еще он сказал, что мне самой совершенно ни к чему к этому Хохлову заходить. Можно попросить кого-нибудь передать больному пакет с апельсинами. Я так и сделала. Отдала его санитарке – она в холле полы мыла – и ушла. Уже когда я ехала домой в маршрутке, Машка мне позвонила и спросила, как все прошло. Я сказала, что все нормально. Тогда она попросила меня завтра позвонить из автомата в больницу и справиться о здоровье Хохлова. Еще она сказала, чтобы я сама ни ей, ни Серому не звонила, потому что они сразу же купят в Турции местные симки, чтобы звонки были дешевле, и сами мне перезвонят. Вот, собственно, и все.

Я отключила диктофон и сказала:

– Карина, все у тебя как-то очень уж гладко и причесано получилось. Меня, мол, попросили – я согласилась. Ни о чем не знала, не подозревала… Только почему-то из больницы ты удирала так, словно догадывалась, что за тобой может пристроиться «хвост». Скажи: ты догадывалась или знала наверняка?

Гакаева немного подумала, а потом сказала:

– Догадывалась.

– Что же натолкнуло тебя на эту мысль? – уточнила я и снова нажала на кнопку диктофона, включив его.