Высоцкий. Спасибо, что живой.

—Толик, снимай!—крикнула она Нефедову, увлеченному дынями в соседнем ряду.

Тот оторвался от камеры и, прищурив глаз, деловито заметил:

— Здесь темно. Давай-ка сюда, на солнце.

Но ослик вовсе не собирался выходить из тени. Леонидов стащил с прилавка какую-то зелень и поманил ею ослика.

— Э-э! Платить надэ! — возмутился продавец зелени.

— Потом, отстань, — отмахнулся от него Паша и протянул пучок ослу. — Ну-ка, иди сюда.

Ослик повернулся мордой к зелени и сделал шаг. Леонидов попятился — ослик за ним. Паша захохотал:

— Вот так. Жрать-то хочется!

Татьяна была счастлива: она ехала верхом на ослике, заливаясь смехом от восторга и хлопая в ладоши. Нефедов направил на нее камеру. Высоцкий подошел к дедушке на ящике и протянул ему три рубля.

— Побудьте с нами часок.

Дедушка, продолжая улыбаться, встал, по-узбекски велел мальчишке охранять товар, догнал ослика и повел его под уздцы.

Кулагин шел немного впереди, приговаривая: «Мне не надо, спасибо, не надо».

Нефедов остановился около торговцев ножами. Он выбрал самый большой тесак и делово стал крутить его в руке, играя отблеском стали.

— Помнишь, я рассказывал?

Он начал наносить удары воображаемому больному.

Паша перехватил его руку, шепнул на ухо:

— За карманы держись. Это Восток.

Но Нефедова уже невозможно было остановить — при виде изобилия ножей у него разбежались глаза.

— А есть еще, побольше? — не успокаивался он.

— Есть! — хохотнул Паша. — Только это сабля называется.

На Высоцкого надели халат и тюбетейку. Рядом, как по команде, выросло еще несколько торговцев халатами, и каждый предлагал купить у него.

— Этот бэри, в нем нэ жарко будэт.

— Сколько?

— Дэсять рублэй.

— Десять—за два, — показал пальцами Володя.

Татьяна ехала на ослике, держа в руках купленный только что кумган.

— Зачем ты это купила? Это же все новодел, — разглядывая кумган, авторитетно заявил подошедший Паша. — Они просто кидают все это в навоз недели на две, вот он и зеленеет. — Он потер стенку кумгана пальцами. — Вот—вся зелень на руках остается.

Высоцкий, в халате и тюбетейке, задержался около продавца музыкальных инструментов. Татьяна спешилась и вместе с ослом тоже отправилась разглядывать барабаны и струнные.

— Один палка, два струна, — прокомментировал Паша.

Продавец играл на чем-то, похожем на скрипку, не национальную мелодию, а «Старинную французскую песенку» Чайковского. Его слушали и приценивались иностранцы, сгрудившиеся неподалеку.

Татьяна попробовала ударить в большой барабан. Звук получился неожиданно гулким. Ослик покосился на Таню, захрипел и, задрав морду, издал пронзительный крик, напоминающий хохот. От неожиданности Татьяна подпрыгнула, взвизгнула, обняла и чуть не расцеловала осла.

Подлетел возбужденный Кулагин:

— Есть то, что надо, но я чего-то не пойму...

Володя, Татьяна и дедушка с осликом отправились вслед за Севой, вокруг которого уже кружил коршуном продавец ковров.

— Вэревкой завязать?

— А чего так дорого?

— Ти хороший чэловэк — двэсти пятьдэсят отдам.

Володя раскатал ковер и внимательно осмотрел. Ковер был большой, три на четыре, малиновый. Неожиданно Володя взял Кулагина под руку и повел прочь.

— Володь, я же этот хотел! — вырывался Кулагин.

Не обращая внимания, Володя остановился возле другого торговца и начал кричать, постепенно добавляя в речь узбекский акцент:

— Вот, сматри! Ничего говорить не буду, сам видишь! Лючше нет, бери и уходи!

Продавец с веревкой в руках, уже нашедший как будто покупателя в лице Севы, расстроился:

— Э-э! Ви кто такой? Ви откудэва?

— Ми? А ми из колхоза «Зэлений луч»! — не унимался Володя. — Слихали? Э-э! Всэ иди сюда. Бэри мой ковра—всю жизнь мэнэ поминить будэшь...

Люди вокруг останавливались. Они смотрели на странного «торговца» в халате и тюбетейке, но совсем не похожего на местных.

— А это сколько стоит? — решил подыграть ему Сева.

— Сто рубелей, и часы свой давай снимай!

Продавец с веревкой, ничего не понимая, взмолился:

— Э-э! Алла!

— На нэго нэ смотри даже. — Володя поймал кураж. — Двэсти пьятьдэсят дашь мэнэ — три забирай!

Продавец оторопел.

— Он обманивает тэбе, — он схватил Севу за рукав, — это нэ твоя ковра!

— Это нэ мой ковра?! А чей?! ТЪой?!

— Его.

Человек с веревкой указал на растерянного конкурента, чьими коврами теперь «торговал» Высоцкий.

— Щаз куплю — мое будэт! Сколько, брат, за все?

Растерявшийся узбек поскреб голову — он не

ожидал такого предложения — и начал в уме прикидывать.

— Бэри, пока я нэ пэрэдумал... — продолжил игру Володя.

Первый продавец, с веревкой, потянул Севу к своему товару.

— Ето сумагцедщий какой-то! Идем, двэсти отдам!..

— Сто восемьдесят! — начал торговаться Сева.

— Э-э-э!

— Давай?

— Э-э-э! Шайтан!

— Давай? — Сева решил закончить торговлю. — А то у него возьму!

—Хай, ладнэ! — сдался продавец и покосился на улыбающегося Володю, стоящего в окружении толпы зевак. — Эх! Шайтан!