Высокое Искусство

— Три — контрприем!

Елена устала, движения замедлились, казались тягучими, будто в киселе. Чертежник парировал ее неловкий выпад, брезгливо поджав губы, и не преминул оставить новый след. Женщина зашипела, подавляя желание схватиться за новый ожог, прикрыть его. Елена уже была научена горьким опытом и отлично знала, что это станет хорошим поводом обжечь ей ладонь — чтобы не теряла концентрацию.

— Еще раз! — скомандовал Чертежник.

Елена стиснула зубы, учитель и ученица снова закружились внутри фигуры на каменном полу. Сжимая в левой руке деревянный кинжал, Елена механически переставляла ноги, «играла» на три такта, горько думая, что со временем ей понадобятся перчатки с длинными крагами. Еще год таких занятий, и руки будут изуродованы, как у оспенного больного.

— Раз! Два! Три!

Лучина ужалила в сустав, имитируя режущий удар по пальцам. Елена удержала клинок только благодаря петле. Инстинктивно, со злостью ответила уколом на всю длину руки — и, разумеется, была немедленно наказана. Чертежник даже не стал отшагивать, он пропустил кинжал мимо себя, развернувшись на месте, затем одновременно ударил ее по руке сверху вниз и подсек опорную ногу.

Ученица потеряла равновесие, но сразу превратила падение в управляемый кувырок. Перекатилась через плечо, поднялась, но Чертежник уже был рядом, занося руку. Палочку мастер перехватил за середину и готовился сымитировать «ломающий» удар сверху вниз обратным хватом. «Ломающий» — поскольку считался одним из самых сильных, пробивал любую одежду и даже кольчугу, а будучи нанесенным при помощи учебного клинка с легкостью переламывал ключицу.

На одних рефлексах Елена отвела и этот удар, атаковала в свою очередь, пытаясь на обратном движении «разрезать» снизу вверх наискось лицо Чертежника. Мастер отклонился назад, пропуская деревянный клинок мимо, одновременно выхватил свободной рукой настоящий кинжал из-за пояса сзади. Надо сказать, у Елены не возникло даже мысли «нечестно!», она продолжала действовать заученно, как автомат, строго запрограммированный на драку.

Ножевые схватки обычно шли на таких скоростях, что даже испугаться времени не было. После года ученичества Елена хорошо понимала, почему Фигуэредо считал квинтэссенцией мастерства именно бескомпромиссное пырялово кинжалом. Длинный клинок, будучи тяжелее, медленнее, обладая большим пространством маневра, мог простить ошибку. Кинжал — нет.

Противники замерли друг против друга в левосторонней стойке, чуть раскачиваясь на пружинистых ногах. Чертежник отвел в сторону «эстафетную палочку» таким жестом, словно готовился обнять ученицу правой рукой. Затем легко ударил своим клинком по деревянному кинжалу Елены, еще раз, будто предлагая оценить чистый звон качественной стали. На третий бросил ученице в лицо лучину, выполнил обводку ее оружия своим, сцепил клинки. Вывернул как рычагом тренировочный снаряд из ее руки, а после закончил связку тычком рукояти снизу вверх в подбородок.

Елена пошатнулась, отступила на шаг. Ожоги болели, кисть болела, челюсть болела, хотя и слабее прочего. Самолюбие тоже страдало.

— Посредственно, — сказал Чертежник. Это слово теперь звучало чаще всего при оценке бойцовских навыков Елены. Впрочем, уже прогресс, раньше он выражался куда энергичнее.

— Посредственно. И все же чуть лучше прежнего.

Елене показалось, что у нее проблемы со слухом.

— Что?

— Нашла с кем упражняться?

— Д-да.

— Это правильно. Сразу навыков прибавилось. Надо было раньше искать.

— Но…

Елена хотела бросить наставнику горькие обвинения и осеклась. Фигуэредо проницательно взглянул на нее и сказал:

— Тот, кто ждет смерть по-настоящему, задает себе лишь один вопрос — как лучше подготовиться к неминуемому? Он думает об этом каждый день, каждый час и минуту. А если нет, значит, боец еще не готов и подсказывать ему бесполезно.

Фехтмейстер кашлянул, растер грудь у солнечного сплетения, морщась.

— Схватки лишь с одним человеком закрепощают, ограничивают знание. Если ты не поднялась до понимания, что навык следует оттачивать с разными бойцами, всегда в поисках неожиданностей, значит еще не пришло время.

Он криво усмехнулся, глядя на мрачную физиономию ученицы.

— Я даю знание, ничего не утаивая. Но я не делаю из тебя воина, это уже твоя забота. Хотя… — Улыбка Чертежника стала еще шире и кривее. — На самом деле нет. Если бы я не дал тогда мессер и не предупредил о вызове, сейчас ты лежала бы в общей яме на северном кладбище. Так что я прямо-таки сказочно добр. Есть ли на свете другой столь же щедрый мастер? Не уверен.

Елена опустила голову. Крыть было нечем.

— Ты поможешь мне подобрать меч? — спросила она, не поднимая взгляд. — Или продать тот мессер. Он пришелся по руке.

— Нет, — равнодушно ответил Чертежник. — Это мои клинки. Учитель может одарить ученика оружием, но лишь в особенных обстоятельствах. Ты подобного дара недостойна. Пока, во всяком случае. Голодный не ждет, когда мироздание накормит его, он добывает пропитание. Больной варит себе отвары. Замерзающий собирает дрова и берет огниво. Если ты думаешь, что опасность близка, ищи оружие.

Елена скрипнула зубами… и расслабилась.

— Спасибо за науку, — кивнула она. — Я сделала много ошибок.

Женщина взглянула прямо в глаза наставника. Чертежник молча ждал, кажется, с неподдельным интересом.

— Я чувствую себя, словно жила во сне, не просыпаясь, — неожиданно вымолвила Елена. — Делала вещи, которые нужно было сделать, не задумываясь над их смыслом. Где-то когда увидела, что делать нужно именно так.

Зачем она это говорит?.. И кому она это говорит? Больному садисту, который сломал ей руку просто ради сиюминутного развлечения, который презирает ее как женщину и бесполезного ученика, что никогда не принесет славу наставнику? Елена смотрела в глаза старому фехтмейстеру и понимала, что именно Чертежнику она может сказать все, о чем сейчас думала. Больше никому. Одни не поймут, другие пренебрегут.

— Если ждешь смерти, надо искать учителя. Если будешь долго тренироваться, остальное приложится. Мастер, прежде чем дать знание, должен сказать что-нибудь значимое, серьезное, таков ритуал.

Она уже не столько говорила, сколько размышляла вслух, пытаясь разложить соображения по ящичкам осознания.

— Я не задумывалась, что такое на самом деле жизнь и смерть. Что такое Высокое Искусство. Думаю, только сейчас я начинаю что-то понимать.

Она помолчала.

— Спасибо, мастер.

Елена поклонилась, без подобострастия, но с уважением.

— Спасибо за науку.

Фигуэредо вздохнул, снова потер грудь рассеянным жестом, будто по привычке.

— Вэндера, — отозвался он с неожиданной печалью в голосе. — Все это слова. Только слова. Они красивы, значимы, однако не стоят ничего.

Он шевельнул пальцами, сложил губы дудочкой, будто сдувая невидимую пыльцу.

— Слова это пустой ветер. Только дела имеют значение, больше ничего. Кое-чему ты научилась за год. Могла бы научиться большему. Какие уроки ты извлекла, мы увидим в год следующий. Ступай. Думай. И запомни.