Высокое Искусство

— Неужели пытки? — Чертежник саркастично улыбнулся, с видимым усилием, губы его посинели. — Уже пять лет меня день за днем пожирает собственная утроба. Думаешь, я буду впечатлен твоими потугами?

— О, старик, ты, в самом деле, удивишься, сколь многое я открою тебе в науке боли!

Красноглазая подняла руку. Бандиты привычно изготовились к привычной работе — хватать, держать, мучить.

— Наука… боли… — прокашлял Фигуэредо. — Как забавно. Ведь… мои слова…

— Что за… — ведьма умолкла, всмотрелась в мутные глаза фехтмейстера, схватила его запястье, слабое и безвольное. — Ах ты, тварь!!!

Чертежник начал падать, словно марионетка, у которой перерезали нити. Ведьма с легкостью и нечеловеческой силой подхватила мастера, с ее пальцев сорвались зеленоватые огоньки, заплясали на груди и животе умирающего.

— Не вздумай подохнуть! — прорычала женщина. — Рано! Только не теперь!!!

Из руки фехтмейстера выпал стилет, который Чертежник вонзил себе в живот, когда услышал скрежет открывающегося сам собою замка. Когда прочитал в шагах ведьмовских подручных скорую, неизбежную судьбу. Только великий знаток смерти мог нанести сам себе рану, которая была смертельна и в то же время выпустила наружу от силы пару красных капель. Узкий клинок не оставил видимых следов на одежде. Минута за минутой, пока шел разговор, внутреннее кровотечение убивало, точнее, добивало старого мастера. Ирония судьбы, которую оценила бы Елена, узнай она об этом, ведь схожее ранение погубило Шену.

— Если ты… столь хороша… верни меня… с того света, — прошептал Фигуэредо с большими расстановками, задыхаясь. — Но ты не сможешь… Теперь это мир людей… а не магов.

Ведьма ревела от ярости, неконтролируемого бешенства, щедро тратила силу, стараясь хоть немного удержать самоубийцу на пороге жизни. Уголовное «мясо» жалось в тенях по углам, пытаясь сообразить, а вообще стоит ли золото волшебной жути, не пора ли задуматься о душе и свалить, пока не поздно.

— Она только начала свой путь, но я вижу, Смерть уже любит ее, — очень внятно, с триумфом выговорил фехтмейстер. — Другой наставник выучит ее лучше меня. И когда-нибудь…

Кровавые пузыри выступили на посиневших губах, предсмертные судороги скрючили руки мастера. Но Фигуэредо сумел закончить фразу на последнем в своей жизни выдохе:

— Она придет за тобой.

Ведьма отшвырнула труп с такой силой, что он перевернул щиты с рисунками и упал на холодные камни, словно ворох тряпья. Женщина постояла немного, разминая пальцы. Бандиты молчали, боясь даже громко вздохнуть.

— Итак, уже две промашки, — пробормотала себе под нос зловещая фигура с мечом. — Не дом. Не зал. Значит, пора навестить свинью с желудями.

— Мне вы больше не нужны, — приказала ведьма после короткого раздумья. — Возвращайтесь к дому, затаитесь вместе с остальными. Указания те же, хватать любого, кто придет. Женщину не убивать и не ранить, ни при каких условиях. Но можно сломать ногу или руку. Кто сбежит — найду.

Ответом ей стало гробовое молчание. Обсуждать и тем более оспаривать указания нанимательницы дураков не было. Бадас подобрал хороших исполнителей, им хватило бледного вида квартального «покровителя», чтобы прикинуть хрен к носу. Вопрос, который сейчас занимал каждого — таки отработать задаток и получить остальное или бежать сразу, как выйдешь за дверь? Оба варианта имели сильные и слабые стороны.

— Смерть или не смерть, но судьба определенно хранит тебя, Искра. Однако везение не бесконечно…

Глава 25 Время убивать

Елена чувствовала себя онемевшей конечностью — все вроде на месте, но в то же время тело чужое. Ватные нервы, притупленные чувства, но кровь уже струится по жилам, обещая в скором времени жгучую боль. И душа тоже — не своя, как дрянной протез, который причиняет боль одним лишь существованием. Женщина бежала и бежала, стараясь не думать, не вспоминать, вообще не жить осознанно здесь, сейчас, лишь бы еще на несколько минут оттянуть сокрушительное понимание.

Все потеряно. Все!

Елена более-менее пришла в себя у реки, рядом с тоннелем на другой берег. Она почти не помнила, как Мурье вышвырнул ее за ворота, сунув мешочек с деньгами. Кошель и сейчас был зажат в руке, Елена подвесила его к ремню, рядом с чехлом для огнива и ложки. Уже более-менее осмысленно спустилась под землю.

Итак, ее раскрыли! Несмотря на краску и бегство через полконтинента. Фантастическое невезение… или судьба? Ну и конечно болтливость! Что стоило промолчать, увидев знакомое лицо на портрете? Не спешить, все взвесить. Просто промолчать, не торопиться сразу молоть языком. Это ничего не изменило бы принципиально, зато было бы время как-то что-то придумать.

И вот она снова бежит, все потеряв!

Хотя нет, не все, во многих смыслах. От кое-какого имущества до вполне осязаемой ответственности за близких людей. Проведя рукой по ремню, Елена кратко и грубо выругалась. Ну конечно, саблю она оставила у Флессы… Сняла с пояса перед тем, как прикорнуть на диванчике в гардеробной, потом забыла. Вот, что значит отсутствие привычки к оружию. А топорик остался в доме. Чертежник, несмотря на всю гадостность и склочность, был прав, ученице многому еще надо учиться!

И что же делать?

Выйдя на противоположном конце, Елена вздохнула, чувствуя, как насыщен воздух гарью. Последние пару дней ощутимо похолодало, Мильвесс жег сланец и уголь как не в себя, словно жители торопились согреться впрок. Телеги и тачки с топливом сновали по городу едва ли не круглосуточно, хотя формально торговля теплом относилась к «предрассветным ремеслам», как молочники или пекари.

Что делать… Что же теперь делать…

Не сбавляя шаг, она провела быструю инвентаризацию носимого имущества. Одежда, повседневный набор бытового имущества вроде шейного платка и ложки, ножик в гульфике, обычный нож… Цеховая грамота, немного денег своих плюс кошель Мурье. Черт возьми, все-таки она взяла деньги от Грызуна, воистину от судьбы не уйдешь! Что сказала Флесса? Время до заката, но можно ли в это верить? Куда развернутся мысли и хотелки герцогини, не передумает ли она или не передумала уже?

Елена прикусила кожу на ладони, чтобы сдержать всхлип. Нельзя хлюпать носом, нельзя рыдать, нельзя проявлять слабость. Она снова бежит наперегонки со смертью, а слабость убивает. Никто не поможет, некого просить о помощи. Надежда лишь на себя. Двигаться, греться, думать! Фигуэредо Чертежник? Скорее всего, нет, старик ничем не поможет. Дом? Вот уж где появляться нельзя ни в коем случае, но следует предупредить Баалу, забрать вещи. И к закату Елена успеет покинуть город через восточные врата. Тюрьма? Исключено. Хотя с другой стороны, почему бы и нет… Лекарка не нарушала законы, и она для правоохранительной системы «своя», пусть даже отчасти. Но с другой стороны, чем помогут палачи и тюремщики? Как они ее защитят от врагов, как объяснить свое появление, бегство, а также прочие беды? Нет, тоже не вариант.

Женщина не стала ввязываться в затяжной диалог с самой собой, она просто решила и приступила к выполнению. Нахлобучила плотнее кепку, запахнула плащ, скрывая лицо в тенях между воротником и козырьком. Если не приглядываться, под серым осенне-зимним солнцем она легко сойдет за юношу, который спешит по делам.

Город уже не кипел, а замер в оцепенении, готовом равно как взорваться кровавым бунтом, так и рассеяться в омуте пьяных кутежей. Взгляд Елены, наметанный за время общения с парнями Бадаса, отметил необычное отсутствие на улицах мелкого криминала. Почти все «чоткие пацанчики», приметно одетые, с характерными повадками, куда-то исчезли, будто набирались сил перед будущими подвигами. Притом и стражников почти не было. С улиц одновременно ушли и закон, и преступность, оставив горожан наедине с тревожным ожиданием. Зато все дружины, и цеховые, и ремесленные, вышли «оружно и бронно», не драки ради, а демонстрируя число и силу.