Высшая мера
Шрифт:
– Что Кипр?
– спросил Осецкий.
– Едешь?
– Они не возражают, - ответил Апыхтин легко, без напряжения, расставляя стаканы на голом деревянном столе.
– Кто - они?
– спросил Басаргин.
– И Катя, и Вовка, - беззаботно ответил Апыхтин.
– Ты хочешь сказать… - начал было Цыкин, но не успел закончить, его перебил Апыхтин:
– Они были недавно, перед самым вашим приходом. Если бы вы пришли чуть раньше, то застали бы обоих.
– Так, - негромко проговорил Басаргин и осторожно посмотрел на Цыкина и Осецкого: как, дескать, быть-то?
– Значит, все-таки едешь?
– Подумаю.
– Апыхтин принес из
– И часто приходят?
– неожиданно прозвучал в общей тишине вопрос Цыкина.
– Кто?
– живо повернулся к нему хозяин, прекрасно понимая, о чем тот спрашивает. И что-то мелькнуло в глазах Апыхтина, какой-то огонек затаенного интереса.
– Ну как… Ты же сам говорил… Катя и Вовка.
– Цыкин был сбит с толку и вопросом Апыхтина, и его улыбкой, и наступившей тишиной, и тем ударом ноги, которым под столом наделил его Басаргин.
– А, эти… - небрежно махнул рукой Апыхтин, но не было в его жесте пренебрежения - это все поняли.
– Заходят иногда… Может, и сейчас подойдут… Они все время где-то рядом… То в прихожей, то за шторой… Как тебе объяснить… - Апыхтин обращался только к Цыкину.
– Они почти прозрачные… И с каждым часом, я заметил, становятся все прозрачнее… Поэтому я не всегда их даже и замечаю, иногда прохожу сквозь Катю и только потом спохватываюсь… Она не обижается, - заверил Апыхтин каким-то будничным голосом, будто говорил о чем-то совершенно естественном.
– Ладно, - сказал Басаргин твердо и озабоченно.
– За что пить будем?
– Как за что, за упокой, - живо откликнулся Апыхтин и весело посмотрел на каждого. И столько было в его глазах неподдельного интереса к тосту, что все трое заместителей лишь подавленно переглянулись.
– Ну что ж, земля, как говорится, пухом, - не то предложил, не то спросил Апыхтин, и глаза его за очками сверкнули радостным ожиданием, - ох и выпьем, ребята, ох и выпьем.
Капитан Юферев с молчаливой настороженностью смотрел на Брыкина. Тот был сосредоточен, вошел с большим целлофановым мешком, помялся у двери - ничего, дескать, если я с мешком да в кабинет? Капитан в ответ лишь кивнул. Брыкин поставил мешок в угол и, присев к столу, вопросительно посмотрел на Юферева.
– Ну и что?
– спросил тот.
– А ничего.
– Совсем ничего?
– Совсем, Саша. Больше двадцати ящиков мусора перелопатили за пять часов. Столько наслушались от жильцов, столько всего насмотрелись в самих ящиках, столько тайных сторон жизни наших граждан открылось…
– Остановись, - хмуро сказал Юферев.
– Нашли?
– Нет, Саша, не нашли.
– И штыря тоже нет?
– Нет. Но крови видели… Я за всю жизнь столько не видел. Бинты, тряпки, трусы, рубашки… Все в кровище! Такая криминальная вонь идет из этих ящиков… Дышать нечем.
– Значит, нож он не выбросил, - растерянно проговорил Юферев.
– Решил себе оставить.
– Оно и понятно!
– оживился Брыкин.
– Инструмент, видимо, хороший, надежный, испытанный инструмент… Зачем же выбрасывать? В жизни все пригодится.
– Значит, не выбросил, - повторил Юферев.
– Или не нашли, - утешил капитана Брыкин.
– Ведь весь мусор города осмотреть невозможно. Отошли они, к примеру, метров на триста, на километр отъехали на машине и бросили с моста в речку… В канализационный люк, в водосточную решетку… Потомки найдут, подивятся мастерству оружейников в конце двадцатого века, а?
–
Да-да, конечно, - рассеянно отвечал Юферев.– Найдут, подивятся. Ну ладно.
– Он с силой потер ладонями лицо, покрытое длинными глубокими морщинами.
– Ладно… Оботремся, переморгаем.
– Мне не столько обтираться надо после этих мусорных ящиков, сколько отмываться!
– рассмеялся Брыкин, и его круглые щечки сделались еще румянее.
– Что там у тебя в мешке-то?
– спросил Юферев.
– Похвастайся.
– Опять же мусор, - весело ответил Брыкин.
– Как ты и велел - собрали все, что можно было ухватить пальцами человеческой руки. На всех этажах. Во всех закоулках. Под всеми батареями! Домоуправление должно нам хорошую премию отвалить за проделанную работу.
– Отвалят, - вздохнул Юферев.
– Догонят и еще раз отвалят.
– Он вышел из-за стола, постоял над мешком, не зная, с какой стороны к нему подступиться. Потом не торопясь, без всякого интереса заглянул внутрь, беспомощно посмотрел на оперативника.
– Мусор, - сказал тот, разведя руки в стороны. Дескать, чем богаты, тем и рады.
– Вижу, что не золото, - вздохнул Юферев и, перевернув мешок вверх дном, высыпал все его содержимое на пол посреди кабинета. Покатились к стенам пивные пробки, завоняло старыми окурками, разноцветно и шуршаще осыпались бумажки, какие-то комки, смятые пачки сигарет, сверкнули разноцветной пластмассой пустые зажигалки, бесшумно улеглись на пол бритвенные лезвия, несколько шприцов, брошенных наркоманами, сверкнули осколки разбитой бутылки… - Поработали, - пробормотал озадаченно Юферев.
– Вижу, что время зря не теряли.
– Говорю же, мы оставили после себя самый чистый подъезд в городе!
Юферев продолжал стоять над кучей мусора, соображая, что с ней делать: тут же выбросить или попытаться разобрать все это бесконечное множество отходов современной жизни.
– Подумать только, - пробормотал он подавленно.
– В таком месиве мусора может таиться истина!
– Саша!
– потрясенно произнес Брыкин.
– Как глубоко и проникновенно ты мыслишь!
– Как могу, так и мыслю.
– Юферев присел на корточки.
– Располагайся рядом, - сказал он Брыкину.
– И начнем.
– Чего начнем-то?
– Перебирать. Бумажку за бумажкой, окурок за окурком.
– Если по мне, Саша, то наши возможные открытия обретут смысл, если мы точно будем знать, где лежал тот или иной окурок, пробка, бумажка, шприц.
– Преступники могли обронить нечто стоящее на любом этаже.
– Тоже верно, - уныло согласился Брыкин, присаживаясь рядом.
– Чего ищем-то?
– Понятия не имею, - ответил Юферев.
– Вдруг что-то засветится, какая-нибудь вещица пискнет тонким голосом прямо в твоих пальцах, может, пробка подмигнет пьяным глазом… Возле моего стола стоит корзина для бумаг… Тащи ее сюда. Будем постепенно ее наполнять, выносить во двор, снова наполнять и снова выносить… Возражения есть?
– Есть, но они несущественны.
– Брыкин принес проволочную корзину, сам присел рядом и взял из кучи первую попавшуюся папиросную пачку.
Заглянул внутрь, понюхал, прикрыв глаза, пожал плечами и бросил пачку в корзину.
Вскоре в нее без задержки перекочевали остальные пачки из-под сигарет, пивные пробки, обертки от жвачек, шоколадных батончиков, винтовые пробки из-под разнообразных, но неизменно поддельных водок, в полной мере отражавших образ жизни, быт и устремления жильцов дома в конце второго тысячелетия.