Выстрел в Опере

— 1 сентября 1911 года, — поспешно просветила ее Ковалева. — Поскольку было полицейское расследование, мы знаем все до дотошных подробностей. В киевском городском театре во втором антракте оперы «Царь Салтан» Столыпин стоял у рампы, рядом с оркестром, и беседовал с подходящими к нему лицами. В конце антракта к нему подошел неизвестный во фраке, приблизившись на расстояние двух шагов, выхватил браунинг и выстрелил два раза. Это было ровно в 11.04. Часы Столыпина разбились и зафиксировали время. Царя в ложе не было, он прибежал на выстрел, решив, что кто-то уронил кому-то на голову театральный бинокль. Столыпин успел перекрестить государя. Артисты на сцене упали на колени, запели «Боже, Царя храни». Столыпина повезли в хирургическую лечебницу Маковского. Это угол нашего Яр Вала и Гончара, такое потрясающе красивое, асимметричное здание в стиле Модерн… Там Столыпин умер. Пуля, прострелившая руку Столыпина, попала в первого скрипача оркестра. На него никто не обратил внимания, один Столыпин, лежа на операционном столе, беспокоился о его здоровье. Врачи обещали ему выздоровление, но Столыпин говорил: «Нет, я чувствую, что умираю». Он стонал от боли только во сне. До последней минуты он сохранял полное самообладанье… Как и Богров. Они вообще чем-то похожи! Оба точно знали, что будут убиты, но шли до последнего. Оба были яростными индивидуалистами, бывшими в оппозиции по отношению и к правым, и к левым. Оба хотели как лучше… Оба защищали евреев. Богров просто не знал, что Столыпин давно пытается протянуть в Думе закон. Он надеялся пересмотреть ограничение прав евреев.

— О’кей, — издала вздох Даша Чуб. — Он мне нравится. Выходит, нам нужен билет в Оперу. В антракте я должна стать где-то рядом со Столыпиным. А когда наш мальчик подойдет, схватить его за руку и заставить выстрелить в воздух. Примерно так. — Певица последовательно изобразила процесс. — Пуля попадет в люстру, а люстра упадет и все равно убьет Столыпина. И капут Берлиозу! — засмеялась она. — Ладно, шучу я, шучу… Что дальше?

— Дальше, — Маша взяла листок левой рукой. — Дальше публика в театре начала избивать Митю Богрова. Его били ногами. Выбили зубы. Дамы в ложах кричали «Убить его. Убить». Но это нас уже не интересует…

— Не интересует? — расширила Даша глаза. — Очень даже интересует! А если мне не удастся выхватить у него револьвер? Если он все же выстрелит? Пусть вбок. Еще в кого-то попадет. Или люстра каюкнется. Кто там, в суматохе, разберется, что я Столыпина защищала? Люди ж, они какие… Сначала бьют, потом думают. Надают нам обоим, выбьют челюсть, схватят и поведут в участок. И че мы будем делать?

Даша говорила «мы». Но поскольку подразумевалось, что делать это будет она, возмущение ее было оправданным.

Вчитываясь в протоколы далекого прошлого, Маша видела ситуацию простой и понятной. Но в реалистичном изложении Чуб она переставала быть простой и становилась опасной.

При лучшем раскладе (Митя стреляет в воздух, Столыпин спасен, революции конец) Богрова все равно арестуют. И Дашу возьмут вместе с ним. Будут спрашивать, кто она, что, откуда знала про покушение? И сбежать ей будет некуда.

Ведь при самом лучшем раскладе настоящее для них Трех будет заказано. А их жизнь в Прошлом начнется с учета в охранке.

Весьма паршивое начало.

Паршивое втройне, с учетом того, что оно еще наилучшее!

— Я могу выхватить у него пистолет, — сказал молчавший доселе Мир.

А Маша подумала, что в присутствии Кати и Даши Мир почти все время молчит. Будто их присутствие подавляет, парализует его.

При них двоих он был нестерпимо похож на того, кем и был.

На мертвого.

— Мне ничего не будет, — глухо сказал он.

— А ты здесь при чем? — Чуб отнюдь не собиралась отказываться от роли спасительницы. — Маш, — деловито предложила она, — а нельзя ли решить эту проблему вне высшего света? Как-нибудь поскромней, без царя. Стукнем мальчика по голове, когда он будет выходить из гостиницы.

— Какой гостиницы?

— «Ленинград». Подкараулим в подъезде. Свяжем. И мальчик губастенький опять же останется жив.

С каждым словом Даша говорила все радостней, а в финале стала подпрыгивать.

— Ты ж кучу книг перерыла! Там написано, на каких он тусовках бывал?

Впервые Отмена революции вдруг вызвала у Чуб настоящий, неподдельный энтузиазм.

И в данном контексте Маша, поразмыслив, не стала возражать против спасительного оглушенья Богрова.

— Кажется, кто-то видел его в кабаре «Лиловая мышь».

— В кабаре? Замечательно! — окончательно преобразилась певица. — Я пойду туда и с ним познакомлюсь. Кем мне лучше представиться? Революционеркой или феминисткой?

— Собственно, — сказала историчка, — это одно и то же. В России почти все феминистки были революционерками, они делали обе революции одновременно. Та же Коллонтай участвовала в организации Октябрьской, агитировала солдат и женщин-работниц. Призывала их к перевороту и свободной любви. Считала, что чувства двух «любящих сердец» изолируют пару от коллектива.

— В общем, к групповухе их призывала. — Даша стояла у зеркала. — Типичная ведьма. Шабаш — это ж тоже групповуха.

Повернувшись боком, Чуб втянула выпирающий из шортов живот и постаралась поверить, что его нет вообще. Выпятила грудь. Зазывно обнажила плечо и изобразила на лице революционный настрой.

— Коллонтай стала первой в мире женщиной-послом, — строго сказала Маша. — До этого была наркомом пропаганды Украины. Заведующей отделом по борьбе с проституцией… Боже, что ты делаешь?

Придерживая неблагонадежный живот левой рукой, правой Землепотрясная штукатурила щеки румянами из фарфорового флакона Кылыны.

— Феминистки боролись с проституцией, узаконенной царским режимом! Они распустили бордели! — припугнула краснощекую Маша.

— Ага… — весело цокнула языком Даша Чуб. — Знаешь народную примету? Если баба борется за женские права, значит, у нее нет мужика! Зуб даю, Клара Цеткин придумала 8 Марта не потому, что знала про Брыксы, а потому, что просто не знала, как заставить парней обращать на нее внимание — хоть один раз в году. Может, и правы были те амазонки, которые решили, что жить со своим любименьким мальчиком важнее, чем голосовать… А как думаешь, я не слишком уж толстая? Я ему понравлюсь? Ты кучу книг перерыла. Там написано, на каких он дам западал? — Чуб сорвала со стола узорную скатерть и прикинула ее на себя.

— На скромно одетых, — экстренно соврала Ковалева.

Глава восемнадцатая, в которой Даша превращается в Инфернальную Изиду

…сидят, курят, пьют, судорожно притворяются веселыми, танцуют, выделывая гнусные телодвижения, имитирующие акт половой любви. Иногда внимательно и долго, иногда с грубой поспешностью выбирают любую женщину и знают наперед, что никогда не встретят отказа. Нетерпеливо платят вперед деньги и на публичной кровати, еще не остывшей от тела предшественника, совершают бесцельно самое великое и прекрасное из мировых таинств — таинство зарождения новой жизни.

Александр Куприн. «Яма»

Сосредоточенная, с выпрямленной спиной, Даша вошла в нутро кабаре.

Чувствовала она себя так, словно выходит на театральную сцену, и ощущение это было привычным и очень приятным.

Даша любила сцену.

В музыкальном училище, готовясь к экзаменам по мастерству, она всегда с нетерпением ждала своих сценических выходов и знала: ее педагоги тоже ждут их (похихикивая промеж собой: «Что еще наша Чуб отчебучит?»). В то время как другие пели положенные экзаменационные песни, Даша разыгрывала целые номера, шила костюмы — и неизменно получила высший бал с плюсом — плюс предсказание: «Наша Даша уж точно станет „звездой“!»