Выстрел в Опере
Шрифт:
«Коровы!» — опять (и не без удовольствия) подумала Даша и схватила ридикюль.
— Приду! В восемь! Вы не пожалеете! — И помчалась к выходу, позабыв про губастый объект, секс, сифилис, революцию и стоящую на столе папиросницу с «25 ш.».
«Восемь часов… Страшно мало времени!»
Про то, что время стоит, Даша забыла тоже.
— Пришла? — С утра мадам Шленская была в черном и казалась совсем не сахарной. — Ты что ж это, поселиться у меня собралась? Не выйдет. У меня с этим строго.
Землепотрясная впрямь смахивала на переселенку.
Правой рукой она тащила гнутый венский стул, левой — шляпную картонку, под мышкой — пухлый саквояж, в зубах — нотный листок, испещренный
— Это для номера, — опустив стул и выплюнув лист изо рта, пропыхтела она.
— Ну смотри мне, — на всякий случай пригрозила хозяйка. — Лелик! — крикнула. — Брехов!
К фортепьяно шмыгнул худосочный, юркий субъект, похожий на чахоточного студента, отчисленного за неуплату. Светлые волосы его были взъерошены. На носу криво сидели очки. На расстегнутом воротнике вчерашней рубашки отпечаталась чья-то губная помада.
— Уже нарезался? — отвесила ему Мадам подзатыльник.
— Обижаете, тетенька, — безмятежно мурлыкнул тот. — Зачем? Я еще не протрезвел со вчерашнего.
— За вчерашнее ты мне после ответишь. Ну, — перевела Мадам сердитость на Дашу, — показывай, чего умеешь. Петь что будешь?
— «Не уходи, побудь со мною», романс господина Пойгина, — чинно ответила Чуб. — Только, — склонившись над ощерившимся невеселой ухмылкой клавиш фортепьяно, дебютантка сунула ноты под нос непротрезвевшего Лелика, — тут все расписано. Вначале, силь ва пле [30] , играйте, как обычно. А после «моей груди» — престо.
30
Силь ва пле — искаженное s’il vous plait — фр. «пожалуйста».
— После вашей? — оживился чахоточный.
— После «моей груди».
— Presto? [31] — поднял он на нее блеклые глаза.
— Престо, престо. А потом все престее и престее. Я маякну, когда нужно начать.
— Pardon, mon ami? [32]
— Маякну — это по-японски «дам знать».
Маша сказала, восток нынче в моде.
Маша же, отчаявшаяся выправить речь Даши Чуб, посоветовала «если что» говорить «это по-японски» (все объясняющая легенда «я — иностранка» не совпадала с легендой о «брошенной и свободной»). Маша же порекомендовала певице исполнить «Не уходи» и упомянуть не-покончившего-с-собой незнакомого Чуб господина. И напомнила: время стоит, репетировать свой номер Даша может сколько угодно.
31
Presto — ит. «быстро». Музыкальный термин.
32
Pardon, mon ami — фр. «извините, мой друг».
Но в репетициях не было ни малейшей нужды. Дашино застоявшееся тело рвалось в бой, и единственное, что его останавливало, — надеть на рвущееся тело было нечего! И тут прикованная к постели подруга ей помочь не могла.
В итоге, вняв просьбам больной анти-революционерки, по магазинам в 1911 год с Дашей отправилась Катя, за что Чуб трижды поблагодарила бога.
Ковалева, вынуждавшая их свято блюсти законы патриархального Прошлого, немедленно б схватилась за сердце, узрев, как певица примеряет мужские штаны. Но, погруженная в мысли о своих миллионах, Дображанская даже не сочла нужным хоть раз заглянуть к Даше в примерочную.
— Я переоденусь за кулисами. Как только крикну, играй! — напутствовала Даша «студента».
Чуб и сама чувствовала себя студенткой, такой же пьяной — не протрезвевшей со вчерашнего дня.
Так
же, как и сто лет назад, будучи абитуриенткой музучилища, она лихорадочно переодевалась за кулисами, ожидая экзамена. Так же, как сто лет назад, будучи любимицей всех преподов Глиэра, Чуб не сомневалась, что произведет настоящий фурор! Так же, как и сто лет назад, когда Даша впервые выступала с этим «суперским» номером, экзаменуемая воровато перекрестилась…И с криком «Лелик, давай!» вынеслась на сцену вместе со стулом.
Поставив правую ногу на сиденье, певица приняла легендарную позу Лайзы Миннелли из фильма «Кабаре» и, эротично покачивая тазобедренной частью, гортанно пропела:
Не уходи, побудь со мною, Пылает страсть в моей груди…— предоставляя мадам Шленской возможность оценить ее экипировку — умереть и не встать.
Мадам было от чего умирать!
Дашину белокурую голову покрывала черная широкополая шляпа с огромным букетом искусственных фиалок. Торс сжимал шелковый, фиалкового цвета корсет, усмиривший живот и заставивший Дашину четырехразмерную грудь подскочить, точно только что взбитая перина. Ниже корсета, по Дашиному первоначальному плану, должны были поместиться «страшно прикольные» панталоны — ярко-розовые, расшитые зелеными ленточками, бантиками и ленточными розочками такого же колера.
Но, покрутившись пред зеркалом, певица сочла: розовые штаны до колен — смотрятся хоть и смешно, но слишком уж пуритански! Ничего покороче, включая исподнее, в начале века в продажу не запускали.
И Землепотрясная сделала «ход конем» — купила черные мужские брюки и, отрезав штанины, превратила их в мини-шорты.
Шорты органично дополнили лаковые штиблеты и смешные высокие мужские носки с подвязками и пояском под коленями (резинку для носков изобрести не успели). На руки дебютантка натянула ядовито-зеленые перчатки до локтя, выше локтя пристроила добытый браслет, шею увило все золото, какое имелось в наличии: цепь-змея, четыре мониста, два найденных у Кылыны колье…
(На взгляд Землепотрясной, она выглядела слегка скромновато — ни те блесток, ни те стразов. Но для начала канало и так.)
Тем паче, это и воистину было только начало!
Добравшись до «груди», Лелик перешел на быстрый темп, истерично застучал по клавиатуре, и, закончив «прелюдию», Даша стремительно описала голой ногой дугу через венскую спинку.
Извергая в ритме полового акта:
Огонь любви…— оказалась сидящей на стуле, зазывно расставив ноги:
Нас ждет с тобою!Отбросила шляпу.
Не уходи!— выгнулась эротической дугой.
Не уходи!— опала, сломавшись пополам. И, тряхнув рассыпавшимися белыми волосами до пояса, двинулась в сторону тройного оргазма, непрерывно посылая «приветы» Мадонне, Бритни Спирс и Дженнифер Лопес.
Мадам Шленская схватила ртом ставшую вдруг удушливой атмосферу и плюхнулась в кресло.
Ее версия рушилась на глазах!
Разве что Дашин любовник выманил ее речами о любви и свободе из крутого парижского кафе-шантана.
Закончив номер страстным совокупленьем со стулом, Чуб «колесом» выкатилась за кулисы и замерла, ожидая аплодисментов.
Хлопков не было.
Занервничав, Землепотрясная высунула голову из-за штор, запенила безмолвствующих зрителей и со свойственным ей оптимизмом решила: молчание — и есть лучшее признание, а лучшее, что она может сделать: ковать железо, пока Мадам проглотила язык.