Выученные уроки

На самом деле дядю Гарри и тетю Джинни вызывали в школу всего один раз. Это было на пятом курсе Джеймса, когда он «случайно» наводнил слизеринскую гостиную мерзкими рыбьими потрохами после проигрыша в квиддичном финале. Джеймс часто попадает в истории, но всегда отделывается взысканием и тому подобным — но не я. Я не такая везучая.

Моих родителей действительно вызывали дважды за прошлый год. В первый раз за то, что я назвала профессора Зелий «тупым надутым имбецилом, которому не дадут, даже если он будет последним мужчиной на земле». Не стоит упоминать, что это был не самый умный мой поступок.

Потом их вызвали месяц спустя, потому что я подралась с Марианной Роббекс и превратила ее волосы в червей. Это было весело тем более потому, что я уже вечность как хотела проклясть Марианну. Но она попала в Мунго, а я попала на взыскание на два месяца. Мои родители были не слишком вдохновлены и в первый раз, а после второго они были просто в ярости. Мама даже опозорила меня, обругав на глазах у всех в гриффиндорской гостиной, прежде чем в прямом смысле выволочь меня в спальню, где я получила от нее по полной программе. Она даже грозилась вышвырнуть меня из школы и отправить домой, если случится еще одно «нарушение», как она это назвала. Наверное, это подействовало, потому что я была так напугана, что до конца года старалась не попадать в истории.

Но все равно. Один разок не может навсегда погубить мою репутацию?

Джеймс закатывает глаза. Просто он завидует, что я натворила больше дел, чем он. Я думаю, он иногда даже специально лезет, куда не надо, но люди все равно обычно предпочитают не замечать, если твой отец Гарри Поттер. Думаю, это единственная часть наследия Поттеров, которая Джеймсу не нравится.

Но… Ладно, короче, я не могу найти другого способа описать, насколько полностью туп Джеймс Поттер.

Из дома раздается визг, и мы с Джеймсом оглядываемся на кухонное окно, проверить, что за суматоха. Легко понять в чем дело. Это один из этих пронзительных визгов, которые свидетельствуют о чем-то ужасно девчачьем и дико смешном. Конечно, мы с Джеймсом видим источник звука, когда открывается задняя дверь, и из нее выходит Виктуар, окруженная нашими с Джеймсом матерями, бабушкой и Лили, которая как-то пробралась в дом, оставшись незамеченной. Виктуар была очень распухшей в районе живота, где-то на восьмом месяце, кажется. Ребенка ожидают в октябре. Смешно, как все вокруг нее носятся и удивляются при виде нее каждый раз, как будто они не знают, что она беременна уже целую вечность. Признаюсь, впрочем, она с каждым разом все больше и больше. Но все равно. Неужели беременность — прямо такое уж огромное достижение? Удивляюсь, что Вик вообще позволила себя в это втянуть, судя по тому, какой невероятно толстой она стала. Мама говорит, есть разница между толстой и беременной… Единственная разница, которую я вижу — это одна огромная часть тела.

Беременная выглядит совершенно несчастной, но остальные вертятся вокруг нее, провожая к столику для пикника, лебезя перед ней еще больше, нежели раньше. Похоже, кроме меня только Джеймс думал, что по поводу беременности необязательно устраивать парад или что-то в этом роде. Мы закатываем глаза, повернувшись друг к другу, и нехотя присоединяемся к компании за столом.

Ну, и конечно же через секунду мы об этом пожалели.

— Джеймс, — тетя Джинни повелительно машет ему рукой, — вы с Роуз сходите и принесите еду. Мы накроем здесь.

Это, конечно же, ужасно глупо. Я одна из пяти человек в округе, кто не имеет права пользоваться магией. Все остальные могут просто призвать тарелки с едой, даже не вставая с места. Но-о, нет, я должна идти в дом и нести назад еду на руках. Джеймс, впрочем, может колдовать, но он об этом явно забыл, потому что идет к дому, бормоча что-то себе под нос и пиная камни по дороге.

— Знаешь, — говорю я, когда мы дошли до двери. — Ты мог призвать свою половину.

Джеймс, тупой как обычно, только понимает это и буравит меня взглядом:

— Ты могла мне это и раньше сказать.

— Могла, — соглашаюсь я, еще и кивая для порядка.

Еда уже разложена по тарелкам и готова к переноске. Ал тут, сидит за столом со своим и моим отцами. Лэндон тоже здесь, играет под столом сам с собой. Он выползает оттуда и бежит ко мне, как только я вхожу. Он меня любит, если я могу так говорить. Я его любимый человек, и он не делает из этого секрета.

Увидев наилучший выход из моего положения, я наклоняюсь и беру малыша на руки. Он вообще-то стал довольно большим и начинает становиться чересчур тяжелым, но придется пойти на эту жертву, потому что никто не заставит меня работать, пока я занимаю ребенка. Лэндон обнимает меня и тянет за волосы, он любит тянуть меня за кудри. Иногда я удивляюсь, как у меня получается так любить одного брата и так презирать другого… но потом я вспоминаю, что Хьюго умеет говорить, и вспоминаю, за что я его ненавижу.

— Воузи.

Лэндон словно читает мои мысли и напоминает мне, что тоже может сказать несколько слов, например, мое имя. Да, он пока не поймет разницу между Р и В, но ему два, поэтому пусть себе. И он единственный, кто может звать меня Роузи (или Воузи), чтобы мне при этом не хотелось выть.

— Эй! Ты собираешься мне помочь или как? — выжидательно глядит на меня Джеймс, махнув рукой в сторону тарелок на столе и плите.

— Я занимаюсь братом, — поспешно отвечаю я, как будто это все решало. — Используй свою чертову палочку.

Джеймс сердито оглядывает меня, но слушает моего совета и отправляет горшок с жарким и тарелку с картошкой в открытую дверь. Он пытается отправить курицу, но добивается только того, что она приподнялась на пару дюймов над столом и упала назад с громким стуком.

Разозленный Джеймс рычит и оглядывается на отца с просьбой о помощи:

— Пап, займись этим!

Окей, это не была просьба о помощи, а, скорее, приказ. Дядя Гарри лишь пристально смотрит на него, прежде чем (к моему ужасу) подчиниться и отправить оставшуюся еду лететь наружу. Все сделано почти моментально, и Джеймс, непонятно почему, выглядит гордым собой, когда засовывает палочку в карман и отряхивает ладони. Ал так глубоко закатывает глаза на это, что удивительно, как они не застряли. У него привычка так делать — его отличительная черта или что-то вроде этого.

Лэндон громко смеется, хотя я не понимаю, что он находит смешного. Может, это магия тупости Джеймса или трюк с исчезающими глазами Ала. Может, он смеется без причины, потому что ему два года. Не знаю. Я не помню себя в два года, так что я не понимаю, что творится в этих маленьких младенческих головках. Хотя, голова у Лэндона довольно большая, но это уже другая история.

— Где Тедди? — спрашивает Джеймс, подтаскивая пустой стул к столу и падая на него так, как будто весь день на нем пахали. Он не слишком понимает, что вся его работа — одно заклинание, которое сотворил его отец. Такой идиот.

— Ушел куда-то с Хьюго, — отвечает Ал. Он все еще зол на нас, скажу вам. Но не собирается об этом говорить, потому что его отец начнет задавать вопросы. Или мой отец. И уж он точно не хочет, чтобы кто из наших матерей начал задавать вопросы. Они начнут с ним нянчиться, а он это ненавидит. Он пытается сделать вид, что он жестче, чем есть, чтобы люди не думали, будто с ним надо обращаться, как с фарфоровой куклой. Но, факт есть факт — Ал чересчур чувствительный. Его чувства легко задеть, и он очень часто слишком не уверен в себе, из-за чего еще труднее жить в тени отца. А чтобы было еще хуже — он живет еще и в тени своего брата, и я бы скорее застрелилась, чем смогла бы жить в тени Джеймса Поттера. Но Ал хорошо справляется.

Он перестанет на нас сердиться к концу обеда, я уверена.

— Почему матч не включен? — спрашивает Джеймс, поворачиваясь к моему отцу.

Они вообще-то довольно близки, и Джеймс лучше общается с моим отцом, чем со своим. Мой отец его крестный, и он промыл мозги Джеймсу, приучив болеть за Пушки, к крайнему неудовольствию тети Джинни. Тетя Джинни играла за Гарпий много лет назад, пока Джеймс не разрушил ее жизнь и карьеру. Конечно она хотела, чтобы дети болели за ее команду, и Лили с Алом это и делают, хотя Алу, скорее всего, просто нравится их униформа, а Лили нравится, что там одни девчонки, а ведь «Девчонки Рулят!», «Ура!». Но Джеймс настолько «анти-гарпист», насколько возможно. Он даже не наслаждается ими с сексистской точки зрения, как Ал. Он их терпеть не может. И по каким-то возмутительным причинам, он болеет за чертовых Пушек, которые никогда не выигрывали и которые настолько ужасны, насколько ужасны могут быть игроки, называющие себя профессионалами.