Выученные уроки

— Как они могли нам не сказать? — спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого. Я даже не знаю, как звучит мой голос, но надеюсь не слишком очевидно.

— Может это неправда? — тихо предполагает Роуз, но, конечно, она знает, что это правда. Она так же легко может увидеть фотографию, как и я.

Я не могу всего этого понять. Я хочу что-нибудь ударить. И хочу убежать наверх и просто забраться в кровать.

Я чувствую себя физически больным, и я не могу этого понять.

Какого хрена происходит?

========== Глава 29. Роуз. Точно сумасшедшая ==========

Мы не хотели, чтобы вы узнали об этом так. Это никогда не входило в наши планы.

Ну, как это мило и очаровательно с их стороны — не планировать сообщать своим детям о разводе через газету. Их определенно следует номинировать на какой-нибудь приз для лучших родителей или что такое. Чего еще надо, да?

Они же не хотели.

Это не навсегда. Мы не знаем, что произойдет, но нам нужно время, чтобы все обдумать.

Ну, если они оба не знают, что произойдет, то откуда они знают, что это не навсегда? Они оба профаны в Прорицаниях.

Нам так жаль, мы не хотим, чтобы вы беспокоились. Пожалуйста, не обращайте внимания на те злые и мерзкие вещи, которые будут писать газеты. Всегда знайте, что вы можете обратиться к нам, чтобы узнать истинную правду.

Это самая лучшая часть. Не беспокойтесь, что родители разводятся. Не обращайте внимания на газеты, потому что они скажут что-то злое. Всегда можете обратиться к нам за отредактированной версией, и мы клянемся быть чуточку правдивыми.

Развод моих дяди и тети — кажется, единственная тема для заголовков в эти дни. Каждый день в каждой газете что-то публикуется. И, конечно, мы читаем их все, несмотря на предупреждения об обратном. Все в школе их читают, и никто не делает из этого секрета.

Ну, по крайней мере, есть хоть один маленький плюс. Газеты отвлеклись от написания статей о моей маме.

Да, я знаю, это ужасно. Они мои тетя и дядя. Они мои крестные. Они лучшие друзья моих родителей. Да, я знаю. Это кошмарно. Но так хорошо почитать что-то не касающееся приближающихся выборов.

Конечно, мама умудряется случайно попадать в эти статьи время от времени. Оказывается, некоторые решили, что это такой трюк, организованный кампанией моей матери, чтобы завоевать сочувствие. И это самая тупая вещь, что я когда-либо слышала, потому что я не знаю, кто будет сочувствовать людям, разрушающим семью и делающим своих детей несчастными.

А они несчастны.

Мне даже пришлось взять на себя роль наседки. Ага, мне. Я начала хорошо относиться к Лили, потому что она раздавлена и в любой момент может расплакаться. Ну, а так как оба ее брата — идиоты, мне приходится заботиться о ней и убеждать, что все будет хорошо (ну, хотя я и совершенно уверена, что не будет). И иногда она слушает, а иногда только еще сильнее плачет. Она проводит большую часть дня в своей комнате (если она не на уроках), и мне приходится проводить с ней время там, потому что ни с кем другим она говорить не хочет.

Мы с Лили вообще-то не очень здорово ладили уже… о, несколько лет. Она меня обожала и хотела быть как я, но это было очень давно. В последнее время она чересчур зациклена на себе и не думает ни о чем, кроме себя. Она, наконец, перестала быть маленькой сучкой и решила вести себя хорошо. Я думаю, это связано с тем, что она понимает, что никто другой не посочувствует ей так, как я. Я имею в виду, да, друзья ее жалеют, но они не могут понять, каково пройти все это, а особенно так, под прицелом газет, на глазах у всего мира. Я тоже не знаю точно, каково это, но могу догадываться, учитывая то, что мне приходилось читать о моих собственных родителях в прессе. И к тому же, ее родители почти как мои. Мы практически выросли вместе, так что меня тоже волнует, что они довели все до такой точки, что не смогли в итоге исправить.

Я даже стала добрее и к Джеймсу. Что странно, поверьте мне. Он реагирует не так, как я ожидала. Я думала, что ему наплевать, и он просто перешагнет через это и будет вести себя как ни в чем не бывало. Он не плачет, конечно же, но он действительно расстроен. У него более разгневанная реакция, чем у Лили. Лили лежит в постели и плачет, а Джеймс вспоминает все ругательства, что когда-либо слышал и называет так своих родителей. Но да, я его за это не виню, потому что некоторые им вроде как подходят.

Вопреки моим ожиданиям, он ведет себя не как какой-то придурок. Он даже не так отвратителен по отношению ко мне, а ведь он меня ненавидит. Но мы всегда отставляем это в сторону, когда у нас появляется общий враг. Не то чтобы я считала моих тетю и дядю своими врагами, конечно, но они определенно сейчас не на верхушке списка моих самых любимых людей.

Как и мои родители.

Я написала им и прямо спросила, что происходит, потому что никто из нас не понимает, что привело к такому. Дядя Гарри и тетя Джинни стали совсем загадочными, присылают идиотские письма, которые не стоят даже пергамента, на котором написаны, но я знаю, что папа может быть хоть немного честным по отношению к нам. У него есть способность иногда проговариваться о том, о чем больше никто не скажет. Я думала, что это случайность, но теперь я начала подозревать, что он прикидывается тупее, чем есть, и делает некоторые вещи, потому что знает, что ему это спустят. Он выбалтывает секреты, и все говорят: «Ой, ну это же Рон, он не может не быть идиотом». Я же думаю, что может, просто решил не делать этого.

Ну и конечно, мои ожидания на его счет не оправдались, потому что я получила ответ от матери, которая сказала, что это не их дело — рассказывать о чужих личных секретах, и, когда Гарри и Джинни решат, что пришло подходящее время, они это с нами обсудят. А пока мне лучше держаться подальше.

Ну, нахрен зашибись.

Господи, я клянусь, иногда мне хочется кинуть какую-нибудь тяжелую книгу в мамину голову, чтобы она только заткнулась. Я легко представляю себе сцену на кухне, когда она вырывает из рук отца письмо и запрещает ему даже близко подходить к чернилам.

Это идиотизм. Я имею в виду, нам не по десять лет. Мы все достаточно взрослые, чтобы знать, что происходит, и нечестно оставлять нас в неведении.

Ал, наверное, воспринял это хуже всех.

Он просто полностью закрылся от всех, но каждый раз, когда я его вижу, он выглядит так, будто не может решить, побиться ли о стену или расплакаться. Он говорил со мной один раз. Я попыталась спросить его, все ли с ним в порядке, а он пронзил меня взглядом и ответил:

— Я в порядке. Почему бы тебе не пойти проверить как мой брат?

Да, это было раздражающе и не очень мило, но, по крайней мере, хоть что-то. Верно?

А может это хуже, чем ничего.

Я не знаю, что делать. Я пробовала все на свете, чтобы он перестал на меня злиться, и ничего не помогает. Он просто тяжело смотрит на меня во время уроков и садится как можно дальше. И ведь не то чтобы ему надо особенно стараться. Около меня сейчас нет очереди из людей, выстроившихся в ожидании поесть рядом.

Иногда, когда я особенно в отчаянии, я сажусь с Хьюго, Лили и Амандой.