Выученные уроки
Шрифт:
Блять.
Она не говорила со мной уже несколько недель, а я, в свою очередь, не заговаривал с ней. Она смотрит на меня так, будто это я тот, кто испортил ей жизнь. Во-первых, это не я ее трахнул, а потом не сказал после этого ни слова. И она не может использовать то дерьмо, что натворил мой брат, против меня. Во-вторых, это она поцеловала меня. Она все это начала, так что только ее вина в том, что все кончилось не так, как ей нравится.
И с чего она взяла, что будет по-другому?
Я имею в виду, что я практически открытым текстом объявил ей о том, что сильно запал на нее, и она имеет
Это я.
Я удивлен (и немного рад), что Меган не дожидается меня в Общей гостиной. Она определенно не собирается со мной мириться, так же, как и я не хочу мириться с ней, что замечательно. Я дохожу до импровизированного зала для собраний с запасом в пару минут, но, похоже, никого это не волнует.
Собрание проходит так, как я и ожидал: я скучаю до смерти и едва заставляю себя не засыпать. Фиона Энглтон все продолжает, и продолжает, и продолжает нести все одну и ту же херню, которая совершенно никому не нужна (хотя я не могу знать точно, потому что, если честно, понятия не имею, что она там втирает). Время от времени она кидает в меня испепеляющие взгляды, но ничего не говорит. Она одна из тех, кто меня боится. Обычно это раздражает, но не в ее случае. Я сам сужаю глаза в ответ, чтобы по-настоящему посеять в ней страх перед Гарри Поттером.
Если бы я не был посреди этого сборища, то расхохотался бы от этой мысли. Такие люди настолько смешны. Неужели они действительно думают, что моему отцу не насрать, кто целует мне задницу, а кто нет? Ну, если они так думают, то ужасно ошибаются. На самом деле, я уверен, он предпочитает тех, кто не целует. Хотя, не имеет значения, потому что я от отца и пары слов не слышал за прошедшие два месяца.
Наверное, он слишком занят обрюхачиванием южноафриканских женщин и покупкой пляжных домиков на юге Франции.
Меган сидит в другом конце комнаты. Она интересуется херней Фионы не больше меня, и видно, что ей так же противно быть здесь, как и мне. Интересно, знает ли она, что вся эта история по ее вине? Я бы не ненавидел ее и наполовину так сильно, если бы она меня не поцеловала. Да, я знаю, это то, чего я хотел годы, но не так. Не поцелуй приправленный отчаянием, потому что ее чувства были задеты Джеймсом. Нет. Только не так.
Она выходит из комнаты в ту же секунду, как Фиона нас отпускает. Я ее не виню, но все же выжидаю еще пару минут, чтобы дать ей хорошую фору по дороге в Гриффиндор. Я даже не чувствую, что мне хочется в общую гостиную вообще-то, но мне больше нечего делать. Несколько человек пытались со мной заговорить, но я отмахнулся и отговорился несуществующим домашним заданием по трансфигурации. Мне даже наплевать, что половина из тех, кому я врал, ходят со мной на трансфигурацию и могут знать, что никакого эссе не задавали. Они не станут мне противоречить.
Моя будущая невестка (ага, да) — тоже префект, одна из немногих прочих, кто думает, как и я, что все это идиотство. Она не принимает это совсем уж всерьез, но она же семикурсница,
а значит, по умолчанию должна об этом заботиться. И она пытается, я думаю, но очевидно, что у нее мало выходит. У меня отлично получается ее избегать, но она, кажется, крутится вокруг меня сегодня специально, дожидаясь, когда я выйду. И когда я выхожу, то не удивляюсь, что она идет следом.— Может, в следующий раз выпьешь кофе перед собранием? — предложила она, идя со мной рядом.
Я пытаюсь ее игнорировать, но это невозможно. Она довольно упорная и прямо-таки требует внимания.
— Может, в следующий раз я останусь в постели, — отвечаю я, не останавливаясь. Чем быстрее я уберусь от нее, тем лучше.
— Это не сделает тебя хорошим образцом для подражания, верно?
Ну да, я стал бы лучшим образцом для подражания, если бы сбегал из общежития каждую ночь, чтобы потрахаться со своим парнем. Я хочу сказать ей это, но не могу придумать, как это выразить, чтобы не прозвучало так, будто я признаюсь, что гей. Если вместо «парень» я скажу «подружка», она может не понять, на что я намекаю. Ну и хрен с ним.
Вместо этого я просто говорю:
— Ты знаешь, что мой брат меня ненавидит, верно?
— И?
— И согласно кодексу подружек, я уверен, ты тоже должна меня ненавидеть.
Я вижу, как она закатывает глаза, даже не поворачивая головы.
— Во-первых, я не следую никаким кодексам, — ядовито сказала она. — А во-вторых, Джеймс тебя не ненавидит.
Это меня рассмешило, вернее, я как бы фыркнул и закатил глаза:
— Ага, конечно, ненавидит.
— Нет, не ненавидит, — тут же отвечает она. — На самом деле он очень беспокоится о тебе.
Мне хочется, чтобы она ушла. Она действует мне на нервы и теперь пытается сыграть роль миротворца между мной и моим братом. Класс. Я решаю подыграть.
— Ого? И почему, ты думаешь, он обо мне беспокоится?
— Потому что беспокоится, — просто говорит она. Мы сворачиваем в коридор, ведущий к первой группе лестниц. — Ну, знаешь, из-за всего этого дерьма, что творится.
— А, имеешь в виду мою южноафриканскую малютку сестру?
Кейт легко улыбается, и я поворачиваюсь к ней и приподнимаю брови. Она только качает головой.
— Это и его любимая история тоже.
Кейт — хорошенькая, но далеко не самая роскошная девчонка в школе. Она больше миленькая, чем что-то другое, и она определенно не того типа, как кто-нибудь мог бы подумать, что Джеймс выберет себе в девушки. Сказать, что он популярный, будет большим преуменьшение. Он популярнейший из популярных, и большинство девчонок не потратили ли бы и секунды, чтобы бросить ради него своих нынешних парней, они левую руку бы отдали за один лишь шанс стать его девушкой.
Но Кейт единственная, кто как-то умудрилась заполучить его в единоличное пользование, так что, наверное, она сделала что-то правильное.
— Он хочет знать, как ты, но слишком боится спросить, — продолжает она, ускоряя шаг, чтобы успеть за мной. Я специально прибавляю скорость, чтобы ей пришлось потрудиться. — Он действительно волнуется.
— Да, волнуется, что нам придется делить одну комнату на выходных у папы, — сардонически бормочу я.
Кейт издает смешок, больше похожий на фырканье.