Выученные уроки

У них не было любви. Если они и прикасались друг к другу, то это было вызвано лишь обоюдной физической неудовлетворенностью и больше ничего не значило. Ласковые прикосновения и нежные поцелуи сменились грубыми и небрежными движениями, и иногда ей казалось, а не пытается ли он причинить ей боль. Если даже так, ей было наплевать. Она отрастила ногти подлиннее, чтобы и у нее появилось свое секретное оружие, и царапины на его спине были доказательством того, что и она может причинить боль.

Время от времени все становилось лучше. Иногда у них случались хорошие недели, и она всегда спрашивала себя, почему они не могут жить так всегда. Но плохие недели всегда в десять раз перевешивали хорошие, и, в конце концов, она сдалась. Она не была уверена, когда именно поняла, что у них не осталось больше надежды, но однажды просто проснулась, уже зная это.

Она сказала ему, что несчастна, и сказала, что ее начало раздражать в нем все. Ее достала слава, ее достали деньги, ее достали постоянные попытки притворяться идеальной семьей, потому что как только они выходили на публику, их освещали вспышки фотокамер, и им приходилось улыбаться, несмотря на то, что они оба были несчастны. Ее достало все это. Ее достал Гарри Поттер. И она сказала ему это.

Он ушел в тот вечер и не возвращался шесть дней.

Она чувствовала себя ужасно, хуже, чем когда-либо чувствовала себя в жизни. Она знала, что сделала ему больно и что была несправедливо зла. Она знала, что должна была выразиться более обстоятельно и менее оскорбительно. И поэтому она начала просить его вернуться домой. Она плакала, и умоляла, и всхлипывала, и кричала, и, наконец, он сдался и вернулся.

Это была первая ночь за долгие годы, когда ей было хорошо в его объятьях.

Но это не продлилось долго. Он не мог позволить ей забыть о том, что она сказала, и припоминал ее слова чаще, чем стоило бы. Она извинялась снова и снова, но ему было больно, и, несмотря ни на что, обида на нее оставалась. Они снова начали ссориться, и с каждым днем все становилось хуже и хуже. Он не простит ей то, что она сказала, что он достал ее, и она начала его за это презирать. Горечь и обида по отношению к ней лишь усиливали ее горечь и обиду по отношению к нему.

Дни превращались в недели, и ничего не становилось лучше. Ссора их детей переросла в их собственную ссору, и не прошло много времени, прежде чем она начала испытывать в отношении к нему лишь отвращение. Казалось, что и он так же относится к ней. Она не знала, что случилось и когда исчезло ее «долго и счастливо». Она испытывала горечь по отношению к нему и всему в своей жизни. Она испытывала горечь из-за того, что он и был всей ее жизнью.

И когда он ушел на этот раз, она его не остановила.

========== Глава 33. Джеймс, нежное создание? ==========

Кейт прекрасна.

Она забавная, она умная, она не жеманная и не хихикающая. Она все то, что только можно хотеть от девчонки. Она почти совершенна.

И я даже не настолько обеспокоен тем, что не скучаю по другим девочкам. Я не ожидал на самом деле, что так получится. Я думал, что это будет куда тяжелее, и, если честно, если бы я был азартным человеком (а я азартный, хотя, конечно, я пропустил этот конкретный спор, когда на него начали ставить в общей гостиной), то поставил бы на то, что я все нахрен испорчу, и мы разбежимся через неделю. В конце концов, я никогда не воспринимал себя как кого-то, кто может быть хорошим бойфрендом, как минимум. Девяносто девять процентов всего времени за меня думает мой член, и, хотя я знаю, что это не лучшая черта характера, все есть так, как есть. Я — это я, и я ничего не могу сделать, чтобы это изменить.

Не считая того, думаю, что кое-что все-таки изменилось.

Прошел ровно месяц с того дня, когда Кейт вынудила меня сделать выбор между ней и остальными девчонками в школе, и я не заметил, чтобы хоть о чем-то скучал. На самом деле, я не думаю, что вообще что-то упускаю. Я даже не знаю в действительности, о чем мне скучать, потому что Кейт — это почти все, чего я хотел, и теперь я могу получить это, когда только захочу.

Она редко спит в Равенкло. Она пробирается в башню Гриффиндора после отбоя, и я даже дал ей карту Мародеров, чтобы ей легче было это делать. Я никому никогда даже не говорил об этой карте. То, что я ее дал Кейт на самом деле многое значит, если об этом подумать. Она знает, что это значит, и знает, что то, что я дал ей эту карту говорит громче, чем что-то, что я когда-либо мог сказать. К тому же, я хочу, чтобы она была рядом.

Это здорово, спать с ней. И я не имею в виду «спать» в смысле «трахать» (хотя я не испытываю отвращения к этой части). Нет, я имею в виду в прямом смысле с ней спать. Она пробирается в мою постель почти каждую ночь и после того, как опускает полог, ложится рядом и всегда кладет голову прямо мне под подбородок. Это заставляет меня чувствовать себя важным, будто я могу защитить ее от чего-то. Она такая маленькая, и это то, что я всегда в этот момент отмечаю. Это заставляет меня чувствовать себя мужчиной, ну, знаете, который бережет свою женщину. (PS — я никогда даже через миллион лет не позволю Кейт услышать, что называю ее «своей женщиной», потому что, я уверен, мои яйца будут оторваны в течение часа, а я к ним, знаете ли, привязан, так что ш-ш-ш).

Она очень теплая, ее кожа, я имею в виду. Она всегда кажется на пару градусов теплее, чем моя, и мне нравится, как она прижимается ко мне всем телом. И она потрясающе пахнет. У нее шампунь с запахом вишни, и мне нравится, что, даже когда она не в моей постели, я все равно чувствую ее запах на простынях и подушке. Она идеально совпадает со мной, и ее голова идеально располагается под моим подбородком, так что легче вдыхать запах ее волос. Мне на хрен нравится это.

Да, знаю, я превратился в полного гребаного слабака, но мне плевать. Это совершенно того стоит.

Солнце уже встало, и большинство моих соседей по комнате уже проснулись и готовятся к учебе. Кейт еще спит. Она разозлится из-за того, что я не разбудил ее пораньше, чтобы она могла успеть сбежать. Мне плевать, вообще-то. Она прекрасно выглядит, когда спит — то, как алеют ее щеки, и короткие светлые волосы взлохмачены во все стороны. Я не чувствую желания вставать, и поэтому просто лежу и слушаю звуки, которые издают мои соседи по комнате, пока одеваются и собираются на завтрак. Ни один не пытается проверить меня и поднять занавески, чтобы убедиться, что я встал, чему я только рад.

Когда я, наконец, убеждаюсь, что они все ушли, то немного подталкиваю ее плечом. Она что-то бормочет и еще ближе ко мне прижимается. Я прикидываю, оставить ли ее вот так вот спать навсегда, но знаю, что она убьет меня, если я хотя бы не попытаюсь помочь ей быть ответственным префектом (ага, точно).

— Кейт, — шепчу я и снова легонько подталкиваю ее. — Просыпайся.

Она просыпается. Наконец-то. Она сердито стонет и бормочет что-то, прежде чем заставить себя открыть глаза. Когда она, наконец, смотрит на меня, ее голос звучит хрипло и немного неясно:

— Который час?

— Пятнадцать минут.

— Пятнадцать минут чего?

— Девятого, — тихо говорю я, пряча улыбку, когда ее глаза тут же распахиваются и становятся в два раза больше обычного.

— Ты издеваешься надо мной? — выдыхает она, садясь прямо и глядя на меня, будто я совершенно спятил. — Почему ты меня, черт возьми, не разбудил?

Я переворачиваюсь на спину и смотрю на нее. Даже не думая об этом, я протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по тонкой полоске кожи на ее пояснице, там, где пижамная рубашка немного задралась. Она легонько вздрагивает, но продолжает раздраженно на меня смотреть.