Выжить в Антарктиде

Вика выбрала стул рядом со своими соседками по каюте, хотя, наверное, это было не обязательно. Все рассаживались, как хотели. Невольно она поискала глазами иллюзиониста. Тот сидел далеко, в противоположном углу, но поймал взгляд Завадской и улыбнулся, чуть наклонив голову в знак приветствия. Вика тоже мимолетно улыбнулась, но продолжать зрительный контакт не стала. Тем более, что Бекасова, постучав вилкой по бокалу, потребовала минутку внимания.

– Сразу после ужина, – объявила она, – жду всех в театральном салоне на верхней палубе. Прогоним завтрашнюю пьесу целиком.

Ответом ей были расстроенные лица и тихий ропот. Молодежь уже предвкушала поход в корабельный кинотеатр, тем паче, что полновесные прогоны обычно проводились не по вечерам, а с утра, на свежую голову.

– Репетиция это святое для каждого актера! – отчеканила Бекасова, разом пресекая зарождающийся протест. – Многие из вас вводились на роли буквально вчера, и я хочу еще раз посмотреть на ваше взаимодействие. И напоминаю в последний раз: суфлеров у нас нет, поэтому текст должен от зубов отскакивать! Иначе вылетите у меня из театра и из профессии. Всем ясно?

Стулья по соседству с Викой остались незанятыми, мало кто из труппы хотел сидеть за одним столиком с режиссером, обладавшей тяжелым характером. На этот подвиг отважились только партнер Завадской Сережа Давыдов, циркачка Анна Егорова (парочка держалась за руки, полагая, что под столом не видно), да пожилой актер Евгений Урусов.

Пустое пространство слегка нервировало Викторию, сюда мог сесть кто угодно. Поэтому, когда в ресторан вошла шумная мужская компания, среди которых выделялся ее новый знакомый гляциолог Громов, она обрадовалась. Вика не сводила с вошедших глаз, внимательно следя, куда они направятся. Совсем свободных столиков не осталось, так что группе опоздавших так или иначе пришлось бы дробиться. Конечно, Вика могла бы привлечь внимание Юрия, помахать ему рукой, но не сделала этого.

Однако Юрий сам ее заметил и вместе с еще одним человеком направился в ее сторону.

– Простите, здесь свободно? – вежливо осведомился он у Бекасовой, безошибочно распознав в ней главную, и, получив разрешение, занял стул подле Вики.

Его спутник, представившийся Владимиром, уселся рядом. К своему удивлению в нем Вика опознала одного из охранников Долгова – она видела их у трапа. Правда, ракурс тогда был неблагоприятным, но Владимир отличался характерной внешностью: коротко стриженая голова, крупные, все подмечающие глаза, обведенные кругами недосыпа, и уверенные движения мужчины, знающего себе цену и не ведающего страха. Завадская вряд ли могла ошибиться.

Оторвавшись от созерцания охранника, она переключилась на Громова, но, встретившись с чуть насмешливым взглядом, отвернулась, храня видимое равнодушие.

Юра Громов, впрочем, не стал ее пытать, а обратился к Бекасовой:

– Поверить не могу, счастливый случай свел меня с бесподобной и неподражаемой Елизаветой Даниловной! Позвольте выразить вам свое восхищение.

– Благодарю, – неожиданно кокетливо произнесла Бекасова.

Лед был благополучно сломан, сердце главы актерской труппы покорено, а когда Громов «узнал» Евгения Урусова и даже нашел несколько комплиментарных слов в адрес молодой поросли, за столом установилась непринужденная атмосфера. Вот только сама Вика чувствовала себя странно.

Украдкой она приглядывалась к вновь прибывшим чуть внимательнее, чем требовало простое любопытство, как если бы проникала в суть характера сложного в интерпретации персонажа. И ей показалось, что в поведении Владимира, по большей части молчавшего, присутствует мало объяснимая настороженность. Этот крепыш не был расположен к светским беседам и сейчас, улыбаясь направо и налево, явно себя пересиливал. Он удерживал на в общем-то приятном и пластичном от природы лице несвойственную ему статичную мину и нет-нет да и впивался на секунду взглядом то в одного соседа, то в другого, будто пытался прочесть мысли. Он то и дело прохаживался взглядом и по залу, вбирая детали обстановки, и был собран, сжат, как пружина, хотя охраняемого объекта – господина Долгова – в столовой не было и в помине.

Вика решила, что ужин в кругу артистов Владимир воспринимал не отдыхом, а очередным заданием, которое никак нельзя провалить. Возможно, эта привычка была заработана нелегкой жизнью и профессией, однако становиться объектом его интереса, пускай и мимолетного, Вике было неприятно. Она пожалела, что стол круглый и все сидящие за ним отлично друг друга видят.

Хотя, судя по выражению на лице Анны, телохранитель Долгова циркачке как раз весьма приглянулся. Она просто глаз с него не сводила, на что обратил внимание даже вечно благодушный Сережа. Да и как не обратить, если Анна вырвала у него свою руку и всем корпусом отшатнулась от приятеля, словно стесняясь. Сергей Давыдов набычился на соперника, сидевшего напротив, но, натолкнувшись на прищуренный взгляд, быстро стушевался.

Вика тоже нахмурилась, наблюдая за разыгравшейся пантомимой: как бы не случилось скандала.

К счастью, Юрий Громов вел себя безупречно. Он являл разительный контраст со своим «другом детства» (как он успел отрекомендовать Владимира), излучал оптимизм и искреннее участие. Кажется, Громов был из тех, кто легко сходится с людьми и всегда готов дать выговориться собеседнику или удачно пошутить.

Урусов, тоже стяжавший себе славу великого болтуна, без всякой ревности принял конкурента, и они вдвоем, наперебой, развлекали общество, травя байки из жизни актерской и ученой братии. Неожиданно столик антрепренера стал самым жизнерадостным местом в столовой.

– Это классический розыгрыш в театральной среде, – в своей неподражаемой манере записного балагура вещал Урусов. – В старых спектаклях, когда все по миллиону раз сыграно и на автомате идет, на инстинктах, надо как-то придать смысл действу. Обычно принято раскалывать партнера, чтобы жизнь медом ему не казалась. И вот, давно уже это было, гастролировали мы в Перми с «Фаворитом» про Екатерину Вторую и князя Потемкина. Елизавета Даниловна, значит, царица, я - Потемкин. И по ходу пьесы приносят царице письмо. Зрителю не видно, что в нем – так, бумажка. Текста письма в пьесе тоже нет, царица лишь делает вид, что пробегает его глазами. А тут Елизавете Даниловне скучно стало, она возьми да не глядя – раз мне эту пустую бумажку в руки. И говорит: «Зачти мне вслух!». А я стою – что делать, не соображу. Зритель ждет, Лиза на меня хитро посматривает. «Грамоте, Государыня, не обучен!» - отвечаю и с поклоном ей реквизит возвращаю. Сам думаю: что сморозил, дурак? Потемкин - и не обучен… Но ничего, в зрительном зале не заметили.

– А мне, по случаю, вспомнился анекдот про театр, – перехватил эстафету Громов. – Как известно, театр начинается с вешалки, поэтому не удивительно, что самый главный человек в театре это гардеробщица. Как-то приходит на спектакль зритель, пытается сдать ей куртку. А гардеробщица ему: «Не повешу, у вас нет петельки». Зритель: «Ну, хотя бы за капюшон!» – «Не повешу, у вас нет петельки!» – «Ну, пожалуйста, сейчас же спектакль начнется» – «Не начнется: вон сидят актеры и все пришивают петельки»

История эта была рассказана в лицах и так обаятельно, что смеялись все, даже слегка дувшийся до этого Сергей Давыдов.

– А про Антарктиду анекдот зарядить можете? – подначил он.

Громов повел плечом:

– Могу и про Антарктиду. Станция Беллинсгаузен, неподалеку отель «Белый берег», куда мы с вами как раз направляемся. Вечером в тамошний бар, полный туристов, заходит пингвин, заказывает виски, садится за столик. Все на него оторопело смотрят. Пингвин спрашивает: «Что вы на меня так смотрите?»– «Да первый раз в баре пингвина видим» – «Ну, с вашими ценами и в последний!»