Выживший. Чистилище

– Воры подписали тебе приговор, - хмуро буркнул Олег, лишь только я заглянул с утра в столярку погреть ладони у буржуйки.
– Не знаю подробностей, но информация точная.

– Твою ж мать!
– невольно вырвалось у меня.

В глубине души я надеялся, что обойдется без последствий, тем более прошло уже столько дней, а мне до сих пор никто не кинул предъявы. Наивный чукотский мальчик... Урки такого не забывают, это кровная месть, а я позволил себе поднять руку на авторитетного вора.

– Что будешь делать?
– между тем поинтересовался Олег, покосившись в сторону нового, молчаливого работника, которого прислали вместо погибшего священника сколачивать ящики.

– Что делать, что делать... Драться буду, что еще остается! С собой хоть одного, да приберу... Слушай, а нельзя тут где-нибудь тесачком обзавестись?
– спросил я, понизив голос.

– Эка махнул! Заточку могу подогнать, у меня тут заныкано, а вот тесак... Если только с Семочко поговорить?

– Точно, пойду в цех загляну, может, решим с ним вопрос, мужик он вроде нормальный.

Семочко был на месте, что-то объяснял относительно молодому заключенному-слесарю, зажавшему в тисках какую-то заготовку. Дождавшись, когда мастер освободится, отвел его в сторону и объяснил свою просьбу.

– Что, в самом деле блатные тебя приговорили?
– переспросил Семочко.

– Олегу я доверяю, он зря болтать не станет.

– М-м-мда, здорово ты влип, - задумчиво протянул мастер, ухватив пятерней небритый подбородок.
– Я ведь, когда узнал, как ты воров на место поставил, даже порадовался. Они же совсем краев не видят. Но и не удивлен, что они злобу на тебя затаили, отомстить решили. Хотя, имейся у них хоть капля чести, могли бы сначала вызвать на толковище, и там при всех предъявить тебе претензии.

– Ну, еще не вечер, может, и вызовут...

– Может, и вызовут, - согласился Семочко.
– Но не факт. В любом случае я на твоей стороне, а потому твою просьбу уважу. Сегодня вечерком задержусь во время пересменки, поработаю над заказом.

– Спасибо, Петрович, должен буду.

– Ничего не должен, ты единственный на весь лагерь, кто не испугался против воров встать. Даже завидую немного, я бы так, наверное, не смог...

– Почему не смог бы? Приперли бы к стенке - еще как смог бы. Я же вижу, есть в тебе стержень, Петрович.

– Скажешь тоже, - махнул рукой Семочко, но было видно, что мои слова ему польстили.

Эту ночь я практически не спал, держа под подушкой наготове кастет и зажав в кулаке подаренный батюшкой деревянный крестик. На смену отправился таким квелым, что стало ясно - долго я так не выдержу. Рано или поздно отрублюсь, и тогда урки смогут ко мне подобраться и сделать свое черное дело. Впору того же Клыка вызвать на откровенный разговор, может, расколется, кому поручено исполнить заказ...

'Дурак ты, Фима, - поставил я сам себя на место.
– Клык, может, и не таит к тебе личной обиды, но он из воров, и этим все сказано. Так что 'оставь надежду, всяк сюда входящий', живи реалиями, а не мечтами'.

На полпути из столовой к рабочему месту, когда я, едва переставляя ноги, немного отстал от пары товарищей-грузчиков, из-за угла вдруг выскочил какой-то щуплый мужичонка характерной наружности. Сначала он воровато огляделся, а затем схватил меня за рукавицу и принялся ее трясти.

– Вы кто?
– спросил я, безуспешно пытаясь выдернуть ладонь из облепивших ее десяти пальцев.

– Ройзман, Марк Иосифович, 8-й отряд. Хотел выразить вам свою огромную благодарность.

Наконец мне удалось освободить руку, и Ройзман тоже натянул на руки рукавицы - утренний морозец давал о себе знать.

– Что я вам хорошего сделал?

– Не только мне, но и другим представителям еврейской национальности нашего лагеря, над которыми издевался этот самый Валет. А вы его раз - и на больничную койку. Надеюсь, он еще нескоро поправится.

– Ах вот оно что... И как же он над вами издевался?

– Да по-всякому, - видно было, что говорил он уже без охоты.
– Случалось, просто со своими подельниками отбирали еду, чай или курево. Хуже, когда били. Нас в отряде двое евреев - я и Петя Хирш, совсем еще мальчик, его арестовали прямо в институте. Так вот Пете сломали пальцы левой руки только за то, что тот отказался целовать Валету ноги. А самым унизительным было...

– Ну?

– Самым унизительным было то, что они всей кодлой привязали меня и Петю к лавкам и мочились нам на лицо, приговаривая: 'Вот вам, жидам, за то, что столько лет пили кровь русского народа'. Да какую кровь я пил, я всю жизнь портным служил, мой отец был портным, дед обшивал самого Пал Палыча Гагарина - председателя Кабинета министров в правительстве Александра II Освободителя. А Петя?! Это вообще мальчик!

Так что премного вам благодарен. А так же передаю благодарность от других заключенных, которые ежедневно страдают от домогательств и унижений со стороны блатных. Мы с вами!

No pasaran, короче говоря. А на самом деле, теперь я уже жалел, что не добил Валета. Ведь выйдет, сука, из больнички, и начнет заново гнобить людей. Глядишь, еще злее станет. Конечно, за убийство меня лагерная охрана могла бы и самого к стенке поставить без суда и следствия, они ж тут все меж собой повязаны. Странно, что и сейчас не трогают. Может быть, когда Валет сможет говорить, он и расскажет им правду. С другой стороны, пальцы-то у него целые, мог бы и в письменном виде объясниться. Либо жаждет мести лично, этот вариант кажется наиболее вероятным.

– А, вот и ты! Идем, твой заказ готов.

Семочко, словно ждал меня, встретил на проходной предприятия. Завел в свою каморку, открыл потайной ящик, вытащил оттуда тесак, весьма изрядно смахивающий на мачете, с простой деревянной рукояткой. Но в ладонь она легла удобно. Я покрутил тесаком в воздухе, рубанул пару раз невидимого соперника, попробовал ногтем остроту лезвия. Хм, внушает уважение!

– Сталь рессорная, заготовку для себя держал, - похвалился мастер.
– Проволоку рубит только так. А вот еще перевязь. Сделана просто, но удобная, можно носить тесак под одеждой.

Ого, и впрямь удобная перевязь из кожи грубой выделки. Приладив тесак на левом боку, подвигал рукой, сделал несколько наклонов. Ничего не мешает, хоть спать с ней ложись.

– Уважил, Петрович. Держи, - протянул я ему пачку 'Сальве'.
– Бери, бери, время и силы потратил, я все равно не курю, пропадут.

Насилу уговорил Семочко принять скромный дар взамен его подарка, который, вполне вероятно, еще спасет мне жизнь. Во всяком случае, я надеялся, что в случае смертельной опасности благодаря такому тесаку смогу если не напугать, то хотя бы покалечить нескольких оппонентов. Учился я, правда, в свое время бою на ножах, с мечами и тесаками тренироваться как-то не доводилось, однако и урки, уверен, не такие уж и великие мастера боя с холодным оружием. Лишь бы не пропустить удар исподтишка или во сне, особенно смертельный, это было бы это крайне обидно.