Выживший. Чистилище

– Этих - в отдельный барак, до выяснения обстоятельств... Нет, уголовников отдельно, а то снова передерутся. Оба барака взять под усиленную охрану. Раненых... Раненых добить. Нечего на этих подонков медикаменты переводить. Спишем на обычную смертность. А этого, - ствол в мою сторону, - сейчас же ко мне на допрос. Лагин, давай со мной, тоже поприсутствуешь.

Лагин, заместитель начальника по воспитательной работе, кивнул, хмуро глядя на меня. Вместе с ними под конвоем дюжего красноармейца я прошествовал в бревенчатый домик, служивший административным зданием лагеря. Шел в одной рубахе, бушлат так и остался лежать где-то на поле боя, механически подумав, что правильно сделал, переложив фотокарточку Вари в карман брюк. В кабинете Мороза было прохладно, Яков Моисеевич кивнул красноармейцу, и тот шустро развел в печке огонь. Все это время я стоял посреди кабинета, тогда как Мороз и Лагин сидели один в кресле за своим столом, а второй - на стуле у стены. Начальник лагеря все никак не мог расстаться с наганом, то кладя его на стол, то снова беря в руки и прокручивая пальцем барабан. Мое же внимание привлек бронзовый бюст Сталина высоткой сантиметров тридцать. Прикинул, что этой штукой в случае чего можно проломить голову. Но пока ситуация того не требовала.

Наконец печка разошлась, от нее потянуло теплом, и я стал оттаивать, не только в физическом, но и в психологическом плане. Адреналин схлынул, резко навалились апатия и усталость, хотелось рухнуть в постель и забыться. Сказывалась и предыдущая бессонная ночь. Однако мне предстояло выдержать допрос, во время которого, вполне вероятно, меня будут бить. Да и пусть бьют, может, забьют до смерти, на том свете, наконец, отдохну.

– Кузнецов, встаньте смирно, - услышал словно сквозь вату голос Мороза.

Я поднял голову, пытаясь продрать слипающиеся глаза. Начальник лагеря, держа в руках мое дело, смотрел на меня сквозь линзы очков немигающим взглядом удава, гипнотизирующего кролика.

– Итак, вы мне сейчас подробно расскажете, что стало причиной конфликта, и кто был закоперщиком.

Прикинуться дурачком, мол, моя хата с краю, все побежали - и я побежал? Все равно на последующих допросах кто-то проговорится, не по своей воле, так под пытками. Те же уголовники, думается, особо и не будут ничего скрывать, либо скроют то, что им выгодно, выставив меня инициатором побоища. Сейчас, небось, в своем бараке уже вовсю сговариваются, как меня выставить крайним.

– Ладно, слушайте, а там решайте, кого казнить, кого миловать.

В общем, рассказал про отца Иллариона, как уголовники над ним измывались, как изуродовал Валета и его подельников, и как воры забили мне стрелку, то бишь вызвали на толковище. Про сработанный Семочко тесак благоразумно умолчал, хотя узнают рано или поздно. А то, что меня пришли поддержать политические и мужики - это их инициатива, люди устали от беспредела, творимого урками с молчаливого, и даже совсем не молчаливого согласия лагерной администрации.

– В каком смысле с согласия?
– переспросил Мороз, быстро обменявшись взглядами с Лагиным.
– Вы что же, заключенный Кузнецов, считаете, что администрация лагеря в сговоре с ворами?

– Ну, вам виднее, вы же с ними сговариваетесь, - бесстрашно ухмыльнулся я.

И тут же получил такой силы удар в ухо, что кулем свалился на пол. В глазах потемнело, в ушах зазвенело, попытался приподняться, уперевшись ладонью в пол, но тот предательски покачнулся, и я снова распластался на холодных досках.

'Почему они холодные, в комнате уже достаточно тепло, - почему-то всплыла в голове мысль.
– А, ну да, закон физики, тепло - оно вверх уходит, поэтому доски еще прохладные'.

– Встать!

Со второй попытки удалось принять вертикальное положение. Покачиваясь, словно осина на ветру, выцелил перед собой равнодушное лицо Лагина, массировавшего костяшки пальцев. Без сомнения, это его поставленный удар отправил меня в нокдаун. Но врезать не успел - отвлек начальник лагеря.

– Я смотрю, Кузнецов, вы и на свободе не стеснялись пускать кулаки в ход, судя по вашему личному делу, - продолжил Мороз, поднимаясь из-за стола.

– Не стеснялся, когда пытались задеть меня или близких мне людей. И сейчас не постесняюсь, если ваш Лагин еще раз попробует меня ударить.

– Ах ты...

– Стойте, Василий Тимофеевич! Дайте, я с ним еще поговорю, все же любопытный тип. А то вы говорите, мол, зона всех ломает, а тут вон какой экземпляр... Хотя он и не так давно у нас, но вижу - характер присутствует. Похвально... Только похвально это при других обстоятельствах, а у меня все по струнке ходят. И ты будешь ходить!
– перешел на 'ты' Мороз, добавив в голос металла.

– Решил, значит, воров на место поставить? Не мне заявить, узнав о смерти какого-то там попа, а устроить, как это говорят в Италии, вендетту, самосуд? Если каждый так начнет поступать, то что же, вскоре у меня тут барак на барак пойдет? А работать кто будет?

Мороз прошелся по кабинету, заложив руки за спину, что-то обдумывая. Мы все смотрели на его перемещения, гадая, чем закончится дело.

– Надеюсь, эта история за пределы лагеря не уйдет, хотя все равно какая-нибудь сволочь проболтается. Так, Лагин, слушай сюда... Всех зеков строго предупредить под страхом смерти, рядовому и командному составу дать подписки о неразглашении.

– Понял, Яков Моисеевич.

Тут он вновь обратил внимание на меня, встал напротив меня, глядя снизу вверх.

– Скольких ты убил в этой драке?

Я равнодушно пожал плечами.

– Может, кого и покалечил, в горячке не упомнишь.

– Может, и покалечил? То есть в несознанку идем? В общем, Симонов, в карцер его, в холодный, не топить, пусть посидит и подумает. Завтра уже скрестись начнет, молить, чтобы бушлатик кинули. А тем временем разберемся, сколько на его счету сегодня трупов, и от этого будет зависеть, насколько увеличится срок. Если, конечно, тебя, Кузнецов, не поставят к стенке, чему я даже буду весьма рад. А уж коли накинут срок и останешься у меня в лагере - будешь работать на промыслах. Найду тебе самый дальний, в болотах, чтобы вся дурь из головы вышла. Там и сдохнешь у меня. Уводи его, Симонов.

Я бросил прощальный взгляд на бюст Вождя народов. Ладно, живите пока, черти.

Глава XIII

В карцер? Ебёна уксус, как говаривал мой армейский прапорщик, а оно мне надо?! Ребята, да ну вас в одно место! И так ни за что ни про что страдаю, а они еще и в холодную меня, чтобы я там заработал какое-нибудь воспаление легких или почки к чертям отморозил. Ни хрена, не на того напали!

Все эти мысли пронеслись в моей голове, когда после толчка прикладом в спину я оказался на улице. Причем по-прежнему без телогрейки.

– Прямо!
– прозвучал сзади голос конвоира.

Где находится барак-карцер, я примерно представлял. Это самый дальний закуток лагеря, рядом с мертвецкой, где я последний раз видел заледеневшее тело отца Иллариона. Не исключено, что такое соседство выбрано не случайно. В карцере легко откинуть коньки, а чтобы сильно не напрягать с транспортировкой покойника, вот он, морг - в двух шагах.

Навстречу из темноты выскочил запыхавшийся вертухай с винтовкой наперевес.

– Леха, че случилось?
– выдохнул он.