Вызов смерти

– Коля!
– заорал благим матом маленький.
– Открой окно и двери, пусть просквозит.

Его приятель бросился выполнять указание. Маленький схватил полную окурков пепельницу, вытряхнул в урну для бумаг и вместе с ней умчался из дежурки. Через считанные секунды появился, поставил урну на место и заметался по комнате, закричал в панике:

– Коля, ты швабру не видел?!

– Так вон же она, - указал тот на стоявшую в дальнем углу швабру.

– Живо сделай влажную уборку, - распорядился маленький, видно старший.

– Ага. Я счас, - ответил тот и выбежал, громко топая ножищами.

Через минуту вернулся с красным, вероятно из пожарного инвентаря, ведром и принялся с ожесточением тереть грязный пол шваброй. От усердия на его полном лице выступил бисер пота. Похоже, физической работой он занимался редко.

– А вы кто ж будете?
– спросил Говорова маленький.

– Я из прокуратуры, - ответил Андрей небрежно. Достал удостоверение, показал сержанту. Это еще больше убедило того, что их не разыгрывают. Он вытянулся по стойке смирно, отдал честь, отрапортовал:

– Дежурный линейного поста милиции сержант Березин. За время моего дежурства никаких происшествий не отмечено.

Теперь его глаза, кроме преданности и служебного рвения, ничего не выражали. Коля тем временем уже закончил уборку и умчался вместе с ведром и шваброй. Говоров увидел в окно вышагивающего по перрону блондина. Пора было действовать.

– Как же никаких происшествий, когда вон тот гражданин, - Андрей указал на блондина, - торгует на станции наркотиками?

– Вон тот, говорите?
– Березин сделал стойку, будто спаниель перед броском за подстреленной уткой, глаза сузились.
– Коля!
– заорал.
– За мной!

Сержанты стремглав бросились на улицу. Говоров видел, как они подскочили к блондину и, подхватив под руки, потащили в дежурку. Тот от растерянности и не помышлял о сопротивлении. Оказавшись в комнате, Березин, подступая к блондину и страшно выкатывая глаза, заорал:

– А ну, говори, козел, где ты спрятал труп?

Андрей невольно усмехнулся. Это был обычный дешевый трюк. Некоторые работники милиции считают, что подозреваемого нужно ошеломить, деморализовать, обвинив в страшном преступлении. Тогда он легче пойдет на признание. Определенная доля правды в этом есть, но лишь для отдельных людей.

– Вы что, офонарели?
– возмутился блондин.
– Какой еще труп?! Я сотрудник милиции.

– А я президент Соединенных Штатов Америки, - издевательски проговорил Березин.

Коля одобрил слова начальника громовым хохотом.

– Вы за это ответите, сержант!

Андрей внимательно наблюдал за блондином. Несмотря на демонстрируемое тем возмущение, он был растерян и подавлен случившимся. Возможно, он был сотрудником милиции, но не спешил предъявить служебное удостоверение. К тому же его явно нервировало присутствие Говорова. Андрей решительно подошел к нему.

– Следователь прокуратуры Говоров Андрей Петрович. К нам поступили данные, что вы здесь занимаетесь торговлей героином.

– Глупости какие, - пробормотал блондин, пряча взгляд.

– Предъявите, пожалуйста, документы.

– Но, товарищ следователь, здесь явное недоразумение. Ни о каком героине я понятия не имею.

– Разберемся. Документы, пожалуйста. Блондин неохотно полез за документами. Достал служебное удостоверение, протянул его Говорову.

В документе значилось, что капитан Камышев Валентин Афанасьевич состоит на службе в органах внутренних дел в должности старшего оперуполномоченного уголовного розыска Центрального управления милиции города Новосибирска.

– Каким образом, Валентин Афанасьевич, вы здесь оказались?

– Прибыл в командировку.

– Предъявите командировочное удостоверение.

– Ну, не совсем в командировку. Вернее, приехал навестить приятеля.

– Фамилия?

– Что?
– испуганно спросил Камышев.

– Как фамилия вашего приятеля?

– Это что - допрос?!
– вновь попробовал разыграть возмущение капитан. Я не намерен отвечать на этот вопрос.

И Говоров окончательно понял, что Камышев следил именно за ним, знает, с кем он встречался, уже наверняка доложил об этом своему начальству и даже получил от него приказ. Согласно этому приказу весельчак и балагур Андрей Говоров, всю свою сознательную жизнь пытавшийся оправдать свою фамилию, по пути следования в Новосибирск должен был исчезнуть как материальное одушевленное тело. Нет, есть все же на свете Бог! Есть! Это он надоумил Андрея проверить блондина.

– Вам знаком капитан Виталий Семенович Полуэктов?
– неожиданно даже для себя спросил Говоров.

Для Камышева вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Симпатичное лицо его разом посерело. Не побледнело, нет, а именно посерело, будто он только что вышел на свободу после двадцатилетнего тюремного заключения. Затравленный взгляд заметался по кабинету, ища путь к спасению.

– А кто это?
– жалко выдавил он из себя.

– Вот те раз!
– разыграл Андрей удивление.
– Как же так, Валентин Афанасьевич? Вы забыли своего непосредственного начальника? Позвольте в этом усомниться.

Говоров был очень собой доволен. Все вопросы попадали точно в цель.

Вместе с приборкой в кабинете и внешний облик сержантов тоже разительно Изменился: они ободрились, подтянулись, вдруг вспомнили, что находятся на ответственной государственной службе. Лица пылали желанием совершить подвиг. Они с интересом следили за разговором Говорова с Камышевым, понимая, что на их глазах происходит что-то большое, значительное, что они в своей заштатной провинции могли видеть лишь по телевизору.

Говорова озарила гениальная догадка.

– Это Полуэктов дал вам задание убить Трубицину?

– Что?!
– вскричал в панике капитан и попытался выхватить пистолет, но был крепко схвачен сержантами за руки.

– Что, не ожидали?!
– рассмеялся Андрей.
– Не ожидали, что мы обо всем знаем? Мы давно за вами следим, капитан. Запираться бесполезно. Хомова и Овчаренко, которым вы заплатили десять тысяч долларов за убийство Трубициной, опознали вас по фотографии.

Последние остатки мужества покинули Камышева, и он не по-мужски запричитал:

– Я не хотел этого делать! Меня заставили! Клянусь, гражданин следователь!

Нет, он не был героем. Человек, однажды предавший, продавший долг, честь и совесть, уже не способен на поступок. Он вынужден всю оставшуюся жизнь пресмыкаться и подличать. Говорову очень нравился ход своих мыслей, да и собой он сейчас охотно любовался.

– Кто заставил? Полуэктов?

– Да. Он. Я не мог отказаться. Иначе он бы меня убил.

– Добрецова знаете?

– Кого, простите?
– угодливо переспросил Ка-мышев.