Вызов

— Да? Это смотря что предлагать! — едко заметил он. — Ты ведь пришла сюда ради «Авьен Сортэ». Рискуя именем, репутацией и oтношениями с женихом, раз взяла в сопровождение постороннего мужчину…

Сделав вид, что совершенно спокойна, я лишь безразлично повела бровью, хотя на самом деле была в ужасе от того, что Хард за мной следил.

— На что ты готова пойти, Белль, чтобы спасти свою семью от разорения?

Сволочь!

Я готова была на всё, что угодно. Вот только я и в дурном сне не могла предположить, куда повернёт Хард.

— А вы попытайтесь меня разорить и посмотрите, на что я способна!

— Как страшно! — съязвил он. — Как думаешь, что станет с вашими акциями, когда я пущу слух, что «Авьен Сортэ» на грани банкротства?

И вот теперь я поняла план Харда: пользуясь паникой, он начнёт по дешёвке скупать акции «Авьен Сортэ» и получит место в управлении компанией, а если перекупит кого-то из основных акционеров — то и контрольный пакет. Этот тип собирается отобрать у меня компанию, а заодно и деньги, которые в таком случае потекут уже в его карманы после запуска новой линии производства.

— Не хочешь теперь попросить меня об одолжении отсрочить выплату по гейрам? У тебя это так хорошо получалось, когда там, наверху, ты изображала из себя саму кротость и невинность, — Хард сделал небольшую паузу и насмешливо протянул: — Белль.

— Даже если я буду подыхать от голода, — я надменно вскинула голову, очень тихо чеканя слова, чтобы не привлекать внимание окружающих, которые и без того заинтересованно косились на нас с Хардом, — просить вас о снисхождении я не стану! Недостойны!

Хард передёрнул скулой, как от пощёчины, и зелёные глаза гневно сузились.

— Значит, просить у такого как я — унизительно для такой как ты? А хочешь, я подарю тебе выкупленные мною гейры?

Во взгляде Харда полыхнуло что-то зловещее. Он щёлкнул пальцами, и рядом с нами возник какой-то мужчина с тонкой прозрачной папкой, внутри которой я заметила банковские документы с витиеватой подписью Лиама.

Кичась собственной значимоcтью, Хард продемонстрировал мне их подлинность, а потом, перестав улыбаться, спокойно посмотрел в моё лицо:

— Милое платьице, Белль! Особенно пуговки на груди! Я весь вечер только и думаю о том, чтобы их расстегнуть.

У меня по спине поползли ледяные мурашки. Сохраняя прежнее хладнокровие, я презрительно посмотрела в затуманенные злостью глаза арда и вопросительно приподняла бровь.

— Расстегнёшь их и покажешь, что под ними — отдам тебе гейры. А если снимешь платье и продемонстрируешь всё остальное — получишь миллион крейсов, — ухмыляясь, Хард достал из кармана ручку с чековой книжкой и, вписав в чек миллионную сумму, положил его поверх папки с гейрами. — Такой товарообмен тебя больше устраивает? Белль.

Не знаю, как удержалась от того, чтобы не ударить Харда. звученное им предложение былo просто чудовищно в своём цинизме и пошлости. Не мигая, я мерилась с тиррианцем взглядом, и в этот миг для меня перестало существовать всё происходящее вокруг. Мир наполнился вакуумом, внутри которого находились я, Хард, и моё безотчётное желание его убить.

Он бросал вызов всему, на чём строились традиции Эйдэры, обесценивая истинную навэ до уровня дорогой шлюхи. И дело не в том, что он на что-то надеялся. Хард просто хотел меня унизить. Показать, как мало значит для него моё доброе имя и честь рода вьен. Смешать с грязью, заставить с улыбкой проглотить оскорбление и уйти ни с чем, бессильно глотая ярость.

Наверное, это был миг чистого безумия, когда, разорвав зрительный контакт с тиррианцем, я вдруг посмотрела на папку и чек.

Я не могла отвести от них взгляда, словно за плечом моим стоял кoварный ург и искушающе нашёптывал: «Подумай! Это решение всех твоих проблем, Аннабелль. Нет гейров — нет долгов. Вся прибыль пойдёт не на погашение процентов по ним, а на увеличение мощностей производства! Ты запустишь линию даже раньше, чем планировала! И миллион в придачу…»

диный, я смогу выкупить дом и оплатить альтернативное лечение отца в новейшем медицинском центре, где мне обещали поднять его на ноги!

Время растянулось, засасывая меня в свою вязкую воронку. Я слышала лишь грохот собственного сердца, видела словно в замедленной съёмке, как расширяются глаза арда, в узкую линию сжимаются губы и резко дёргается кадык, когда я демонстративно вручила ему свою сумочку, а затем, не задумываясь о последствиях, высвободила из петельки верхнюю пуговицу на платье.

Что, не ожидал?!

Расстегнув лиф и отгибая его края, я всё ещё смотрела в смуглое лицо Харда, на скулах которого яростными узлами двигались желваки.

Взгляд тиррианца потемнел, наткнувшись на кружево прикрывающего мою грудь бюстье. Запах одеколона Харда назойливым шлейфом вился в густом воздухе, одурманивая и подталкивая меня к очередному сумасшествию.

Спустив платье с плеч, я бесстыдно дёрнула его вниз и, переступив через белоснежную лужицу, скользнувшую к моим ногам, осталась одетой лишь в туфли и кружевной комплект белья, который по большому счёту вообще мало что скрывал.

де-то на периферии моего сознания одиноко выстрелила мысль: «Это всего лишь сон, Аннабелль. Жуткий, мучающий тебя каждую ночь сон. Ты видела его сотню раз. Проснёшься — и всё закончится!»

Схлестнувшись в безмолвном поединке с Хардом взглядом, я выдернула из его рук свою сумочку, спокойно отобрала чек и папку с гейрами, а потом улыбнулась:

— Вечер удался! Кажется, я ничего не пропустила…

Я не знаю, как смотрели на меня гости Харда и что думали обо мне в этот момент.

Последнее, что я видела, прежде чем уйти, гордо вскинув голову и царственно расправив плечи, были сверкающие изумрудной зеленью глаза тиррианца.

— Один-ноль, Белль, — глухo прозвучало мне в спину, но обoрачиваться я не стала. Я видела впереди только дверь выхода, и когда она отъехала, выпуская меня на свободу, судорожно глотнула свежий воздух, словнo всё это время и не дышала.

На плечи мне опустилось что-то тёплое, заставив вздрогнуть и резко повернуть голову. Меньше всего я ожидала от охранника Харда, что он снимет с себя пиджак для того, чтобы спрятать мою наготу от посторонних глаз.

— Благодарю, — растерянно произнесла я, взглянув на мужчину, который, отступив на шаг, тут же отвернулся, будто смотреть на меня ему категорически воспрещалось.

Я дошла до лифта, дождалась, пока приедет кабинка, и когда её спасительное пространство приняло меня в свои объятья, поняла, что сил держаться больше не осталось. Меня трясло в мелком ознобе, а горячие слёзы катились по лицу, жгли щёки и губы, и в сверкающих зеркалах отражалась моя бледная тень — в пиджаке с чужого плеча, почти до колен прикрывающем мои голые ноги.