Вызывайте ведьмака!

— Я не заступаться пришёл, ни за тех, ни за других, — оборвал его Василий, — вы должны заключить с тёмными договор о перемирии!

Он зачитал условия, те же, что и для тёмных, только уже по отношению к ним.

— Сначала я пришёл к ним, и Георг подписал договор от имени всех тёмных! Дело за вами!

— А если не подпишем? — дерзко спросил Мечислав.

— Тогда я уйду, а вы здесь умрёте. Освободиться не пытайтесь, это бесполезно.

— Ведьма должна умереть! Она убила моего мужа! — отчаянно закричала та, с которой началась война. Лицо её исказила злоба и ненависть.

Василий строго ответил:

— А не ты ли сама приворожила его, взяла в плен его душу и одурманила его родственников?

Женщина застыла с открытым ртом — откуда он узнал? Все посмотрели на неё сначала с недоумением, но потом всё с большим осуждением. Она заплакала.

— Ты ничем не лучше той ведьмы! — заявил Василий, и никто не стал ему возражать.

Все обратились к Мечиславу и тихо уговаривали уступить.

— Хорошо, — сдался он, — я подпишу. Только освободи мне руки!

Но Василий проделал с ним те же манипуляции, что и ранее с Георгом.

А когда барьер рассеялся, на правом запястье у светлых появился такой же шрам, что и у тёмных.

Василий не стал прощаться, он молча развернулся и направился вниз, на дорогу, ведущую в Питер. Путь его был закончен. Рядом снова бежал волк, радостно подпрыгивая и махая хвостом, потому что лицо у Василия сделалось весёлым, как прежде.

Ворон устроился на плече у ведьмака, настроение у него было превосходное.

На дороге их встретил большой чёрный автомобиль, гостей уже ждали в одном из богатых загородных домов, хозяина которого Василий некогда спас от большой беды.

Ворон не думал улетать и продолжил сидеть на плече ведьмака. А Полкан, оценив, что люди смотрят на него с восхищением, сказал на ушко Василию:

— Знаешь что, Вася, когда у нас не будет денег, ты можешь меня продать. А я, через пару недель, прибегу обратно!

Василий пожурил его с улыбкой:

— Так нельзя, Полкаша, это жульничество!

Однако, ворон взглянув на него с упрёком, возразил:

— А мне сдаётся, Вася, ты тоже сжульничал. Ведь ты пррришёл сюда, чтобы спасти светлых, а не тёмных? Знал, что тёмные теперь их ррастерррзают?

Василий спрятал в усах хитрую улыбку, подмигнул ворону и тихо сказал:

— Переходи на светлую сторону?

Ворон склонил голову на бок и глубоко задумался.

Часть вторая

Глава 1

В одном из Питерских храмов, находящихся в тихом спальном районе, проходила обычная всенощная служба.

Прихожане, хоть и не слишком многочисленные, но верные и преданные не только Богу, но и своему приходу, истово крестились и в нужный момент, дружно падали на колени.

Чужие если сюда и забредали, то не нарушали строгий ход богослужения, а тихо проныривали к иконам, или к поминальному столу, зажигали свои свечки, неумело крестились, а потом так же крадучись спешили на выход.

На клиросе сладкоголосо и стройно пели профессиональные певцы, свечи потрескивали в кадильном тумане, создавая таинственный уют. С икон, отрешённо и страдая, смотрели многочисленные святые. А Богородица с младенцем торжественно восседала в каждом углу.

Настоятелем здесь был отец Зосима, пожилой, но подтянутый по-военному, благочестивый и строгий священник. За глаза, свои прихожане, именовали его святым старцем.

Он был строг к себе больше, чем к своей пастве, и всех знал по имени, а временами не ленился навещать по домам тех, кому требовалась его забота или духовное окормление.

Старца любили и слушались во всём, и даже церковное начальство вынуждено было считаться с его авторитетом.

А в этот вечер, как и в другие, он лично исповедовал своих духовных чад. Их было большинство, среди постоянных прихожан. Неподалёку разместился отец Андрей, молодой, высокий, со светло-русой, аккуратно постриженной бородой. И его люди принимали благосклонно, но несравнимо с тем, как почитали отца Зосиму. И очередь исповедников тянулась и к нему, хоть и куда как короче, чем к старцу.

Вперив внимательный и добрый взгляд в очередного грешника, отец Зосима никогда не перебивал его и не был слишком строг. Бог сам рассудит и накажет, кого посчитает нужным, любил рассуждать он. Старец никогда не забывал, что и сам он прежде, чем пришёл в святую церковь, нагрешил немало, так, что многим из его духовных детей и не снилось. Даже на исповеди он не стал рассказывать обо всём, приберёг покаяние исключительно для ушей Бога.

В самом конце очереди, он заметил краснеющего и бледнеющего прихожанина, которого тоже лично крестил. Крупный, подтянутый, тот работал охранником в одном из банков. И хоть деятельность его была далека от любви и смирения, но христианином он был честным и преданным. И службы пропускал, только если был чрезвычайно занят.

Волнение крёстного чада странным образом встревожило отца Зосиму, и произвело любопытство — эмоцию неуместную и грешную.

Павел, как звали его духовного сына, решительно подошёл на исповедь в самом конце очереди.

— Батюшка, — жарко зашептал Павел, — я собираюсь совершить смертный грех. И не отступлюсь!

— Что ты такое говоришь? — старец смотрел на мужчину тревожно и даже немного испуганно, — разве можно не отступиться от греха, если ты знаешь, что это грех?

— Мочи нет терпеть, — потупился Павел, однако, глаза его темнели от едва сдерживаемого гнева, — мы с друзьями решили начать жечь проклятых колдунов. И никто нас не остановит, не Вы, не полиция! Мы готовы пострадать, но пусть мир станет чище.

— Что случилось то? Расскажи подробней, — с сочувствием спросил отец Зосима.

И Павел рассказал:

— Повадились нам ведьмы пакостить. Мы же понимаем, отец, что когда на ровном месте беды и неудачи происходят, это может быть случайностью, но надо посмотреть по сторонам! Вот мы и посмотрели. А их тьма тьмущая! И всех изводят, даже тех, кто просто мимо проходит, хоть частичку силы или здоровья заберут. И разговоры мы их слышали. То есть… — он смутился.

— Говори, сын мой, — твёрдо потребовал старец.

— Прослушку мы ставили, было дело. Не хотелось обвинять попусту. Мало ли что показалось? А вдруг и правда, чёрная полоса? Не показалось! — он нахмурился и вздохнул, — собираются и проводят свои поганые ритуалы, крадут и здоровье, и красоту, и удачу. У друга моего жена при смерти, а врачи не понимают, что с ней? Лекарствами пичкают, а ей всё хуже и хуже. Одним словом, лопнуло наше терпение! Пора этих тварей на суд инквизиции призвать, — он замолчал, гнев словно весь вышел, оставив место холодной решимости.