Взгляд с обочины 2. Хисиломэ
Шрифт:
– Скоро уже, - немного недоумённо пояснил Тинтаэле, не видя ожидаемого восторга. – Через два месяца.
– Ого, и правда скоро, - позавидовал Арессэ, дёрнув Мириэт за косичку и старательно делая вид, что это не он. – У меня только через два здешних года.
Надутая Мириэт подозрительно переводила взгляд с одного лица на другое, но интереса к своим косичкам ни на одном не обнаружила, отчего надулась ещё сильней.
Тьелпэ кивнул, ни к кому из них конкретно не обращаясь. Оглянулся, не показался ли отец, и уселся рядом на траву, ничего не высмотрев.
Остальные снова
– Так это у нас скоро праздник будет? – весело поинтересовалась Калайнис.
– Какой? – вежливо поинтересовался Тьелпэ, решив, что надо всё же обозначить своё участие в диалоге. Обозначить удалось даже лучше, чем он надеялся: к нему обернулись все, немного даже недоверчиво.
– Ну, твой день рождения, - с таким же недоверчивым взглядом объяснила Калайнис. – Как празднуют совершеннолетие принца первого дома?
– Не знаю. При мне ни разу не праздновали.
– Сюрприз готовят, наверно! – со знанием дела объявила Мириэт.
Тьелпэ пожал плечами и вместо ответа спросил у Тинтаэле:
– А у тебя когда день рождения? Ты будешь праздновать?
Все рассмеялись, а Тинтаэле обиженно надулся не хуже, чем Мириэт недавно.
– Надо было раньше считать! В прошлом году был, весной. Теперь вот десять лет ждать…
– Ничего, - Калайнис сочувственно положила руку ему на плечо. – Уже не десять, уже всего девять.
– Да ну тебя!
Они ещё немного развили эту тему, хоть Тинтаэле и отмахивался, только Тьелпэ молча улыбался, наблюдая за ними, пока не заметил показавшегося из-за угла Куруфинвэ. Тот оглядывался, высматривая кого-то, и Тьелпэ встал уходить.
– Подожди, - подорвался ему вслед Тинтаэле, - тебе вот мама передала.
Тьелпэ удивлённо повертел в руках протянутую сумку. Похожую на его старую, но без дыр и потёртостей и немного другого цвета.
– Это не моя.
– Теперь твоя. Старую мама зашивать не стала. Сказала, проще выбросить и новую сшить.
Тьелпэ ещё удивлённо покрутил сумку в руках, но спорить было некогда, потому что отец закончил оглядываться и пошёл в их сторону, так что Тьелпэ поблагодарил, попрощался и пошёл навстречу.
Дождавшись, пока он подойдёт, Куруфинвэ удивлённо кивнул на сумку.
– Что это?
– Мама Тинтаэле передала, – ответил Тьелпэ, закидывая сумку на плечо.
В подарке, на самом деле, ничего особенного не было – Хисайлин ещё с гранитного карьера повадилась передавать все гостинцы в двойном количестве, чтобы хватило обоим мальчишкам. Но говорить об этом отцу Тьелпэ не видел необходимости, а сам он то ли не замечал, то ли не обращал внимания – до сих пор.
Зато теперь подозрительно нахмурился, как будто ему сообщили о просевшем грунте под уже достроенной башней.
– И давно ты к ней за помощью стал обращаться?
– Я не обращаюсь, - с лёгким недоумением отозвался Тьелпэ. – Она заметила, что у меня сумка истрепалась и предложила помочь. – Он сделал паузу, решил, что тема исчерпана, и перешёл к следующей: – Что с чертежами? Ты всё уточнил?
Куруфинвэ всё с той же
непонятной мрачностью посмотрел на сына, на Тинтаэле, на сумку, отрывисто сказал, что пока не уточнил и чтобы он приходил за чертежами через час – и ушёл, ничего больше не объясняя и оставив Тьелпэ в полной растерянности.Через час он был уже у входа в кабинет, рассчитывая получить обещанные чертежи. Стукнул два раза по косяку и сразу зашёл, не дожидаясь ответа. Обстановка в комнате мало отличалась от обстановки в шатре, из которого сюда просто перенесли походную постель, пару сумок с вещами и кувшин и таз для умывания. Единственным настоящим предметом мебели был стол, да ещё походное складное кресло: планки каркаса и сиденье из натянутой холстины.
Куруфинвэ сидел у стола, но спиной к стене, опираясь на неё вместо спинки кресла. Резко выпрямился, услышав стук, и обернулся к сыну. На столе, поверх разномастных чертежей лежал кулон из тёмно-зелёного камня в потемневшей от времени оправе.
Кулон показался смутно знакомым. Верделит, ничего особенного, хотя форма интересная: плотный неровный пучок прозрачных трубочек в серебряной оправе.
Куруфинвэ проследил за его взглядом и как будто дёрнулся убрать кулон, но в последний момент передумал.
– Ты что-то хотел?
– Ты говорил прийти через час за чертежами, - сказал Тьелпэ, переведя взгляд с кулона на него.
Куруфинвэ несколько раз моргнул, прежде чем повернуться к столу, словно уже успел забыть и о чертежах, и о недавнем разговоре.
– Да, я… – Он сдвинул кулон в сторону, вытащил несколько листов бумаги, пролистал.
Тьелпэ снова посмотрел на кулон. Камень довольно обычный, работа посредственная. Было бы что хранить.
Куруфинвэ покачал головой и убрал прядь волос за ухо.
– Я ещё не доделал.
Голос отца звучал сухо и резковато, как будто Тьелпэ оторвал его от какого-то дела или вызвал на неприятный разговор. Но тогда он просто сказал бы замолчать или уйти. И не закрывался бы так плотно, что даже отзвуков эмоций не слышно.
Вдруг вспомнилось, откуда кулон знаком: отец носил его когда-то давно, в Амане, ещё до Форменоса. А всё это время, выходит, хранил, во всех переездах? Но не носил, а прятал почему-то?
– Тебе помочь? Если не успеваешь, – спросил Тьелпэ. – Синтарено уже спрашивал, когда можно начать.
– Сам справлюсь.
Тьелпэ с сомнением покосился на чертежи, на которых за два часа не появилось никаких новых отметок, кивнул и собрался уходить, но решил спросить всё-таки:
– А что это за кулон? Я с Амана не видел, чтобы ты его носил.
Куруфинвэ нахмурился, потёр висок и сказал наконец:
– Это просто кулон. – Нарочито небрежно бросил листы на стол, накрыв камень. – И вообще. С какой стати к тебе лезут с непрошенной помощью? Они думают, тебе обратиться не к кому?
От неожиданно обвиняющего тона Тьелпэ опешил, а пока он обдумывал возможные варианты ответа (или хотя бы уточняющие вопросы), Куруфинвэ досадливо поморщился и махнул рукой.
– Сходи пока к Карнистиро, он хотел какие-то запасы сверить. Чертежи я принесу сразу к Синтарено.