Взгляд василиска

— Какое там! Нет, кто может и разъехался, а большинство в «Ласточку» лыжи навострило.

— Ну, Алешка наш в такие места не ходок…

— Ага, а ты забыл старый хрен, что в Мессине было?

Вестовой в ответ только замысловато выругался. Действительно, был в спокойной и размеренной жизни нашего героя один эпизод, заставивший верных слуг всерьез беспокоиться о нравственном облике своего хозяина. Питая страсть ко всему флотскому, Алеша неоднократно бывал на кораблях всех морских наций удостаивавших своим посещением солнечное Средиземноморье. Приходилось ему посещать и корабли итальянского флота, в том числе и базирующиеся в Мессине. В тот роковой вечер, молодые офицеры устроили банкет в честь principe russo [92] , и проявили подлинное гостеприимство. Беда была лишь в том, что принимающая сторона очень своеобразно представляла себе русские традиции, но при этом очень хотели угодить своему новому другу. Хозяева вечеринки были свято уверенны, что все жители далекой северной страны обожают горячительные напитки, а их аристократы, если чем и отличаются, так только тем, что употребляют оные из золотых самоваров. Потому столы ломились от разнокалиберных бутылок и все хотели непременно чокнуться с синьором Аллесио. Кончилось все тем, что вышеозначенный сеньор, не имея опыта подобных возлияний, крепко поднабрался, кричал, что любит Италию и весь белый свет, показывал, как надо бороться с медведем и, наконец, упал. К счастью, внимательно державший руку на пульсе событий, Прохор, сумел эвакуировать своего хозяина без потерь для репутации, за что Алеша был ему безмерно благодарен. Что интересно, гостеприимные хозяева не заметили пропажи своего гостя и продолжили попойку, перешедшую в откровенную вакханалию, отчего многие из них проснулись на гауптвахте. Впрочем, к нашему герою это уже не имело отношения.

92

principe russo. — Русский принц (итальянский)

* * *

Подъехав к «Ласточке» Архипыч и Прохор разделились. Нижним чинам вход в подобные заведения был заказан, так что старый матрос остался у экипажа, а прилично одетый камер-лакей, придав лицу значительное выражение, двинулся вперед.

— Местов нет, господин хороший, — преградил ему дорогу верзила швейцар.

В ответ на это, господин Сапожников ни мало не смущаясь, протянул отставному матросу серебряный рубль, который тот тут же спрятал в кармане, но проход освобождать не спешил.

— Барин, — почти с жалостью проговорил он, — шли бы вы, право, отсель. Тут господа офицеры гуляют, а ваше благородие в штатском. Еще нарветесь на скандал, чего доброго…

Как будто подтверждая его слова, широко распахнулись двери, и из них буквально вылетело тело какого-то господина.

— Ну вот, извольте видеть, — прогудел привратник, — его благородие господин Ножин нас покинули!

— Это какой же Ножин, часом, не корреспондент ли «Нового края»?

— Они самые. И то сказать, господа офицеры его жалуют и даже сами и пригласили, а вот поди же ты. Как подвыпьют, так стрюцкий и шабаш!

Пока швейцар рассказывал все это внимательно слушающему Прохору, журналист поднялся из пыли и, отряхнув сюртук, принялся возмущаться:

— Этот черт знает что такое! Я не позволю так обращаться с представителями свободной прессы! Я дворянин! Я на дуэль могу…

— Господин репортер не извольте шуметь, — прервал его излияния отставной матрос, — у нас тут приличное заведение-с!

Газетчик внимательно посмотрел на его пудовые кулаки и заметно стих.

— А что, братец, их императорское высочество сегодня не появлялись? — тихонько спросил швейцара камер-лакей.

— А вам бы это за какой надобностью? — насторожился верзила.

— Ты тля худая отвечай, коли тебя спрашивают, — строгим голосом спросил незаметно подошедший старый матрос.

— Чего, — недоверчиво протянул швейцар в ответ, — ты чего старинушка, ополоумел?

— Это ты Пантюшка ум последний пропил в своем кабаке, — немедленно ответил великокняжеский вестовой, добавив для образности пару крепких выражений.

— Архипыч? — выпучил глаза тот в ответ, — живой еще старый черт!

— Не дождешься, паскуда. А теперь говори, а то пока я тут с тобой лясы точу, у нас, чего доброго, лошадей уведут.

— Не, не уведут, — осклабился верзила, — у нас тут не озоруют. А что до их императорских высочеств, так они оба у нас нынче. А потому опасаемся, как бы чего не вышло. Все-таки один по кавалерии, а другой по морскому ведомству, сами понимаете, всякое бывает.

— Что? — воскликнул подслушавший их репортер, — так они оба тут! Немедля пропусти меня обратно! Боже мой, такая удача, а меня выш… как они могли!

— Ваше благородие, — строго посмотрел на него швейцар, — людским же языком говорю, не извольте шуметь!

— А как бы узнать, Алексей Михайлович в порядке? — спросил Прохор, дождавшись пока представитель свободной прессы затихнет.

— А чего им сделается? Сидят в отдельном кабинете, да…

Рассказ привратника прервал звук бьющегося стекла и резанувший по ушам истошный женский крик. Следом из выбитого окна вылетел, отчаянно при этом матерясь, какой-то субъект и покатился туда, где пару минут назад валялся Ножин.

— Тьфу ты, пропасть! — вздохнул отставник и опрометью ринулся внутрь заведения.

Великокняжеские слуги, переглянувшись, побежали за ним, а следом воровато озираясь, направился репортер. В зале дым стоял коромыслом, со всех сторон слышалась ругань перемежаемая визгом дам местного полусвета. Откуда-то сверху двое лакеев тащили офицера в расхристанной гусарской венгерке, а еще один кавалерийский штаб-ротмистр прикрывал их отход, размахивая бутылкой шампанского. Друзья немедленно направились наверх, но как ни старались, отыскать хозяина им не удавалось. Какой-то прапорщик по адмиралтейству [93] , увидев Архипыча попытался дать тому в ухо, но камер-лакей, походя ткнул его в бок, после чего он не удержался на ногах и рухнул. Поняв что ничего не больше не найдут друзья развернулись и так же организованно покинули поле боя. Тем временем, «соленый прапор», недоуменно озираясь, сумел-таки поднять свое бренное тело и, наткнувшись на Ножина, с самой искренней улыбкой дал ему по физиономии.

93

Прапорщик по адмиралтейству. — Низшее офицерское звание в морском ведомстве. Присваивалось обычно морякам торгового флота при призыве на службу во время войны.

Покинув варьете, Прохор покрутил головой и немного удивленно спросил у старого матроса.

— Сколь служу с тобой, Никодим Архипович, а все не надивлюсь, нешто ты и впрямь всех флотских знаешь?

— Эх, Прошка-Прошка, сопля ты береговая, — спокойно отвечал ему тот, — зачем мне всех знать-то? Главное, чтобы они меня знали, так-то вот! Ты мне другое скажи, где наш сокол ясный летает, Алексей свет Михайлович?

* * *

Алеша открыл глаза и тут же зажмурился как от боли. Тусклый свет, едва пробивавшийся через занавешенное окно казался совершенно нестерпимым, а голова болела так, как будто они вчера… а что, кстати, было вчера?

— Как вы себя чувствуете, Алексей Михайлович? — раздался рядом знакомый голос с легким кавказским акцентом.

— Что? — недоуменно отозвался великий князь и обернувшись отпрянул в испуге от заросшего густой бородой лица.

— Я спрашиваю, как вы себя чувствуете? — невозмутимо повторил Микеладзе.

— Александр Платонович?

— Значит уже лучше, — обрадованно заключил порт-артурский жандарм.

— А где это я?

— В тюрьме, мой дорогой! — с нескрываемой иронией ответил ему ротмистр.

— Как? — почти вскочил Алеша, но тут же со стоном опустился обратно.

Тем временем грузинский князь заботливо протянул ему какой-то сосуд с питьем, которое тот с благодарностью выпил.

В голове его сразу же прояснилось, и он смог более подробно осмотреть окружающую его обстановку. Обведя глазами стены обвешанные коврами и задержавшись на столе со стоящим на нем граммофоне, великий князь уже более уверенным тоном сказал.

— Я как то иначе представлял себе обстановку в пенитенциарных заведениях российской империи.