Взорванные лабиринты

Гинс полулежал в кресле, раненая нога покоилась на заботливо подставленном Мартой мягком стуле.

Свет серого январского утра уныло ложился на лицо профессора, еще больше подчеркивая состояние глубокой подавленности и физической усталости его. Из пятидесяти восьми прожитых лет большую часть их профессор боролся с нуждой. Нищее детство, изнуренная тяжелым физическим трудом юность, затем полуголодные студенческие годы, лишенная радостей работа преподавателя в захудалом провинциальном колледже. Если бы не любовь к Марте и не честолюбивые мечты, во имя которых он работал дома с исступлением, доводившим его порою до полного нервного истощения, Гинс никогда не добился бы того, чем он обладал сейчас: мирового имени, устойчивого благополучия, уверенности в будущем.

Профессор коротко вздохнул и чуть изменил положение раненой ноги. Лицо его сморщилось от боли.

Где-то в глубине дома глухо ударили часы. Гинс заметно напрягся, прислушиваясь. Пробило семь. Почти в тот же миг в кабинет бесшумно вошла Марта.

За долгие годы супружеской жизни Марта так и не научилась спокойно, без глубокого душевного трепета ощущать на себе взгляд мужа. И сейчас еще красивое лицо ее покрылось тонким румянцем.

–  Я принесла тебе утренние газеты.

Гинс вяло протянул руку. Марта осторожно поправила плед на больной ноге мужа и присела на краешек стула.

Профессор положил газеты на стол. Сейчас они интересовали его меньше всего.

–  Дюк не звонил?
– спросил он.

–  Нет, - коротко ответила Марта.

Она уже осторожно массировала больную ногу.

Гинс положил руку на плечо жены.

–  Если позвонит столичный инспектор, дорогая, скажи, что я готов к разговору с ним. Раз он вызвал к себе Шэттона, то не минует и меня.

Марта подняла глаза. Гинс увидел в них вопрос и мягкий упрек.

–  Мне нужно поговорить с ним.
– В голосе профессора прозвучали успокоительные нотки.
– Я очень рад, что дело профессора Фэтона поручено ему.
– Гинс оживился, - Помнишь, как он лет десять назад чуть было не засадил за решетку миллионера Роттендона, когда тот отправил своего единственного компаньона к праотцам?

–  Ты тогда радовался, как ребенок.

–  Да, если бы Роттендон не успел убрать наемного убийцу…

–  Но, - Марту больше интересовало другое, - Дюк остался не в восторге от инспектора, и тебе это известно.

–  Дюк еще молод, и все полицейские для него на одно лицо.

–  Для меня тоже, - заметила Марта и встала.
– Тебе пора завтракать.

–  Побудь еще немного, - попросил Гинс.
– Мне так покойно, когда ты рядом.

Марта заглянула ему в лицо.

–  Ты очень переживаешь за Фэтона.

В мягких карих глазах жены мелькнуло выражение нежной заботы.

–  Не представляешь, дорогая, какую утрату может понести наука, если инспектор Яви не вернет ей Фэтона.

–  И все-таки будем завтракать.

Марта тронула мужа за руку и пошла к двери. Даже в 55 лет фигура ее сохранила стройность девушки и притягательность зрелой женщины.

Гинс откинулся на спинку кресла и потянулся к газетам. Многие утренние выпуски выходили в Арании до семи часов утра.

Сегодня, как и все последние дни, они пестрели броскими интригующими заголовками, пресса по-прежнему относила похищение Фэтона за счет Пришельцев. Однако материалы, посвященные линскому феномену и Фэтону, перекочевали уже с первых страниц на вторые, третьи и даже четвертые.

Чем дальше читал Гинс, тем озабоченнее становилось его лицо. Он давно уже научился читать газеты между строк. По тону статей, недомопвкам, намекам можно было предположить, что обстановка в стране оставалась тревожной.

Гинс развернул последнюю газету - «Линский феномен». Раньше она называлась просто - «Жизнь», но второго января вышла уже под новым названием. Газета принадлежала линскому отделению профсоюза работников интеллектуальных профессий и имела четкую прогрессивную направленность.

На первой странице не было ничего интересного. Гинс перевернул страницу. В глаза сразу бросился жирный заголовок: «Крона подает сигнал СОС».

Государственный совет вынес на утверждение Законодательного собрания законопроект о девальвации кроны на 25 процентов. Центр объединенных профсоюзов предъявил правительству ультиматум: если законопроект будет утвержден, а заработная плата членов профсоюзов останется прежней, Центр объявит общенациональную забастовку членов грофсоюза, входящих в объединение.

Всеаранский Союз предпринимателей тоже предъявил правительству ультиматум: либо оно разрешит частному бизнесу объявить рабочим локаут, если они забастуют, либо предприниматели сделают это без разрешения.

Гинс оторвался от газеты и посмотрел в окно. Здесь, на пятом этаже старинного каменного дома, царила тишина. Зато за его стенами в бешеном ритме колотился пульс времени. В тесных берегах его бурлила жизнь, пронизанная яростью бескомпромиссной борьбы взаимоисключающих друг друга противоречий.

Профессор немного потянулся в кресле, приободрился. Глаза его утратили выражение усталости. Жизнь продолжается, а борьба за Фэтона и его сокровища только начинается!

Марта опять неслышно проскользнула в кабинет. Гинс резко обернулся к ней. Она запнулась. Как быстро может меняться состояние мужа. Он сразу весь становится другим.

–  Тебе принести сюда?

–  Нет, - ответил он.
– Принеси костыли. Я позавтракаю в столовой. Лучшее лекарство от неудач - движение.

Обычно Гинс никого не принимал дома без предварительной договоренности. Сегодня он ни с кем не договаривался о встрече. Поэтому госпожа Гинс, открыв дверь, удивленно подняла брови. На площадке стоял совершенно незнакомый ей мужчина среднего роста в темно-сером теплом пальто типа «реглан». Такого же цвета шляпа, брюки, черные перчатки, туфли и светлое кашне дополняли его костюм.

Инспектор знал: люди, подобные Гинсу, очень настороженно относятся к полиции. Гинс мог спланировать свою часть разговора, а это как раз и не устраивало инспектора, хотя сам он все продумал.

Взгляд серых холодноватых глаз незнакомца был прям и требователен. Узковатое, гладко выбритое лицо его не вызывало у Марты приветливости.

Несколько секунд они стояли друг против друга. Наконец, Яви решил, что женщина достаточно основательно рассмотрела его.

–  Прошу прощения, - нарушил он молчание.
– Старший инспектор уголовной полиции Вурдт Яви.

Он улыбнулся, и у госпожи Гинс сразу отлегло от сердца: лицо незнакомца стало открытым и приветливым.

–  Пожалуйста, проходите, - с маленькой заминкой ответила женщина, отступая в сторону.

–  Мне следовало позвонить, - заговорил он, сняв шляпу, - но… я не был уверен, что смогу быть в точно назначенное время и поэтому…

Яви развел руками. Сняв пальто, он неуловимым движением вытащил из верхнего карманчика пиджака маленькую расческу и поднес ее к голове. Еще мгновение, и расческа исчезла, зато прическа инспектора была уже в полном порядке.