Взвод специальной разведки

Суровикин медленно прикурил сигарету.

— Я не понимаю, Саня, о чем ты речь ведешь? Если можно, конкретнее.

— Конкретнее? Хорошо! Ты с куркулями давно дружбу водишь, дома у них часто бываешь, неужели не видел, что Маша побитая ходит?

— Ну, Сань, у нас в деревне чуть ли не каждая вторая баба битая! Мужики, сам знаешь, народ агрессивный, особенно когда нажрутся. Так мне каждого за это дело сажать?

— Ну, допустим, сажаешь не ты! На это суд есть! А вот порядок в деревне блюсти обязан.

Старшина усмехнулся:

— А у нас и так порядок! Вот ты говоришь, сестру твою муж бьет? А где заявление? Где основание, по которому я мог бы что-то предъявить Гульбиным?

— А если бы было заявление, привлек бы к ответственности дружков своих?

Затронутая Александром тема явно не нравилась Суровикину. Он попытался смягчить разговор:

— Сань! Семья есть семья! У каждого свои проблемы, свои радости, свои беды. Сегодня передерутся, завтра опять милуются.

— Ты не ответил на вопрос.

— А мне нечего на него отвечать! Будет заявление, посмотрим! Только сомневаюсь, что Машка напишет его! А вот если ты сунешься разбираться на выселки, предупреждаю: вынужден буду принять меры. Самосуда не допущу!

— Даже так? Хотя, конечно, куркули же твои подельники.

Суровикин повысил голос:

— Ты, Калинин, говори, да не заговаривайся. Какие мы подельники? Подельники знаешь где бывают?

Александр ответил спокойно:

— Знаю! Там, где совершается групповое преступление.

— Вот именно!

— Что вот именно? Я назвал вещи своими именами. Или браконьерство, да еще под прикрытием должности, уже преступлением не считается?

Старшина вновь усмехнулся:

— Это какой же мудак наговорил на меня?

— Почему мудак? Да то, что вы с Гульбиными и инспектором рыбнадзора из района на реке вытворяете, вся деревня видит!

Суровикин укоризненно покачал головой:

— Эх, Саня, Саня, думал, посидим как люди, старое вспомним, а ты вон как разговор повернул. Люди ему наговорили. Да по деревни сплетен, как паутины в каждом сарае. Мало ли что со зла болтают. Кто что может доказать-то? И кто будет делать это?

Калинин поднялся, посмотрел на часы:

— Короче, так, Суровикин, с этого дня с браконьерством завязываешь — это раз. Второе — завтра с утра идешь к Гульбиным и лично берешь у Маши заявление или объяснение по поводу ушибов лица, далее письменно предупреждаешь Митяя о том, что если еще раз ударит жену, то ты — да, Валя, именно ты — привлекаешь его к ответственности по всей строгости закона. Но повторяю: пойдешь к куркулям завтра! С утра, если они сами не прибегут к тебе. Я все сказал!

Старшина искренне и весело рассмеялся:

— С каких это пор какой-то отпускник диктует свои условия полномочному представителю власти?

Калинин посоветовал:

— Ты пасть-то свою прикрой, представитель власти! А к куркулям ты пойдешь! И с браконьерством дело прикроешь. Или прикроют тебя!

— Не много ли берешь на себя, старший лейтенант?

— В самый раз! А чтобы ты убедился в этом, глянь-ка на фотографии.

Александр достал снимки, переданные ему московским гостем Федора, бросил на заляпанный и сальный стол. Суровикину хватило одного взгляда, чтобы понять, какой силы компромат на него оказался в руках Калинина.

Александр указал на фото:

— Полюбуйся на себя. Ты, урод, даже бушлат ментовской не снял. Интересно, долго ли ты продержишься участковым, попади эти снимки в областное управление? И в лучшем случае тебя просто вышвырнут из органов. В худшем можешь и на нары определиться. Но это вряд ли. Скорее всего, выгонят. А мужики, как ты говорил совершенно правильно, в деревне у нас агрессивные, зло долго помнят. Представляю, что за жизнь у тебя начнется, когда снимешь погоны. Хотя у тебя есть шанс избежать этой печальной участи. И ты знаешь, что надо делать. И завтра конкретно, и в дальнейшем! Пока, Суровикин! Да, и не пытайся достать фотографа, себе хуже сделаешь.

Калинин вышел из здания сельсовета. Отправился домой. Часов в пять пришел Федор.

— Ну что, Саня? Будем бомбить куркулей? Или еще с участковым не встречался?

— Как от тебя к клубу подошел, так и встретил. Пригласил Валек в свою контору. Побеседовали. Думаю, вечером после дойки и пойдем на выселки. Братья все на месте, не знаешь?

Федор пожал плечами:

— Черт его знает! Но Митяя и Степана видел. Про Василия не скажу. Да, ты чего-то там о порядке визита намекал. Что за порядок?

— Вот вечером подходи, все и узнаешь! Только, Федь, в рот ни капли!

— Само собой! Что я, не понимаю? Ну, лады, вечером буду, а сейчас пойду соседке забор поправлю.

Александр улыбнулся:

— Соседка холостая никак?

— Разведенка! Стал бы я на замужних корячиться! А тут, глядишь, опосля и пригреет. Бабенка горячая! Оттого, наверное, и муж слинял.

— Иди! В девять жду!

— Буду!

К выселкам подошли со стороны рощи, по небольшой балке в обход озера. Вышли как раз к подворью Митяя. Тот стоял возле ворот, будто специально. Александр повернулся к товарищу:

— Действуем как договорились! Понял меня?

— Понял!

— Тогда давай, пошел.

Молотов свернул влево, обогнул рощу, перешел песчаную дорогу, встал у бани.

Александр же вышел к мужу своей сестры. Митяй опешил, увидев внезапно появившегося Калинина. Но, зная, что в соседнем дворе двое братьев гонят самогон, успокоился. Однако осмотрелся, один ли заявился брат Марьи. Как будто бы один.

Александр подошел к нему.

Митяй попытался изобразить радость:

— Саня? Какая встреча! А чего так поздно? Мы с Марьей тебя раньше, днем ждали!

— А я вот сейчас решил зайти. Где сестра?

— Где ж ей быть? Дома! С детьми волтузится.

— Вот и хорошо!

Митяй напрягся:

— Чего хорошо?

— А то, что ее нет здесь!

— Почему?

Вместо ответа Александр резко ударил головой в лицо Митяю. Удар коварный, особенно если противник не ожидает его. Митяй охнул, и тут же Калинин нанес ему прямой в зубы. Муж сестры, обливаясь кровью, упал на землю. Переносица и губы были разбиты, передние зубы выбиты.

Александр потер кулак, проговорив: