Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

Все они были расписаны древними письменами, смысл которых был недоступен Джону Скеллану. Это нервировало и раздражало вампира — кому понравится, когда его выставляют простаком?

— В прошлой жизни, которая была не очень добра к ней, — ответил Маннфред, и, вновь обращая внимание на ту, что сидела на троне задумчиво промолвил: — Я думал, что ты уже мертва, Калада.

— Смерть не является для нас большой загадкой, не так ли, мой милый? Напротив, она нам гораздо привычнее, это — естественное состояние для таких, как мы.

— Ты права. Я вижу — обстоятельства сделали тебя мудрее, Калада.

— Нет, Маннфред. Это сделали годы. Обстоятельства сделали меня мстительной. Назови мне причину, Маннфред, хоть одну причину, почему я не должна обрушить всю свою ярость на тебя и твоего слугу, так нагло нарушивших мой покой! Хоть одну причину!

Скеллан ощетинился, приготовившись к схватке. Никто не посмеет диктовать ему свои условия. Вампир напрягся, освобождая зверя: его лицо исказилось, челюсти вытянулись, грозный рев вырвался из груди.

— Сейчас не время для грубой силы, мой друг, — остановил его граф, кладя на плечо свою руку. — В нашем распоряжении есть и другие методы.

Фон Карштайн повернулся к женщине и молча протянул ей раскрытую правую ладонь.

Ламия сразу увидела его — простое невзрачное колечко, так контрастирующее с остальными драгоценностями, украшавшими пальцы графа. Ее глаза удивленно расширились, женщина взглянула на Маннфреда так, словно видела его в первый раз в жизни.

Придя в себя, Калада протянула графу свою руку — Маннфред аккуратно взял ее в ладонь и поднес к губам. Ламия, в свою очередь, сделала тоже самое.

Что-то произошло между ними, но что именно — этого Скеллан не мог определить.

— Что ты хочешь от меня и моей Семьи? — глядя в глаза графу, поинтересовалась женщина.

— Оставим в прошлом старые счеты, Калада. Для начала, я хотел бы предложить перемирие между нашими Линиями Крови, по крайней мере, хотя бы на время.

— Почему ты думаешь, что я, или моя госпожа, согласимся на это предложение?

— Для того, чтобы помочь мне посеять панику среди скота!

— Неужели, — усмехнулась Ламия. — С чего ты решил, что нам это нужно? Мы хорошо устроились среди людей. У нас есть влияние и власть — реальная власть, Маннфред! Нам не нужно скрываться во тьме, опасаясь, что повелители этого мира будут искать нас, чтобы уничтожить. Наоборот, они жаждут нашего общества, сходят по нам с ума! У нас есть глаза и уши и среди аристократии, и среди банкиров. Мы — истинные правители мира людей, или, по крайней мере, этой его части. Так по какой причине мы должны разрушать то, что в полной мере отвечает нашим интересам? С какой стати нам убивать курицу, несущую золотые яйца? Проще говоря, мы любим этот город — наш город, Маннфред, наш!

— Подумай на несколько шагов вперед, Калада! Представь себе, какой власти мы сможем добиться, объединив усилия. Не бойся отпустить на волю свои мечты!

— Ты делаешь ошибку, предполагая, что мы хотим иметь больше, чем имеем сейчас, фон Карштайн. Такие как ты, вечно пытаются навязать свои представления об устройстве мира остальным бессмертным, ведомые непомерным честолюбием и пустым тщеславием. Предполагая, что все должны хотеть того же, что и вы.

— Это не так, Калада.

— Нет, это так, Маннфред, и ты — прекрасно сам это знаешь!

Краем глаза Скеллан уловил какое-то едва заметное движение в глубине храма. Обнажив клыки, Скеллан повернулся к неизвестной опасности, готовясь отразить внезапное нападение. Желая нанести удар первым, он бросился в темноту. Ничего…

И все же…

Все же он чувствовал чье-то присутствие. Присутствие какой-то сущности, которую Скеллан не мог видеть. Его опять провели! Неудача взбесила вампира: его пасть искривилась в угрожающем оскале, низкое утробное рычание заклокотало в горле.

— Успокойся, юноша, — насмешливо бросила Ламия. — Придержи своего зверя, Маннфред. Я не потерплю, чтобы кто-нибудь пролил кровь в моем доме!

— Немного поздно, — злобно ухмыльнулся Скеллан. — С одной из ваших маленьких зверушек произошел несчастный случай.

— Полегче, Джон, все-таки, мы здесь гости!

— Пока, — прорычал Скеллан. Он не доверял этой старой карге: тот, кто сделал змею своим символом — не заслуживает ни малейшего доверия. Рано или поздно, ведьма выдаст себя и, когда это случится — он разорвет ее, отведав старой крови.

— Мы связаны Калада, ты и я, мои люди и твои. Старые связи между нашими Линиями Крови до сих пор не разорваны. Разве Вашанеш не был мужем Нефераты? Разве он не испил эликсир бессмертия, соединив с Нефератой свою кровь — кровь, текшую в жилах самого Нагаша? Эти связи, которые многие из нас отрицают, ослепленные спесью, гневом или высокомерием — все еще существуют. Это скрепы, делающие нас теми, кто мы есть. Так было и, так всегда будет.

— Это было слишком давно, Маннфред, — неохотно согласилась женщина. — Сейчас — это уже не имеет значения.

— Это не так, Калада. Как господин моей Семьи я являюсь наследником одного из величайших вампиров древности. Я — связующее звено между нашими Кровными Линиями. И я хочу, чтобы ты и твои сестры были на моей стороне — равными среди равных в новом царстве… Царстве Мертвых.

— Почему?

— Ты сама ответила на свой вопрос — вам не нужно таиться во тьме, как это приходится делать нам. Там, где мы вынуждены скрываться от скота — вы можете соблазнить его. Вместе, мы можем стать куда более грозной силой, чем порознь. Только представь! Объединив усилия — мы станем непобедимы. Присоединяйтесь к нам, Калада. Подорвите проклятую Империю изнутри, а мы — соберем армию мертвых и ударим извне.

— Ты опять предполагаешь, что мы мечтаем о завоеваниях, — вздохнула Ламия. — Картина, так ярко нарисованная тобой — ничем не подкрепленные пустые мечтания. Твой родитель и твой безумный брат уже пытались осуществить подобные планы. Мы оба знаем, чем окончились их попытки. С какой стати ты считаешь, что на этот раз — все получится? Ты говоришь о Царстве Мертвых, Маннфред но, не предоставляешь никаких доказательств, подтверждающих, что твои слова — не пустая болтовня. Сейчас, мы стоим на твердой земле. Ты же предлагаешь нам рискнуть всем, что у нас есть и примкнуть к Семье неудачников, на основании одного лишь твоего голословного утверждения, что Маннфред фон Карштайн якобы отличается от своих предшественников. Отличается от своего отца? От своего безумного брата?

— Что я должен сделать, чтобы ты поверила мне, Калада?

— Покажи нам свою силу. Свою армию. Докажи, что ты превосходишь своих родственников, фон Карштайн! Докажи, что ты больше, чем просто еще один неудачник! Тогда, и только тогда, я буду всерьез рассматривать твое предложение о союзе с вами. А сейчас — оставь меня! Встреча с тобой — не самый приятный момент в моей жизни. Некоторые трупы — лучше оставлять мертвыми!

Глава 8 Мир палачей и жертв

Обельхейм, Талабекланд.

Акким Брандт оказался верен своему слову. С ними обращались хорошо, хотя — хорошо — понятие относительное. Все-таки, они были пленниками вражеской армии. Тем не менее, их не били. Кормили пленников регулярно и, хотя кашу вряд ли можно было назвать сытной, куски картофеля и свинины, регулярно попадающиеся в ней, поддерживали их жизни.

Брандт был не только хорошим воином. Кроме того, он вовсе не был глупцом. Для победителей их жизни имели определенную экономическую ценность. За них можно запросить выкуп или — обменять на своих солдат, в свою очередь находящихся в плену у стирландцев. Граф Мартин, в свою очередь, будет заботиться о захваченных талабекландцах. Иначе и быть не может. И Брандт, и граф Стирландский прекрасно сознавали всю безумную природу войны: не может быть большей глупости, чем считать, что один человек должен убивать другого человека только потому, что между их лордами произошел какой-то незначительный спор. Ведь простые люди и не думали ссориться. Так почему же они должны теперь умирать за чужие интересы?!