Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

Форстер Шлагенер сидел, скрючившись, у деревянной стены тюремного барака. Грубые отесанные бревна впивались в спину, причиняя жуткое неудобство. Погода окончательно испортилась. Зима вступала в свои права: стегая лицо снежной крупой, задувая яростными вихрями. Юноша не помнил, когда в последний раз ему было по-настоящему тепло. У каждого из пленников было одеяло, но оно не спасало от пронизывающих порывов ледяного ветра, проникающих в помещение через зарешеченные окна. Остальные пленники негромко переговаривались, жалуясь на свою судьбу — это все, что им оставалось делать. Они солдаты — это их обычная привычка, ругать все почем зря: плохих командиров, никудышную тактику, недостаток оружия и припасов, ненадежных союзников. Если они не ворчали — то, скорее всего, они были уже мертвы. Форстер невольно усмехнулся этой невеселой мысли.

Сегодня пленников охранял Мейнард с двумя другими солдатами: Джаспером и Брэнноном. Хотя, «охраняли», слишком громкое слово. Сегодня, как и в прошлую ночь и, ночью ранее, тюремщики коротали время за игрой.

Мейнард был довольно непрезентабельный тощий тип неопределенного возраста, с немытым и небритым лицом и омерзительными слипшимися патлами. Воняло от него похлеще, чем от пленников, которых он сторожил.

Честно говоря, это было не так уж и удивительно. В свободное от службы время парень ухаживал за свиньями, чистя поилки и убирая навоз.

Забавно, что в обеих ипостасях ему приходилось иметь дело с животными — грустно иронизировал Шлагенер.

Два других тюремщика пахли немногим лучше.

Охранники относились к пленникам гораздо мягче, чем делал бы это он, будь Форстер на их месте, но ни один из них не желал распространяться о положении дел на полях сражений. Шлагенер не имел никаких вестей от родных и не знал, что теперь происходит в его родном Стирланде. Спасение или гибель могли поджидать их в течение нескольких дней или, даже, часов, но ни один из пленников ничего не подозревал об этом. Время остановилось для всех, кто сумел остаться в живых после безумной атаки графа Игнатица.

Талабекландцы любили почесать языками — по правде говоря, это было практически единственное их развлечение. Дни складывались в недели и месяцы — месяцы заключения в кишащем крысами, заполненном отбросами и завшивевшими, ослабевшими людьми ограниченном пространстве убогой тюрьмы походного лагеря. За все это время Мейнард показался Форстеру достаточно откровенным, не любящим кривить душой, простодушным сельским парнем. Медленно и очень аккуратно Шлагенер направлял разговор с ним и остальными стражниками на различные темы, косвенно пытаясь выяснить хоть какие-то подробности продолжающихся боевых действий. Они разговаривали о женских достоинствах и добродетелях, вкусах и ароматах разных сортов пива, особенностях и преимуществах охоты в отдельных областях Империи и, других подобных малозначительных вещах. Но, тем не менее, даже когда Форстеру удалось наладить с тюремщиками какое-то подобие приятельских отношений — все разговоры о войне старательно пресекались.

Брандт был немного более откровенным о тех вещах, которые так волновали юношу. Он три вечера подряд вызывал пленника к себе, чтобы выяснить, что известно Форстеру о планах военного командования Стирланда. Командующий армией Талабекланда был отнюдь не так прост, как могло показаться на первый взгляд. Зная, что Шлагенер был не просто рядовым солдатом, Брандт проявлял к нему особый интерес. Талабекландец слышал о существовании подземных тоннелей в горах, некоторые из которых вполне могли проходить и под Ферликскими Холмами. Он поведал Форстеру, что встречал упоминания о подземных ходах, прорытых гномами и тянущихся на тысячи миль под провинциями Империи: от самых Гор Края Света до некоторых поселений на востоке Стирланда, таких как Айхенбрун, Ляйхеберг или Лангвальд. А может, они тянулись и дальше, только, вот, куда? До Хальштадта? Юльбаха? Шоллаха? Кирхама? Блатдорфа? Рамзау? Или, даже, до Нульна, Альтдорфа и Мариенбурга?

Как уверял Форстера Акким Брандт — эти слухи не очень тревожили его. Но, судя по тону талабекландца и озабоченному выражению лица — его заявления были весьма далеки от истины. Существование подземных тоннелей являлось огромной проблемой, попытка разрешить которую лишала Брандта покоя. Командующего отнюдь не вдохновлял факт, что сеть разветвленных ходов тянется под землями провинций, охваченных войной: ведь она может быть использована для скрытного передвижения вражеских армий, полностью разрушая все его стратегические расчеты. Эти размышления доводили талабекландского командира до безумия. Что если Мартин тоже слышал об их существовании? Существовали ли они в действительности или, это — всего лишь хитрая уловка, чтобы ввести его в заблуждение? Множество вопросов и — никакой определенности!

Да, вероятность того, что именно граф Стирландский распространял подобную дезинформацию, тоже не стоило сбрасывать со счетов. В чем-чем, а в отсутствии сообразительности его упрекнуть ну никак нельзя! Мартин прекрасно понимал, какое замешательство в стане врага могут посеять умело распространяемые слухи. Вряд ли кого-то вдохновит перспектива сражаться с армией, которую ты не можешь видеть! Преследовать лишь тень врага, на поле боя! Врага, который может возникнуть из ниоткуда, нанести удар и, снова раствориться под землей, выжидая следующего удобного момента.

Форстер быстро разгадал намерения Брандта — талабекландец хотел дать юноше возможность заглянуть в умы и души неприятельских солдат, показать, что они, как и их командир, такие же обычные люди, какими являлись Шлагенер и остальные стирландцы. На войне трудно отбросить предрассудки по отношению к своему врагу, но, откровенно говоря, Акким Брандт, мало чем отличался от Форстера Шлагенера. Они были вылеплены из одного теста.

Больше всего юношу поражала забота командира талабекландцев о своих солдатах.

За свою достаточно долгую службу Форстер успел повидать многих командиров. Ему приходилось встречать хороших и плохих людей, великих полководцев и, последних глупцов. Юноша видел, как все эти хорошие, плохие, умные и глупые люди были вынуждены принимать нелегкие решения, определяющие судьбы их подчиненных. Они редко переживали по поводу того, сколько людей погибнет из-за их амбиций, ошибок или, банальной глупости, но, только не Акким Брандт — особенно, если от его выбора зависели жизни простых талабекландцев.

В плену на многое смотришь другими глазами.

С каждым днем Форстеру все труднее становилось видеть безликих врагов в своих тюремщиках. Считать их порождениями зла, бездушными убийцами или бессердечными животными — потому, что каждый день он видел их лица, разговаривал с ними, узнавал их мысли и мечты, такие похожие на его собственные, слышал рассказы об их родных и близких. И, чем дольше Шлагенер общался с ними, тем больше понимал, что, при других обстоятельствах, он гордился бы дружбой с Мейнардом, Джаспером и Брэнноном и, без малейших колебаний, пошел бы служить под началом Аккима Брандта.

Неужели, я становлюсь предателем, снова и снова задавал себе один и тот же вопрос юноша. И — не находил на него ответа. То обстоятельство, что он находился у них в плену, живой, благодаря прихоти Аккима Брандта, — нисколько не помогало Форстеру прийти к окончательному решению терзавшей его мозг головоломки. Этот человек восхищался их мужеством, проявленным вопреки глупости их командира и, именно поэтому, — оставил Шлагенера и его товарищей в живых.

Юноша никак не мог решить для себя, насколько уместно на войне чувство благодарности своему противнику за спасение жизни… А, может, это всего лишь еще одна хитроумная уловка коварного врага?