Я – борец 2
Шрифт:
– Спасибо… – Плотников неловко потёр запачканные машинным маслом руки. – Если что – обращайся. Чем смогу – помогу.
Я усмехнулся:
– Ты в общаге бываешь?
– Нет, а что?
– Да там на кухне приёмник сломался. Завхоз унёс чинить и пропал. У тебя случайно не завалялся?
– Так он не сломался! – оживился Валера. – Какой-то вредитель киселём его залил. Я почистил, кое-что перепаял… Вот только донести никак не могу, – он грустно посмотрел на своё дымящееся детище.
– Вредитель, да… – вздохнул я.
– Пойдём, заберёшь, – неожиданно предложил Плотников.
Мы
– Этот? – Валера протянул мне раритет.
Я перевернул корпус. На днище красовалась потёртая табличка: «ОБЬ-302. В осветительную сеть не включать! Номинальное напряжение 30 В. Цена 5 руб.»
– Забирай! – бодро сказал он.
– Если что, заходи – я в триста тринадцатой живу. Спортом не занимаешься? – произнёс я напоследок.
– Не… У меня плоскостопие. Как-нибудь загляну.
– С плоскостопием можно и плавать, и на лыжах ходить.
– Попробуй объясни это военно-призывной комиссии, – горько усмехнулся он.
– А что с ней? – не понял я.
– Не берут в армию, – ответил Валера так, будто в этом была его вина.
– А ты… хочешь? – удивился я.
– Хочу, – твёрдо сказал он.
– Ты не думал, что такие парнишки, как ты, на гражданке нужнее? – осторожно спросил я.
– Завлаб так не считает.
– Да наш завлаб типичный сноб! Для него главное – чтобы в его болоте ничего не происходило. А то, что у него под носом человек такую штуковину собрал, его не колышет. Скажи честно – ты, правда, хочешь или просто кто-то сказал тебе, что «не служил – не мужик»?
– Хочу, – упрямо повторил Плотников.
– Ну ладно… Когда у тебя защита?
– В конце месяца.
– Тогда ни пуха! И мечту не бросай. Спасибо за приёмник!
Я вышел в длинный коридор, идя назад по скрипучим доскам ветхого полового покрытия. В аудитории по-прежнему не было преподавателя. Усевшись за чертёжный стол, я стёр резинкой кривую линию, быстро дорисовал деталь и, аккуратно положив лист под пресс, собрался. Пора было тащиться в общагу – и собираться в цех намотчиков…
Прибыв в общагу, я, пыхтя, взобрался на свой третий этаж. Первым делом пойдя на кухню, где и повесил жёлтый радиоприёмник на два торчащих из стены, начавших ржаветь гвоздя. Чёрную вилку воткнул в розетку со следами подпалин – предыдущий жилец явно экспериментировал с электропроводкой.
Радио ожило с характерным треском и сразу выдало густым баритоном: «Свобода – для того, чтобы творить, а не для того, чтобы разрушать. Творчество – вот цель жизни!»
– Литературные чтения? Горький? – фыркнул я. – Ну хоть не марш авиаторов…
Повернув ручку громкости до положения «шёпот» – ровно настолько, чтобы заглушить вечный гул вечерней общаги я направился к своей комнате.
Ключ скрипнул в замке, дверь поддалась с характерным стоном несмазанных петель. И тут же в нос ударил терпкий запах мокрого пера. Перья были повсюду – на кроватях, на полу, даже на лампочке под потолком, создавая изогнутые
тени.В комнате царил хаос: Гена, красный как рак, орудовал веником, убирая перо, а Женя и Аня, склонившись над двумя обмякшими куриными тушками на моей кровати, с важным видом завершали ощипывание.
– Саша, ты совсем дурак?! – Женя метнула в меня убийственный взгляд, размахивая клочком перьев. – Я к Гене пришла, хотела рядом прилечь, а в кровати – сюрприз! Мокрые куры!
– И тебе привет, Жень! Аня! – я демонстративно понюхал воздух. – А я разве не закрывал дверь? – в памяти всплывал смутный образ поворачивающегося ключа… Или это было вчера?
– Я всегда, когда спать ложусь, ключ над косяком прячу, – пояснил Гена, нервно подбирая перья совком.
– Как будто он не знает, – фыркнула Женя, тыча пучком перьев в мою сторону.
Я сделал самое невинное лицо, какое смог изобразить:
– Я вообще не в курсе, что это за куры. Ген – молодец, что притащил. Наверное, тяжёлые были? Пришлось на спине нести?
Шутка повисла в воздухе. Все трое уставились на меня с немым укором. Гена явно уже успел им всё рассказать – значит, доверяет. Что ж, и у меня теперь не было причин молчать.
– Ладно, я в цех, у меня смена, – махнул я рукой, швыряя сумку с конспектами в угол. – Ань, третье свидание! – добавил на прощание с вызывающей ухмылкой.
– Не факт, что случится! – Рыжик надула щёки, демонстративно обнимая Женю за плечи.
– Тогда в следующий раз у кого-нибудь в постели окажется мокрый мамонт. А на свидание буду завлекать по-пещерному – дубиной по голове. До вечера! – хлопнул я дверью.
Я уже спускался по скрипучей лестнице, когда сзади раздалось:
– Саш!
Я обернулся. Аня высунулась из двери, перепачканная перьями, но улыбающаяся:
– Я пошутила…
– Отлично! – моя улыбка стала вдруг искренней. – До ночера, Рыжик!
Радио в кухне, как эхо, донесло: «Человек – это звучит гордо!» – будто сам Горький подмигивал мне со своей вечной иронией.
Долго ли я так выдержу: тренировки, пары, цеха, личная жизнь? Ну, допустим, скоро летние каникулы, а тем временем тот же Сидоров слабее не становится.
И с этими мыслями я бежал на вторую работу. Но как бы я ни спешил на завод, первая проходная на его территорию с процедурами предъявления пропусков сожрала ценное время. А ведь еще нужно было пролететь двести метров до нужного корпуса. Где дверь цеха намотчиков встретила меня знакомым гулом трансформаторов и запахом нагретой изоляции – сладковатым, с горчинкой лака. На проходной, дежурный дядя Миша, как всегда, не поднимая глаз от кроссворда, буркнул:
– Медведев… опоздал на семь минут. Вот всыплет тебе Вика Андреевна!
– Каюсь, дядь Миш, – бросил я, хватая с вешалки промасленный халат.
Цех жил своим ритмом: за стеной ровным тоном гудели станки, а тут везде сидели девушки и, склонившись, «шили», продевая тонкую нить, укладывая ряд к ряду медь. Моё рабочее место – стол номер пять у окна, заваленный катушками медного провода и стопками стальных пластин. На стенке криво висела вырезка из «Техники молодёжи» с подписью: «Намотай – не зевай!» Это девушки надо мной подшутили, когда я засыпал первые смены.