Я – борец
Шрифт:
В начале, конечно, идёт притирка, дети испытывают тебя на прочность, а ты их на увлекаемость и восприимчивость. Но потом, спустя пару месяцев они всё равно приходят к единому порядку, к ответу «Я» вместо «тута» и «здеся», и перестают путать команды «на первый-второй» с «по порядку номеров».
Я смотрел, как троица закидывает по очереди три мяча в корзину, как другие дети наполняют зал, кто-то играет в догонялки, кто-то просто садится на лавочку, иногда пытаются лесть на канаты. Я разрешаю только в моём присутствии и при подложенном мате.
Дети всё превращают в игру,
В школе меня зовут «чайный мастер», потому что я за день могу выпить три чайника пуэра, это неспроста, другие учителя курят тайком от школьников в специальных комнатах, туалетах для учителей, а я не курю, но зато пью чай. На самом деле физкультура и зачёты – это хорошо, но настоящая моя любовь – это вечерняя группа.
Там в опустевшем школьном зале расстилается красно-синее татами, а вместо школьников-шалопаев приходят те, кто точно знает, зачем им нужен спорт. У таких глаза сверкают по-другому, такие крепче всех остальных.
Что я им преподаю? Да смешанные боевые единоборства ММА, учу бить, бороться, разбавляя тренировки психологией в духе старого доброго не применять силу во зло.
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, и моя полуторачасовая тренировка тоже, и вот я уже иду обратно домой при весьма остывшей к вечеру температуре воздуха. И снова думаю об итогах…
Ничего не предвещало беды.
Вдруг сверху на дорогу, у самого начала нисходящей лестницы, поворачивает маршрутка номер двенадцать.
Впереди, гуляющая с дитём мамочка, явно заговорившись по телефону, на мгновение приспускает верёвку санок, и ребёнок, сидящий на них как на мотоцикле, с радостью едет вниз. К регулируемому двуполостному перекрёстку, где совсем нет людей и машин в этот час, кроме быстро спускающейся по обледенелой колее маршрутки.
Заметил ли водитель санки или нет, я так и не понял, быть может, тоже болтал по телефону – будь прокляты эти модные гаджеты. Санки с малышом уже летят на проезжую часть, а следом за ними бежит, спотыкаясь на гололёде, мамашка скользящего к гибели чада.
И я «взрываюсь» толчком правой ноги от полузаснеженной ступеньки, чтобы вскочить на полосу для колясок, в это время года чистую ледяную горку, и бегу наперерез.
Водитель маршрутки, наконец, замечает опасность и зажимает тормоза, но тяжёлый транспорт неповоротливо скользит по дороге, словно и не чувствует сцепления. Водила поворачивает руль вправо, чтобы уйти в сугроб, однако утренняя колея, будто лыжня, несёт машину вниз.
Но я быстрее, я всегда был быстрее. Перелетаю через ограждения дороги, замечаю, что санки притормозили на посыпанном песком перекрёстке…
– Суки, перекрёсток-то вы посыпали, а колею забыли!
Столкновение уже неизбежно, но я должен успеть!
Обязан просто, иначе ребенка размажет по дороге!Словно вратарь, прыгаю, скользя по льду, сильным толчком обеих рук отпихиваю сани подальше, где маршрутка их точно не достанет.
Совершенно не думая о себе в этот момент, я отчетливо слышу хруст своей шеи… костей, какую-то тяжесть. Боли почти нет, темнота приходит внезапно, забирая у меня из виду яркий, лучащийся в вечерних фонарях снег.
Тьфу ты, подвёл, блин, итоги…
Глава 2. Поезд домой
Сквозь мучительно сонную пелену, я вдруг различил негромкий, отчетливый звук.
Тук-тук, тук-тук… Поезд, что ли?
Вдалеке раздался протяжный гудок, вместе с этим послышался невнятный гул, топот обуви, шорох.
Прислушался – ну точно, неподалеку звякает ложка, активно что-то размешивая в стакане, где-то справа чьи-то голоса, смех детей. Звук игры на баяне. А совсем недалеко громко закудахтала потревоженная курица.
Что?! Какая, к черту, курица?!
– Эй, Медведев! Медведев, ты живой, а? – совсем рядом со мной раздался взволнованный голос.
– Пацаны, да он похоже того… помер! – второй голос, но уже чуть поодаль. – Лежит, не шевелится даже!
– Ай, Снегирев, отвали! – раздраженно произнес третий голос. – Живой он, пульс прощупывается…
– Сбегайте к проводнице, спросите нашатырь. У нее в аптечке должен быть!
Снова раздался чей-то удаляющийся топот. Мерный стук не прекращался.
– Не, вы видели, как он грохнулся с верхней полки, а?! Да после такого удара шею можно свернуть и все ребра переломать!
– Да не, он вчера на ковре так летал, что уже привычный!
– Медведев! Саня, эй… – ощутил, что меня тронули за плечо. Но я же не Медведев!
Внезапно почувствовал тупую, ноющую боль в голове. Меня резко затошнило. Во всем теле ощущалась какая-то слабость, а в районе спины и ног стало как-то совсем неудобно. Что-то мешало. Отдельные части тела включались, как будто бы по команде. Что за ерунда?
Мозг работал как-то вяло, неохотно. Со скрипом. Реальность как-то не сочеталась с последними событиями… совсем не сочеталась.
Сначала я вообще ничего не понял – какой, к черту, поезд?! Какие еще куры? Какой баян? Меня же машина сбила, когда я ребенка спасал, что на санках вылетел на дорогу и едва не погиб. Не погиб же, да?
Я потихонечку открыл глаза, впуская в наполненное мутной болью сознание, мерцающее пространство плацкартного вагона. Поморгал пару раз. А еще я увидел перед собой взволнованные лица.
– О, живой! – обрадовался ближайший ко мне парень, с широким, как блин, лицом и растрепанными рыжими волосами. – Саня, ты как?!
– Нормально… – сделав усилие, ответил я. Сразу же ужаснулся тому факту, что вообще не узнал собственного голоса. Он и близко не был похож на мой настоящий голос, к которому я привык за многие годы.
Очень резкий контраст, который понять с ходу просто невозможно.
– Давай, поднимайся! Ничего не сломал? – теперь я увидел второго. Этот был коротко стриженный. – Болит что-нибудь?