Я боялся - пока был живой
Шрифт:
Арнольдик протянул ему в окошко пистолет и неожиданно для самого себя сказал:
– Ты меня извини, лейтенант Скворцов, я очень виноват перед тобой. Только ты понимаешь, бандиты у меня жену в заложницы взяли, квартиру отнять хотят... Извини...
И, сжав зубы, дал опять по газам.
А лейтенант так и остался стоять, подняв почему-то руку, то ли останавливая попутку, чтобы рвануться в погоню за Арнольдиком, то ли просто провожая его.
Глава десятая
Машина вырвалась на набережную Москва-реки: ехать так было не короче, но тише и меньше постов милиции по дороге.
Вдруг Петюня
Арнольдик на секунду повернул голову в ту сторону, куда показывал Петюня, и чуть не въехал в бордюр, с трудом успев вывернуть руль. По Москва-реке, по самой серединочке, плыл я, сидя в кресле-каталке.
Резко сбросив скорость, Арнольдик дал задний ход, обогнал мое кресло, плывущее вниз по течению, приткнул машину около каменной лестницы, ведущей к воде, и выскочил вместе с Петюней, быстро сбежав по ступеням к самой воде.
Там они и прыгали возле края воды, не зная что придумать и как перехватить мое кресло, а я пытался изо всех сил подгрести к ним поближе, но мне это никак не удавалось, кресло мое упорно сносило течением на середину.
Течение оказалось сильнее, и я проплыл мимо и дальше, мысленно прощаясь с милыми моему сердцу людьми.
И в эту самую безнадежную минуту черного отчаяния в воду бросился Петюня. Он поплыл за мной, ухватил кресло за спинку и вытащил нас: меня и кресло, на ступеньки набережной, прямо к ногам Арнольдика.
– Гертрудий, что вы делали в реке? И кто это вам на лбу такую здоровенную шишку наставил?
– заохал Арнольдик, разглядывая меня со всех сторон.
– Долго рассказывать, - буркнул я.
– Шишку на лбу мне Петр Первый забабахал, наверное, за лошадь свою отомстил... Но ничего - у него самого шишак не меньше моего теперь будет!
И я, не выдержав, весело засмеялся, представив себе, что будет с Церетели, когда он увидит "художественное излишество" на лбу изваяния, которое осталось после столкновения со мной и моей коляской.
Арнольдик почему-то отодвинулся от меня и больше спрашивать ничего не стал. А зря, я многое мог бы ему порассказать, но напрашиваться не хотелось, и мы с Петюней, оглядевшись по сторонам, принялись быстро выкручивать свою одежду.
Я выкручивал ее прямо на себе, а Петюня все скинул и стоял совершенно голый, сияя телесами.
– Ты бы заголился, папаня, - заботливо прогудел он.
– Плохо выжмешь простудишься, болеть будешь.
– Нет, сынок. Это опасно. Можно остаться без одежды, - возразил я.
– Как это так, папаня?
– раззявив рот спросил мой приемный.
– А вот смотри, я тебе сейчас все объясню наглядно. Возьми и положи одежду перед собой.
Петюня послушно положил.
– Вот, допустим, стоишь ты голяком и отжимаешь одежду, а в этот момент, скажем, птичка сверху на тебя - как...
– Как?
– с любопытством переспросил Петюня.
– Что - как?
– переспросил его я.
– Ты сказал - как птичка, а я и спросил, что как птичка?
– Я сказал не как птичка, а птичка как! В смысле, что птичка на тебя сверху - как, ну вроде как какнула. Ты смотришь вверх, а в это самое время подходит к тебе какой-то бездельник и тоже начинает смотреть вверх, ему интересно, что ты там
такое увидел, и он случайно задевает ногой твою одежду, вот так вот, и сталкивает ее в воду. Понял?– Понял, - угрюмо подтвердил Петюня.
– А где мои вещи?
– Как это так - где? Где ты положил, там и лежат... А куда они делись?!
– Долго вы там копаться будете?
– нетерпеливо поторопил нас Арнольд Электронович.
– Петюня тут свои вещи куда-то засунул, никак найти не может.
– А вон что-то по реке поплыло, тряпки какие-то, - показал Арнольдик пальцем вниз по течению, где уплывало Петюнино барахлишко.
Мой приемный собрался бросаться в реку, но я успел его остановить, поскольку вещички скрылись в дальнем далеке.
Приседающего и прикрывающегося двумя руками Петюню мы с трудом запихали в машину, он все рвался в воду, спасать штаны.
Минут через пять мы въехали на тихую и зеленую Кожуховскую улицу. Арнольдик притормозил и полез по карманам.
– Вы что-то потеряли, Арнольд Электронович?
– спросил я его, видя, что старик всерьез озабочен.
– Да вот адрес... Адрес у меня на бумажке был записан...
– Так вы этот адрес не помните?
– Так не помню, - сокрушенно вздохнул Арнольдик. И бумажка куда-то делась, прямо напасть какая-то. Кожуховская пять, или пятнадцать? И не спросишь даже! Где же эта бумажка проклятая... Кажется, все же пятнадцать.
– Кожуховская шесть, квартира пять.
Мы как по команде повернули головы. Увлеченные поисками мы потеряли бдительность и не заметили как к машине подошел лейтенант Скворцов, который протягивал Арнольдику в окошко листочек.
– Не вы уронили? Дай, думаю, подъеду по адресу, может, пригожусь на что, помогу чем. Дежурство я свое сдал, так что теперь у меня время личное. Ну так как? Возьмете за компанию? Ух ты! А это что за голяк у вас в машине? И что за коляска сзади машины прицеплена?
– Это мои друзья, - слегка оправившись от неожиданности пояснил Арнольдик.
– Коляска вот его, он сам бывший милиционер, а голышом его приемный сын, так тут получилось. А за то, что помочь хотите, спасибо.
– В таких делах - всегда пожалуйста. У меня самого дед тоже воевал, недавно умер, от ран всю жизнь мучался. Перед смертью даже сказал нам всем: чего, говорит, плачете? Радуйтесь. ТАМ у меня, наконец-то, болеть ничего не будет. Вот такой был дед. Ну так как, возьмете меня?
– Понимаете, - замялся Арнольдик.
– Помощь нам, конечно, нужна, только мы не совсем законными способами с бандитами воюем, мы скорее по-фронтовому, по законам военного времени. Жена моя у них. Увидят они вас, подумают, что я милицию привел - жене моей худо может быть.
– Да я законными методами уже отдежурил, теперь можно и превысить, при необходимости, разумеется, - легко и беззаботно согласился Скворцов. А по поводу формы не беспокойтесь, у меня с собой спортивный костюм есть.
Лейтенант помахал в воздухе авоськой, в которой лежал сверток.
Он быстро и ловко переоделся в салоне автомобиля, а тем временем Арнольдик открыл багажник и нашел там комбинезон, который торжественно вручил счастливому Петюне.
Тот птицей влетел в этот комбинезон, радостно сверкнув ягодицами. Ему явно наскучило ходить голышом.