Я боялся - пока был живой

– Дорогая!
– взвыл Арнольдик.
– Устойчивой, или неустойчивой, бывает психика. Ты понимаешь - психика! А не психология. Психология - это... это...

– Вот видишь, дорогой, ты даже не можешь внятно сказать, что же это такое - твоя психология. А еще споришь со мной, доказывая, что пишешь, зная предмет...

– Нинель! Как тебе не стыдно?!

– Почему же это мне должно быть стыдно? В конце концов, книги о женской психологии пишешь ты, а не я пишу о мужской...

– Извините, - вмешался вежливый Скворцов.
– Я не очень понимаю предмет ваших споров, но мне кажется, что вы, Арнольд Электронович, позабыли самое главное: жена ваша с вами, а бандиты уехали, оставив вас в покое.

– Что-то мне не верится в этот покой, - проворчал Арнольдик.
– И что вы хотите сказать, что из этого следует?

– Молодой человек хочет сказать, что из всего этого следует то, что наши неприятности, наконец, закончились. Я вас правильно поняла, молодой человек?
– Нинель повернулась к Скворцову.

– Совершенно верно. Вы же, Арнольд Электронович, сами сказали, что сожгли те бумаги, ту самую генеральную доверенность, которую вас заставили насильно подписать?

– Конечно! И журнал тоже, прямо на столе в офисе сжег.

– Вот видите! Зачем же вы им нужны без бумаг? Наверное, они не хотят начинать все сначала, нет у них такого желания, вот они вас и оставили в покое. Зачем им лишнее мокрое дело?

– Ну что же, вполне логично, - вроде даже с какой-то неохотой согласился Арнольдик.

– Дорогой!
– воскликнула обрадованная Нинель.
– У нас опять будет спокойная, тихая жизнь. Как же это замечательно - быть простым обывателем!

– Да, - скучным голосом подтвердил Арнольдик.
– Неплохо. Но если честно - мне будет чего-то не хватать. Может быть, совсем чуть-чуть, но все же...

– Арнольдик! Дорогой! Что ты такое говоришь?! Это же возмутительно! Ты что - хочешь сказать, что тебе будет не хватать этих бандитских рож?!

– Ну что ты, дорогая?! Просто это, наверное, последнее приключение в моей жизни. И настоящая старость, теперь я знаю, приходит вместе с жизнью без событий, приключений и происшествий, что нам с тобой в дальнейшем и предстоит...

Но всем нам предстояло, увы, совсем другое.

– Папаня, я писать хочу!
– загудел мне в ухо Петюня, переминаясь с ноги на ногу.

– Иди за кустики возле дороги, видишь? Иди, не бойся, никто не увидит.

Петюня пошел в кустики...

Вот так мы и попали в милицию.

Глава одиннадцатая

А кто мог знать, что в кустах притаились ретивые гаишники, караулившие неосторожных водителей с замеряющим скорость радаром.

Петюня же в сами кусты не полез, а совершил свои маленькие дела прямо на них, со всеми вытекающими на кусты и на притаившихся в них гаишников, обстоятельствами.

Из нас не забрали только лейтенанта Скворцова, про которого мы в один голос заявили, что спрашивали у него дорогу, а так видим этого гражданина впервые. Мы понимали, что милиционеру Скворцову только привода в милицию не хватало.

Приехавшие патрульные машины, вызванные мокрыми гаишниками, гостеприимно распахнули перед нами дверцы...

В отделении нас всех ожидал большой букет маленьких сюрпризов.

Для начала у меня обнаружили пистолет, про который я сам позабыл. Тут же всех нас обыскали с головы до ног и обратно.

После этого пришлось вскрывать кейс Арнольдика. Это оказалось не так-то просто, поскольку шифр замка он не называл, а кейс оказался бронированный. Все попытки вскрыть его закончились неудачей, взламывать его побоялись, опасаясь взрывчатки, так что отложили эти дела до прибытия специалистов. Тем более, что под сидением машины, которую мы взяли у бандитов оказался пакет с белым порошком, я даже, кажется, догадывался, что это за порошок, и сколько нам за него дадут.

После всего этого нас потащили фотографировать, заполнять карточки и снимать отпечатки пальцев.

Пока нас фотографировали, Арнольдик зачем-то спер рулончик старой засвеченной фотопленки, лежавший на подоконнике.

Я шепотом спросил его, на фига ему испорченная фотопленка, у него же нет испорченного фотоаппарата. На что Арнольдик важно ответил, что скоро я сам все узнаю.

Когда же мы покорно ожидали пока с нас снимут отпечатки пальцев, Арнольдик тихо спросил, нет ли у меня кусочка бумаги? На что я ответил, что если ему нужно в туалет, то там должна быть бумага, если его, конечно, отведут.

– Нет, - с сожалением вздохнул Арнольдик.
– Не подойдет. Туалетная бумага слишком тонкая.

Он заметил у нашего конвоира в руках газету.

– Молодой человек, не разрешите посмотреть?
– ласково попросил Арнольдик.

Охранник, молоденький мент, еще совершавший переходный период из человека в мента, на мгновение задумался и протянул газету Арнольдику.

Тот поблагодарил его и сделал вид, что с интересом читает газету, толкая меня локтем.

Я, словно случайно, включил на мгновение стартер коляски. Коридор наполнился ревом и грохотом реактивного двигателя, под который Арнольдик и оторвал едва ли не половину газеты.

Я заработал подзатыльник от конвоира, Арнольдик же бережно сложил и вернул газету охраннику. Оставшуюся у него часть он незаметно порвал пополам, рулончик фотопленки тоже разделил на две части.

После этого он половину фотопленки завернул в кусок бумаги, закрутив хвостики, и сделал как бы карамельку. Точно так же он поступил со вторыми половинками.

В коридор как раз вывели возмущенную Нинель.

– Это безобразие - фотографировать женщину и не разрешить ей причесаться!
– бушевала она.

– Нинель! Дорогая, ты прекрасно, ты просто великолепно выглядишь, зачем так расстраиваться?
– попытался успокоить свою безутешную супругу Арнольдик.

– Арнольдик, дружочек, прекрати! Я сама прекрасно знаю, как и когда я выгляжу!

После этого она надулась, почему-то на всех, села на скамейку и демонстративно замолчала.

Вот так мы и сидели в пустом коридоре, чего-то, или кого-то ожидая.

Наконец из дверей кабинета, в котором нас предварительно допрашивали, высунулась рука и помахала охраннику.

Нас тут же препроводили в кабинет, где нас уже поджидал седой полковник милиции, которого мы до этого в отделении не видели.

Пока мы рассаживались напротив него, полковник барабанил пальцами по столу и курил папиросы, а после того, как по всей вероятности отбил об стол пальцы, принялся постукивать по столу спичечным коробком.

Арнольдик к этому коробку взглядом прикипел.

Полковник же, казалось, ничего и никого не замечал, все так же молча и сосредоточенно курил, окутывая кабинет пластами дыма. Рядом с ним сидел капитан, держа в руках раскрытый блокнот и ручку наготове.