Я боялся - пока был живой

– Оттого, что гантелька старенькая, она не становится легче. Боже мой, Нинель! Ты ударила его по голове гантелью в восемь килограмм весом!

Нинель заворковала возле супруга.

– Дорогой, не волнуйся так - у тебя давление.

– Боюсь, дорогая, что после такого удара у этого парня совсем никакого давления не осталось. Из него, наверное, весь воздух вышел.

Нинель гладила его по рукаву, пытаясь заглянуть в глаза.

– Ты успокойся, ты только успокойся. Уверяю тебя, дорогой, этому бандиту только на пользу пойдет такая маленькая встряска. Хотя и маловероятно, но может быть, что-то встанет в его мозгах на место, если у него, конечно, остались мозги.

– Дорогая моя, у него после такого удара ничего не встанет... Вот и я заговорил пошлостями! А по поводу мозгов, то если они у него и присутствовали, то теперь точно ничего не осталось.

– Смотри, дорогой, сейчас они погрузят эту тетку в машину и уедут, а мы спокойненько пойдем домой, и все забудем.

Она стала что-то искать в карманах плаща.

В это время брезент носилок лопнул, тетя Катя выпала прямо в большую лужу, окатив всех ее несущих водой с ног до головы. Тут же вскочила на ноги, возмущенно замахала руками, надула щеки, засвистела, и сама, оттолкнув санитаров, полезла в машину.

Через пару минут и "скорая", и милиция уехали. Возле кинотеатра все стихло.

– Пойдем домой, дорогая, - устало попросил Арнольдик.

Нинель ответила дрожащим шепотом, держась за сердце:

– Ты только не волнуйся, милый, но в сумочке остались ключи от нашей квартиры.

– Стоит ли из-за этого так волноваться? Что-нибудь придумаем. А на ключах наших не написано, от какой они квартиры, в каком доме и на какой улице эти дом и квартира.

Нинель перебила его:

– На ключах, конечно, не написано, а вот в паспорте все написано: и дом, и улица, и номер квартиры.

– А паспорт, что, тоже там, в сумочке?
– почему-то шепотом спросил Арнольдик.

Нинель в ответ только и смогла, что молча кивнуть. Прижала к губам платок и приготовилась расплакаться.

– Ничего, ничего, - пытаясь успокоить супругу и взять самого себя в руки, бодро заговорил Арнольдик.
– Сейчас мы придем домой и все спокойно обдумаем.

– Как же мы попадем домой? Ты не берешь ключи, когда выходишь со мной, не ломать же нам двери?

– Что-то придумаем!
– не очень уверенно ответил Арнольдик.

Вот тут я и решил, что самое время подать голос. И я его подал.

– Нинель Петровна, Арнольд Электронович, зайдите в гости, поднимитесь, я вас угощу чаем, и мы с вами что-то придумаем с ключами.

Откуда я так хорошо знал их по имени-отчеству? Ну, учительницу пения знают все, все ходят в школу, по крайней мере, в начальную, по крайней мере, в нашем районе. Как обстоят с этим дела со школами в других районах не знаю.

А кто не знал замечательного во всех отношениях чудака с таким смешным отчеством - Электронович? Эти имена-отчества давались в те веселые времена, когда люди грезили большими свершениями и мировыми открытиями, мировыми рекордами и мировыми революциями. И с именем, а тем более с отчеством, все могло бы быть и хуже, покруче и позаумнее. Сколько их было в те времена революций и первых пятилеток, безумных аббревиатур, ставших именами? Ким - Коммунистический Интернационал Молодежи. Элем - Энгельс, Ленин, Маркс. Мэлор - Маркс, Энгельс, Ленин, Октябрьская Революция. Были имена и позаковыристее. Особенно не повезло в ту бесшабашную пору девочкам: Октябрина - это было еще более-менее на человеческом языке, это еще оставляло шансы выйти замуж. А вот уж тяжеловесное имечко Индустриализация...

Короче, этих милых, чудаковатых старичков, что стояли под моим балконом, знал весь квартал.

Нинель подняла голову и спросила, стараясь рассмотреть, с кем она разговаривает.

– А вы все видели?

Не мог же я ей соврать!

– Такая у меня профессия - все видеть, - скромно развел я руками.

Старички посовещались, и вскоре я услышал шум открывающегося лифта и звонок.

Глава третья

Я услышал шум открывающегося лифта и звонок. С трудом развернув кресло к входу, положил руки под клетчатый плед и дружелюбно крикнул:

– Войдите!

Двери стали медленно открываться. Я выхватил из-под пледа пистолет и всадил всю обойму в дверь.

Пули просвистели почему-то у меня над плечом и гудя, как веселые майские шмели, умчались за окно.

Перепуганные старички стояли, прислонившись к косякам: Арнольдик - к левому, а Нинель - к правому. Я радостно завопил:

– Пардоньте! Вот что пардоньте, то пардоньте! Амнезия, проклятая! Совсем я запамятовал, что это вы ко мне в гости поднимаетесь. Думал враги! Хорошо еще, что пистолет не в ту сторону направил... Да вы проходите, что это вы оробели? Проходите, проходите, только ноги вытирайте. Там ковер лежит персидский, так вы об него ноги трите, об него! Ну и что, что персидский? Не мы служим вещам, а вещи должны служить нам! Проходите скорее, садитесь, стульев в доме нет, табуреток тем более, как показала практика, стульями, а особенно табуретками, очень больно бьют. Вы садитесь прямо на кровать. Можно с ногами, так уютнее. Я вам сейчас подам кофе в кровать. А могу и в чашки, как скажете... Ха-ха-ха! Шутка юмора называется!

Нинель и Арнольдик смущенно сидели на краешке кровати и слушали мою милую болтовню. А я, обрадованный редким гостям, расшалился, как мальчишка, носился на коляске по всей квартире, стукался об стены и хохотал, хохотал, хохотал...

Когда приступ прошел, я виновато развел руками:

– Служба у меня такая была. Вы уж простите старого солдата невидимого фронта. Нервы - ни к черту...

Я говорил, а сам ловко готовил кофе.

Готовил я его по особому рецепту, который назывался "кофе по-чекистски". А готовился он так: ровно до середины стакана насыпался растворимый кофе, потом я плеснул туда буквально капельку кипяточка, понимающе улыбнулся старичкам, дружески подмигнул, и достал из-под половицы бутылку.

– И не спорьте!
– я предостерегающе поднял руку, заметив, что Нинель привстала, собираясь остановить меня.
– У вас сейчас стрессовое состояние, и вам просто необходимо это. Я - старый опер, поверьте мне, только такие коктейли помогли сберечь нервы и спасли меня и многих моих товарищей и сотрудников.

Я задумчиво посмотрел в темное окно.

– Мало их осталось, сотрудников. А нервов - еще меньше.

Махнул рукой и посмотрел стаканы на просвет. Долил в них из бутылки до каемочки, насыпал перца, накапал уксусной эссенции, чтобы до сердца достало, долил все это крутым кипятком до самого краешка.

И только после этого раздал каждому по стакану с этим воистину божественным напитком.

– Ну, будем!
– приподнял я свой стакан и, зажмурившись от предстоящего удовольствия, сделал первый глоток, причмокнув губами.

– А вы лучше залпом, залпом...
– посоветовал я старичкам.

Нинель и Арнольдик переглянулись и влили в себя содержимое...

Часа через полтора они наконец смогли хотя бы шевелить губами и вот-вот должны были начать заговорить, при этом изо рта у них вырывались клубы фиолетового пара.