Я боялся - пока был живой

– Вот и я ей говорю, что награды - это так, ерунда, не самое главное...

Нинель, настороженно прислушивавшаяся к разговору, попыталась повернуть его в другое, менее опасное русло.

– Арнольдик, милый, кушай свой супчик, иначе он остынет и станет совсем невкусный, кушай, мы после поговорим.

Арнольдик взялся было за ложку, но, хлопнув себя по лбу, протянул Нинель мокрое полотенце.

– Возьми, дорогая, я принес специально для тебя. Ты видишь, я его намочил? Возьми его, пожалуйста.

Он протягивал ей полотенце и при этом усиленно подмигивал, поводил бровями. Нинель растерянно взяла полотенце и вертела его в руках, не зная что с ним делать и куда его пристроить.

– Дорогой мой, скажи на милость, зачем мне это мокрое полотенце? Что за фантазии?

Арнольдик от неожиданности поперхнулся и, покосившись на Шмыгло, наклонился к Нинель.

– А я говорю, что оно тебе ОЧЕНЬ НУЖНО. Возьми. Поняла?
– он оглянулся на глубоко задумавшегося Шмыгло и наклонился к Нинель.
– Я включил газ. Надо дышать через мокрое полотенце, чтобы не задохнуться.

– Ты с ума сошел!
– вскрикнула от неожиданности Нинель.

– Тише! Я знаю, что делаю. Ты просто слушайся меня, и все будет в порядке.

От напряжения и нервов у него на висках вздулись вены, лицо побагровело, давление явно превышало норму. Нинель, видя его состояние, поспешила согласиться.

– Хорошо, хорошо, дорогой, только, пожалуйста, не волнуйся так. Я все сделаю, как ты говоришь, но ты действительно уверен, что это безопасно?

Шмыгло потянул носом, завертел головой и проворчал:

– Ну и запашок у твоего супа, дед! Как только ты его есть можешь? Он же сгорел начисто! Пойду я, пожалуй, открою на кухне форточку.

Шмыгло встал, Арнольдик же едва не выронил ложку.

– Нет!
– закричал он в отчаянии.
– Не надо открывать форточку!

– А в чем дело? Почему не надо?
– подозрительно уставился на него Шмыгло.

– У меня этот, как его? Ну, когда сильно кашляют...

– Простуда, что ли? Ну и задохлый ты, дед. Ладно, здоровье клиентов для нас всего дороже, придется потерпеть. Только ты поскорее доедай свой супчик, а то он все сильнее и сильнее пахнет. Да странно как-то пахнет.

– Я сейчас, я быстро, - засуетился Арнольдик, стараясь, однако, не спешить с едой.

Вовик появился в комнате как-то незаметно. Он вообще удивительно легко и почти бесшумно передвигался, несмотря на солидные габариты.

Пребывал он в хорошем настроении и весело сообщил присутствующим:

– Порядок! Дозвонились! Сейчас нам привезут прямо сюда тепленькую генеральную доверенность. На дом, с доставкой. Тебе такой сервис и не снился, да дед? Приедет бумага в сопровождении нотариуса. Так что тебе останется только подписать документ, и ты свободен, дедуля... Чем это тут так мерзко пахнет?

Вовик сморщился и закрутил головой. Шмыгло поспешно объяснил:

– Это суп, который пригорел. Дед тут жрать потребовал, ну я ему и разрешил тарелку супа в комнату принести. Только суп этот сгорел, пахнет ужас как. Я хотел форточку открыть, да дед ни в какую - простыл, говорит.

– О здоровье своем дедуля печется?
– весело поинтересовался Вовик. Это хорошо: значит, жить старый интересуется. Запах по такому случаю придется потерпеть. Клиент нам нужен здоровым, без причин зачем кому-то здоровье вредить? Верно, дед?

Вовик уселся на край стола, пододвинул к себе блюдечко, достал сигареты, зажигалку.

Арнольдик забеспокоился:

– Не надо курить!
– не выдержав закричал он, видя как Вовик засунул в рот сигарету и приготовился чиркнуть зажигалкой.

Вовик удивился:

– Это почему бы еще?

Арнольдик попытался объяснить, заюлил:

– Вредно курить, - не найдя ничего лучшего для объяснений, брякнул он.

– Кому вредно?
– усмехнулся Вовик.

– Мне вредно!
– в отчаянье выкрикнул Арнольдик, понимая, что аргументов у него не хватает.

– Тебе вредно, вот ты и не кури, - пожал плечом Вовик.

Он франтовато откинул крышечку своей, щегольской зажигалки и крутанул колесико...

глава пятая

Когда дым рассеялся, когда затих грохот взрыва, сквозь завесу пыли стали проступать следы разрушения: дверь в кухню снесло начисто, почти вся мебель в квартире была переломана, а под обломками этой мебели лежали бездыханные тела.

Взрыв был настолько силен, что даже меня, вместе с моей коляской, сбросило с пьедестала, а на колени ко мне шлепнулся Петюня, которого сдуло сквозь окно между лестничными клетками от дверей квартиры вместе с ковриком, на котором он спал.

Пока я успокаивал перепуганного Петюню и обдумывал дальнейший план действий, в квартире происходило следующее.

Первой очнулась Нинель. Во время взрыва она опрокинулась на спину вместе с креслом, которое и укрыло ее от летящих обломков, явившись своеобразной защитой.

Она в ужасе осмотрелась, увидела Арнольдика, лежащего лицом вниз, раскинув руки, на краешке устоявшего обеденного стола. Не решаясь даже дотронуться, она склонилась над ним и позвала тихонько:

– Арнольдик, милый, ты меня слышишь? Ты живой?

Арнольдик слабо застонал, зашевелился, невнятно ответил:

– Я, кажется, жив. Ой! Только я ничего не вижу и у меня горят щеки, наверное, мне выжгло глаза и обожгло лицо...

– Милый, как же ты можешь что-то видеть, и как может не гореть у тебя лицо, если ты этим лицом лежишь прямо в тарелке супа! Вставай, дорогой, вставай. Вот так, вот так... Вот умница, вот молодец. Давай я тебе помогу...

С помощью верной Нинель Арнольдик с трудом поднялся на ноги, а его супруга принялась заботливо вытирать ему лицо мокрым полотенцем, которое подобрала возле кресла.

Арнольдик отобрал у нее полотенце и сам продолжил уборку своего лица, испачканного супом. Сквозь полотенце он поинтересовался:

– А где все эти... Ну, остальные?

Нинель осмотрелась и почему-то шепотом ответила Арнольдику:

– Ты знаешь, дорогой, они все не шевелятся. Совсем не шевелятся. Их, наверное, всех поубивало...

Арнольдик на это сообщение прореагировал на удивление спокойно и даже несколько безразлично.

– Так им и надо. Давай побыстрее удирать отсюда, пока они, чего доброго, не ожили, что было бы весьма печально и совсем некстати.