Я буду в маске

 И я проснулась. Резко открыла глаза, уставившись в темноту. Лежала я на боку, лицом, судя по всему, к двери. А за спиной услышала вдруг чье-то порывистое дыхание… Лев?.. А кто же еще, Дашка? Хотя, может, это мама решила лечь со мной и поменялась с Майским местами? Ведь отец вчера так и не вернулся.

 Аккуратно перевернувшись на другой бок, я медленно приподнялась на локте и попыталась заглянуть в лицо тому, кто лежит рядом. Шторы на окне задернуты неплотно, сквозь щелочку пробивался лунный свет. Он и позволил мне разглядеть человека, делившего сейчас со мной спальное место. Это был Лев. И он сладко спал, лёжа на спине. Я плавно придвинулась чуть ближе, нависая над Майским. Но он, словно что-то почувствовав, зашевелился. Я тут же легла обратно, закрывая глаза. Когда шевеление прекратилось, я опять подняла веки и повернула голову. Лев не проснулся. Он просто перевернулся на бок и теперь лежал лицом ко мне. Я устроилась поудобней и зачем-то начала внимательно его рассматривать.

Странное ощущение возникло у меня. Как будто я вижу его в первый раз. Хотя… По сути, это именно так. Вот такого, спящего и без маски, я вижу его впервые… А он, оказывается, такой милый… Когда спит, разумеется. А так он совсем не милый. Совсем. Наглый и настойчивый.

 Мне вдруг захотелось сделать ему какую-нибудь мелкую пакость. Например, изрисовать его лицо маркером или намазать зубной пастой. Как делают это в детских лагерях. Я там хоть и не была, но в кино-то видела. За пастой идти далеко, а вот маркер валяется где-то на столе в моей комнате…

 На полном серьезе я рассуждала об этом несколько минут, даже прикидывала, какие именно нарисованные усы Льву подойдут больше… пока внутренний голос мне со смешком не заявил: “Дашка! Ну что за детский сад! Лучше разбуди Майского и займись с ним чем-нибудь приятным и полезным!”

 Я похлопала глазами, прогоняя такие мысли. Нет уж. Хватит. Секс с этим мужчиной, действительно, очень приятен (таким он был в клубе и таким он, чего греха таить, был и вчера), но заниматься им вот так, из-за отключающего разум инстинкта, больше не стоит. Я что, совсем безвольная и не могу себя контролировать? В конце концов, где твоя принципиальность, Дашка? Она же у тебя есть. Но куда она девается, когда вот этот мужчина оказывается в опасной близости? Когда он трогает меня, ласкает нежными руками и искусным языком? Когда он шепчет и говорит… А иногда, когда просто смотрит как-то особенно…

 Да я даже сейчас, перечисляя все это, начинаю постыдно хотеть оказаться в его объятиях. “Тогда беги, Дашка, беги”, - подсказал голос… “Да больше некуда”, - отозвался он же. И что же делать? Простить по-настоящему, а не на словах и снова ему поверить? Или… Убедить, что не люблю. Что и я им пользовалась.

 Вспоминая хорошую поговорку - утро вечера мудренее - я решила к ней прислушаться. Завтра, на свежую голову, я ещё раз как следует обо всем подумаю. А сейчас спать. Я бесшумно зевнула и начала принимать свою любимую позу для сна: согнула одну ногу в колене, а другую вытянула. Но я немного не рассчитала и нечаянно задела ногу спящего рядом. Он дернулся и открыл глаза. Наши взгляды тут же встретились. Лев, словно не веря своим глазам, часто заморгал и даже потер глаза ладонью.

– Это не сон… - прошептал он и улыбнулся.

 Я не стала отвечать на очевидное, и, натянув одеяло до подбородка, повернулась к нему спиной. Лев придвинулся ко мне под одеялом, прислонился горячим телом. Все мои мышцы напряглись, готовясь к худшему… Ты же сдашься, Дашка! Причем без боя.

 Я продолжала напрягаться, а Лев еще положил на меня руку, обнимая за живот. И впервые я не ощутила от его прикосновений провокации. Писатель ни на что не намекал, ничего этим не предлагал. Просто обнял.

 А мне было просто приятно. И уютно. Я расслабленно улыбнулась, удивляясь таким ощущениям.

– Ты бы знала, как мне этого хотелось… - сказал Майский тихо, дыша мне в спину.
– Засыпать, обнимая любимого человека, - и Лев поцеловал меня в плечо, а потом уткнулся лицом в мою шею.

И все. Засопел. Едва слышно и ровно.

 А я лежала молча и думала: неужели возможно ТАК притворяться?

 Если да, то ради чего?

 Все-таки удивительная вещь - сны. Вот бывает, ты спишь, и во сне тебе кажется, что все это происходит в действительности. И, как правило, это хорошие сны.

 А бывает, наоборот, все происходящие с тобой в жизни тебе кажется сном. И, как правило, страшным.

Вот и я, проснувшись сегодня утром в гордом одиночестве, посчитала, что все случившее вчера было сном. Конечно же, кошмаром. Я лежала одна, привычно расположившись посередине своей большой кровати. За окном светило солнце: уже не такое ослепительное и тёплое, но довольно яркое для осени. Шторы, кстати, полностью открыты. А ночью, помнится, они хоть и не плотно, но были зашторены… Или не были? Чёрт, Дашка, так были или не были?

 И был ли вчера Лев? И все то, что происходило. На кухне. До и после маминого появления… Настойка! Мы пили настойку. С мамой точно… А Майский мне привиделся?

 Хоть бы привиделся…

 Я поднялась с постели и, накинув халат, не застегивая, вышла из комнаты.

 В столовой за многострадальным столом сидели двое мужчин - отец и Лев. Нет, Дашка, все-таки не приснилось. Вот он сидит, пьет кофе вместе с моим отцом.

 Оба сидели ко мне боком, и я с удивлением заметила, что на Майском другая, не вчерашняя одежда. Чёрные спортивные брюки, в которых я узнала свой подарок отцу на последнее 23 февраля, и он их, кстати, ни разу не надевал, во всяком случае, я ни разу эти штаны на папе так и не увидела, и синяя фланелевая рубашка в клетку, полагаю, что тоже отцом не ношенная, ибо такая одежда не в папулином стиле.

 Выглядел Лев странно оттого, что не привычно. Обычно одежда Майского более стильная и, полагаю, дорогая… А вот Эл предпочитал вообще не показывать одежду, скрывая ее за черным балахоном… Почему мне вспомнился Эл? Потому что сейчас Лев на себя не похож. Другой… Но зато так он смотрится по-домашнему. Просто и мило.

Первым меня увидел папа.

– Дашенька, - обратился он радостно. Лев тоже обернулся.
– Доброе утро. А мы тут… Знакомимся.

 Продолжая пребывать под впечатлением от увиденного, я лишь молча кивнула и подошла к чайнику. Включила прибор и покосилась на часы на микроволновке: десять утра. Мама на работе… Стоп, а почему это Лев до сих пор не уехал? Леонид же велел ему сидеть в кресле директора строго с девяти до шести.

 Я достала кружку с полки, насыпала заварку и, повернувшись к мужчинам, поинтересовалась у Майского-младшего:

– Лев Михайлович, а не должны ли вы быть сейчас в издательстве? Насколько я помню, ваш брат просил вас его подменить.

– В моём присутствии там нет необходимости. Если будет что-то срочное, мне позвонят, - ответил Лев, резко поднялся со стула и, шагнув ко мне, поцеловал в щеку.
– Доброе утро, Даша. Ты всегда по утрам такая… официальная?

– Нет, только с малознакомыми людьми.

 Брови отца тут же поползли вверх, он удивленно посмотрел на Майского, а Лев наигранно засмеялся и сказал:

– Ты ещё и шутишь.

 Папа хмыкнул, одним глотком допил кофе и молча вышел на улицу. Я проводила родителя взглядом… Ну вот, никакой поддержки от них!

– Ты издеваешься надо мной, - чересчур спокойным и даже ласковым голосом подметил Лев.
– Наказываешь?
– я с улыбкой покачала головой. Тут вскипел чайник, я потянулась к нему рукой, чтобы налить, но Майский поймал меня за руку, прижал к себе и медленно зашептал: - Тогда зачем ты занимаешься со мной любовью, вот здесь, на этом столе, отдаваясь мне полностью и с таким диким желанием, - он сделал паузу, нагло погладил меня по груди, а я вздрогнула, мгновенно напрягаясь во всем теле.
– А потом делаешь вид, что это ничего не значит… - это был не вопрос. Это было утверждение.