Я буду жить до старости, до славы...

Ведь Вы правы оказались, у меня действительно неврастения, и немаленькая. Может, все это оттого только и есть, просто так. Скорей бы лето… Скорей бы лето… Муж уезжает до августа в Баку [325] , и я уеду куда-нибудь, где еще совсем не была…

Хоть бы сестра поскорей приехала. Я не так буду чувствовать себя одной, как сейчас. Ведь никому ж об этом не скажешь, ведь это стыдно сознаваться в этом, хоть и ненадолго такое состояние приходит, все равно стыдно…

325

В творческую командировку в Азербайджан Корнилов был отправлен от киностудии «Ленфильм» в начале лета 1930 года. Д. Левоневский вспоминал: «Собираясь в Баку, мы купили себе по костюму и тяжелые ботинки на толстой резиновой подошве… Деньги на дорогу мы получили от студии „Ленфильм“ и небольшие авансы от Госиздата. Каждый из нас обязался дать по возвращении что-нибудь художественное о пятилетке…» (цит. по: Безруков Л. Из писем, архивов, журналов, газет… // Корнилов Б. Избранное. Горький, 1966. С. 222). Цикл «Апшеронский полуостров», посвященный Левоневскому, и знаменитая «Качка на Каспийском море» были написаны на пароходе во время возвращения домой. В открытке, экспонирующейся в Семеновском историко-художественном музее, Корнилов сообщал родителям: «Здравствуйте, мои милые, крепко целую всех. Мои дела идут хорошо, 5-го июля заканчиваю свою работу в Баку, сажусь на аэроплан и вылетаю в Тифлис. 10-го сажусь на пароход — еду через Каспийское море по Волге к вам. Следовательно — скоро увидимся. Я потолстел, загорел, отъелся, чувствую себя прекрасно. Материалу собрал уйму — только садись и пиши. Приеду домой, поработаю. До скорого свидания. Ваш Борис. 22 июня. 1930 г.» (там же. С. 223).

Вот я не понимаю, зачем я Вам говорю это, особенно после того, как мы с Вами поругались. Ведь я отлично знаю, что до самым основным линиям мы расходимся, хотя Вы и «не против Советской Власти», и может быть, любая из Ваших «тетенек» в 100 раз ближе Вам, чем я… А все-таки меня как-то тянет к Вам… [326]

Ну, да пусть. Раз Вам писалось, Вы и должны это знать. А мне — вот сейчас, сию минуту нехорошо, очень! Только не думайте, что это мое основное. Это какая-то боковая линия, временная, но болезненная…

326

Далее две строчки зачеркнуты.

А написала я к Вам по всему вышеизложенному и по многому другому.

[Подпись] Ольга Берггольц

Как пошло! Инженер Ларин из мартеновской нравится мне потому, что у него угловатое, некрасивое лицо, но неужели он — Иван Иваныч! Костырев [327] верно говорит, что теперь уж коммунист с балериной спокойно спать не может, как в 25 году, так далеко и глубоко все пошло! Вот-вот именно эта чуждость отталкивала меня от В<ладимира> В<асильевича>, и сейчас — просто спорт. Э, да все это гадость, блядство.

327

Возможно, описка. Вероятно, речь идет о поэте и писателе-очеркисте Костареве Николае Константиновиче (1893–1941?), первые книги которого вышли в Перми и Владивостоке. В дальнейшем работал в Москве, был специальным корреспондентом в Китае. По возвращении из Китая в Ленинграде была издана книга его очерков «Мои китайские дневники» (1928), выдержавшая несколько изданий. С 1930 года мог встречаться с Берггольц в литературных кругах, а затем и в писательском Доме-коммуне, в котором жил. См. о нем: Крившенко С. Возвращение Николая Костарева // Дальний Восток. 1991. № 1. С. 145–156.

Работать. Распределить время. Мобилизовать себя. Завтра, т<о> е<сть> 12/IV

до 3 — практика

с 3–6 — Путил<овский>

6—…9 — собрание, распределение квартир, ура, ура, неужели мечта претворяется в жизнь?

с 9 — или занятия или вечер «Резца» [328] . Вернее, второе, а, м<ожет> б<ыть>, приедет Мусёша, как я рада, очень рада ей. Лягу спать.

1931 г<од> 17 октября

Ужасно!

И это была я?

328

Имеется в виду творческий вечер литературной группы «Резец», в которую входили Я. Калнынь (председатель), И. Дмитроченко, А. Решетов, Ю. Инге, Д. Остров, Г. Файвилович и др. См. заметки о группе: Калнынь Я. На ступеньках роста (Литгруппа «Резец») // Резец. 1929. № 7. С. 14; Он же. Пять лет «Резца» // Резец. 1929. № 22. С. 1. Литературные вечера проходили на фабриках, заводах, районных клубах Ленинграда и близлежащих городов.

Как еврей в анекдоте, я смотрю на себя и говорю — не может быть…

Но это была я.

Просматривая свои теперешние записи в каком-нибудь 35 году — опять, наверное, тяжело и горестно удивлюсь.

Нет, это не рост. Нужен скачок.

1. [329]

И я осталася одна. Одна, как перст во лбу. Я от рассвета до темна Вершу свою судьбу. И не жива, и не мертва По городу брожу, Одни разлучные слова Я наизусть твержу. Скупой, частушечный напев, Нехитрая тоска — Мне греет сердце нараспев И холодит слегка… Я душу темную твою, Чтоб стала не мила, Уж как-нибудь, да запою, С разлуки и со зла. И лишь не будет, — как не пой, Как не гляди назад, До встречи ласковой с тобой Синь-пороху в глазах…

329

Стихотворения записаны на последних листах дневника рукою О. Берггольц, а затем перечеркнуты ею. В первых публикациях стихотворений допущены неточности; датировки не соответствуют автографу. Ср.: Берггольц О. Из литературного наследия / Публ. М. Ф. Берггольц // Октябрь. 1983. № 6. С. 163; Берггольц О. Ф. Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. С. 102–104; Берггольц О. Прошлого — нет! / Сост. М. Ф. Берггольц. М., 1999. С. 223.

Осень <19>29. ноябрь

2.

От тебя, мой друг единственный, Скоро-скоро убегу, След мой легкий и таинственный Не заметишь на снегу, Не ходи и не выслеживай Во сыром бору лисиц, И дорогой прямоезжею Не расспрашивай возниц, Перед людом, перед зверем От тебя я отрекусь, Чтобы новый друг поверил В мою горькую тоску…

ноябрь

3.

Что мне сделать, скажи, скажи, Чтобы стать тебе дорогой? Если хочешь, возьми мою жизнь, Постепенно согни дугой… Если надо, то я с тобой От бесславья не отступлю, Только — недруг, товарищ мой, Только слышать твое — люблю. Только знать бы, что ты — без сна, Если рук не найдешь моих, Только знать бы, что я — одна, В самых лучших думах твоих…

«Моя девчонка верная…»: Письмо Б. Корнилова к Т. Степениной

[330]

Публикация Н. А. Прозоровой

Светлой памяти К. В. Ефимова

В настоящее время из переписки Бориса Корнилова известно всего несколько писем, судя по которым поэт не был ни любителем, ни мастером эпистолярного жанра [331] . Годы репрессий не способствовали сохранению писательских архивов, и случайно уцелевшие письма приобретают в связи с этим особое значение как важный литературно-биографический источник, добавляющий новые психологические черты к портрету поэта.

330

Впервые опубл. в «Ежегоднике Рукописного отдела Пушкинского Дома на 2009–2010 год».

331

См.: 1) Письмо к родителям от 22 июня 1930 года см.: Корнилов Б. Избранное / Вступит. ст., прим. и подгот. текста Л. Безрукова. Горький, 1966. С. 223; 2) Черновое письмо в Ленинградское отделение Союза советских писателей (без даты) см.: Цурикова Г. М. Борис Корнилов. М.; Л., 1963. С. 243–244; 3) Письмо к О. Ф. Берггольц 1933 года. См. далее; 4) Письмо в Ленинградское отделение издательства «Молодая гвардия» от 3 января 1935 года находится: РО ИРЛИ. Ф. 840 (не обработан); 5) Письмо в издательство «Молодая гвардия» от 15 мая 1935 года см.: РО ИРЛИ. Ф. 600. № 52. Л. 1.

Именно таким документом является письмо Бориса Корнилова, адресованное Татьяне Степениной, вместе с которой он учился в школе г. Семенова. Оно сохранилось в архиве О. Ф. Берггольц (ф. 870) в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН [332] .

Сведения о Татьяне Степениной (в замужестве — Шишогиной) очень скудны, и ее отношения с Корниловым реконструируются главным образом на основе немногих известных нам источников: дневника и писем О. Берггольц 1928—1930-х годов, а также данных, любезно сообщенных семеновским краеведом Карпом Васильевичем Ефимовым.

332

Фонд находится в предварительной научно-технической обработке.

Известно, что Татьяна родилась в 1906 году и была приемной дочерью часовых дел мастера г. Семенова. До сих пор остается не проясненным вопрос о родном отце Татьяны. В описи документов, относящихся к Корнилову в Государственном архиве Нижегородской (Горьковской) области, указано ее отчество: Александровна [333] . Однако непонятно, по родному или по приемному отцу оно приводится, поскольку известно, что в зрелые годы она подписывалась как Татьяна Федоровна [334] .

333

См.: РО ИРЛИ. Р. I. Оп. 12. № 604. Л. 4.

334

Сообщено К. В. Ефимовым.

Семья, в которой воспитывалась девушка, считалась в городе зажиточной. К. В. Ефимов сообщает: «Дом Степениных находился и находится на ул. Тельмана в г. Семенове. Дом деревянный двухэтажный. В начале 30-х годов прошлого века был конфискован. Хозяева были выселены. В доме было образовано четыре квартиры, в которых жили работники милиции» [335] .

В школьные годы приемные родители Татьяны, зная о влюбленности в нее Корнилова, препятствовали их сближению. По воспоминаниям школьной подруги Степениной — Анны Васильевны Ефимовой, чтобы разлучить влюбленных во время летних каникул, Татьяну отправили в деревню Хахалы за 30 км от дома, и, чтобы увидеться с нею, Борис преодолевал это расстояние пешком [336] . Борис и Татьяна учились в школе с педагогическим уклоном, выпускники которой получали право преподавания в начальных классах.

335

РО ИРЛИ. Ф. 600. № 363. Л. 1.

336

Сообщено К. В. Ефимовым.