Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Я и Она. Исповедь человека, который не переставал ждать
Шрифт:

Глава 4 Кэри

...

ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ «САН-ВЭЛЛИ», САН-ВЭЛЛИ, АЙДАХО, 1998

Как прекрасно быть здесь, с вами, в этот чудесный день! На самом деле в мире не найдется другого места, где я предпочел бы оказаться в этот момент.

Все, что нужно, – одна-единственная счастливая мысль. А потом еще одна. А потом еще.

Мне нравится, когда на улице солнечно, когда льет дождь, когда падает снег. Мне нравится, когда темнеет рано, когда допоздна светло. В каждом мгновении каждого дня есть нечто прекрасное. Все, что нужно сделать, – это принять решение видеть позитивное, фильтровать мир.

Нужно жить, как будто.

Давайте-ка я это повторю: нужно жить, как будто.

Как будто у вас уже есть все, чего вы желаете. Как будто вселенная к вам прислушивается. Как будто это, что бы оно ни было, уже в пути.

Предвкушайте то, что грядет. Живите в постоянном состоянии ожидания.

Если хотите любви – ожидайте любви. Если хотите здоровья – предвкушайте здоровье. Если хотите хороших новостей – готовьтесь к ним. Празднуйте все то, чего хотите, как будто это уже сбылось.

Когда вы ожидаете чего-то, это уже в пути. Когда боитесь чего-то – это уже в пути.

Все, чего вы желаете, уже за дверью. Все, что вам нужно
сделать, – распахнуть дверь и принять это.

Вообразите, что вы пытаетесь добраться из точки А в точку Б. Вы движетесь вперед, у вас все получается, вы набираете скорость, вы вот-вот уже будете там, но вдруг возникает препятствие. Что делает большинство людей, когда на пути возникают препятствия? Они притормаживают. Они объезжают препятствие. Отлично. Но что происходит, когда появляется еще одно препятствие, а потом еще одно и еще? Вам приходится все больше и больше замедлять шаг и со временем вас настигает разочарование, вы устаете, вы начинаете ожидать препятствий. А теперь позвольте мне задать вам всем вопрос: разве не было бы лучше избавиться от этих препятствий?

Первый шаг к избавлению от препятствий очень прост – назови их, обнажи их, вытащи их на свет.

Итак, возьмите лист бумаги и сложите его пополам.

На левой стороне страницы мы составим список из 10 препятствий, которые мешают открыться двери изобилия.

1. Нетерпение

2. Сомнение

3. Негативность

4. Страх

5. Соревнование

6. Тревога

7. Ревность

8. Гнев

9. Осуждение

10. Отчаяние

Вглядитесь в них как следует. Проверьте, не узнаете ли вы среди них те препятствия, которые стоят у вас на пути.

Будьте честны. Сегодня – день, когда нужно быть реалистами. Сегодняшний день будет одним из лучших дней в вашей жизни. Поверьте мне.

А теперь на правой стороне страницы мы составим новый список. Десять ключей от двери, через которую в вашу жизнь потечет изобилие.

1. Терпение

2. Вера

3. Позитивное мышление

4. Бесстрашие

5. Умение радоваться за других

6. Уверенность

7. Доброта

8. Радость

9. Ответственность за себя

10. Благодарность

Обведите кружком этот последний пункт, благодарность.

Подчеркните его. Поставьте рядом с ним звездочку.

Никогда не недооценивайте силу слова «спасибо». Не жалуйтесь, не осуждайте, не вините, не сравнивайте, просто говорите спасибо. Снова и снова, всему на свете: спасибо, спасибо, спасибо.

Бывают дни, когда кажется, что все идет не так, как вам хочется, но в действительности, если даже эти дни вы приветствуете потоком благодарности, вселенная вас слышит. Вот какое сообщение вы посылаете: все всегда идет по-моему, даже когда кажется, что это не так. Сейчас я буду радоваться, потому что знаю, что это, чем бы оно ни было, уже в пути. Ничто не может поколебать меня в этой уверенности. На моем пути нет никаких препятствий. Если что-то кажется препятствием, на самом деле оно таковым не является. Вот что слышит вселенная всякий раз, когда вы говорите «спасибо».

Не беспокойтесь о деталях. Не волнуйтесь о «как» или «когда». Чудеса не рациональны. Просто знайте, что это уже в пути.

Но ведь не всегда всё получается, говорите вы.

Я знаю, знаю.

Пожалуйста, послушайте меня: не позволяйте грузу прошлого тянуть вас вниз. Не позволяйте своему прошлому определять свое будущее. Пришло время пересказать вашу историю заново, начиная со следующей же мысли.

Сейчас – вот все, что имеет значение; больше не существует ничего.

Прямо сейчас мне хорошо, потому что… прочерк.

Я хочу, чтобы мы сегодня начали с того, чтобы заполнить этот прочерк. Потратьте следующие десять минут и напишите это предложение столько раз, сколько успеете. Подумайте обо всем том, из-за чего вам сейчас хорошо, и дайте вселенной знать, насколько вы благодарны.

Одна счастливая мысль, потом еще одна, потом еще одна. Одно спасибо, потом еще одно, потом еще одно.

Прямо сейчас мне хорошо, потому что…

Прямо сейчас мне хорошо, потому что…

Вселенная прислушивается. Поверьте мне.

* * *

Я слышал эту песню повсюду; она следовала за мной.

Одним поздним декабрьским вечером после лекции я не мог уснуть. Я вылез из постели и включил телевизор. Я надеялся найти фильм «Эта удивительная жизнь» – тот, который смотрел больше раз, чем любой другой. Моя нежная привязанность к этому фильму была связана с его главной мыслью – о том, что все происходит по какой-то причине, что жизнь представляет собой осмысленную цепь событий. Спасаешь своего тонущего брата, и он становится героем войны. Скорее твой брат становится героем войны, потому что ты спас его, когда он тонул. Post hoc ergo propter hoc . Впоследствии – значит вследствие. Слышишь песню, потому что включаешь телевизор в 2 часа 22 минуты. Включаешь телевизор, потому что не можешь уснуть. Не можешь уснуть, потому что проснулся посреди сна, в котором отец, который умер больше двадцати лет назад, стучит в окно твоего номера в отеле. Видишь этот сон, потому что град барабанит в твое окно, и потому что когда-то, когда ты был мальчишкой, ты заставил своего отца исчезнуть, и он больше не вернулся. Слышишь последние десять секунд песни, видишь окончание титров фильма – и этого достаточно, чтобы заставить тебя влюбиться в этот голос.

Спустя несколько недель, вернувшись домой, слышишь, как девочка-подросток на рынке – девочка с выкрашенными в рыжий цвет волосами, с колечком в носу и печальными карими глазами – фальшиво напевает ту же песню. Испытываешь искушение спросить у нее, как называется эта песня, как зовут певицу, но не делаешь этого. Напротив, полагаешься на то, что когда-нибудь услышишь эту песню снова, что со временем она приведет тебя к певице, и что, когда это случится, ты напишешь об этом в своей следующей книге, расскажешь эту историю слушателям, разъезжая по стране, расскажешь о том, как встретил любовь всей свой жизни, полагаясь на чудеса, доверившись силе намерения и закону притяжения.

В течение следующих нескольких месяцев постоянно слышишь эту песню. Продавец напевает ее с закрытым ртом, протягивая тебе заказанный бейгл. Женщина в хирургической униформе напевает ее припев между двумя затяжками сигаретным дымом, стоя во дворе больницы, когда ты проходишь мимо. Женщина в метро напевает куплет, пока ты сидишь рядом с ней, делая вид, что читаешь.

А потом одним февральским вечером забегаешь в бар в Челси, чтобы спрятаться от внезапного ливня и молнии – и слышишь эту песню. Но на сей раз это уже она. Не запись, живой голос. Боковым зрением видишь женщину на сцене; она поет песню о «здравствуй и прощай». Текст песни печален, но этого никогда не скажешь по ее радостному, неземному тихому голосу и по ее улыбке. Это все равно как слушать две песни одновременно. Хочешь подойти ближе, наклониться. Но смотреть не хочешь. Ты не готов к тому, чтобы она оказалась чем-то бо́льшим, чем голос. Несмотря на то, о чем писал в своей первой книге,

ты немного пугаешься всякий раз, как случается чудо.

Приближаешься к сцене и смотришь. Женщина сидит на высоком табурете перед микрофоном. На коленях у нее гитара. Каштановые вьющиеся волосы, зеленые глаза. Тонкий серый свитер на одной пуговице поверх черной футболки, темные джинсы, толстый коричневый ремень, коричневые ботинки. Отводишь взгляд – и она становится лишь голосом.

Когда подле барной стойки завязывается драка, она продолжает петь. Пьяный мужчина в костюме пытается пробиться к здоровяку в два раза крупнее его, который смеется, уперев руки в бока, словно подначивая второго, чтобы тот ударил его. Не в состоянии дотянуться до здоровяка, мужчина в костюме швыряет в него бутылкой, которая попадает в кого-то, но не в избранную им мишень, и вскоре с десяток посетителей уже раздают друг другу пинки и тумаки или пытаются предотвратить разрастание драки. Двоих вышибал с накачанными телами, состоящими из переплетенных мышц, недостаточно, чтобы сдержать толпу, и сквозь все это она продолжает петь с закрытыми глазами. Она не открывает глаз, несмотря на то, что толпа проталкивается к сцене. Весь мир вокруг нее мог бы взлететь на воздух – а она продолжала бы петь.

Ты подходишь ближе, и кажется, что ты здесь единственный человек, который слушает, она поет тебе одному. Она открывает глаза, видит тебя, улыбается, снова закрывает их, и теперь она не только голос, она – лицо, но пока еще не имя.

– Здравствуй, – сказала она, протягивая руку. – Я – Кэри Вейс.

Она пришла посидеть со мной между сетами, как будто мы заранее договорились встретиться.

– Здравствуй, – сказал я, и мы пожали друг другу руки. – Я – Эрик, но меня едва не назвали Кэри… знаешь, как Кэри Гранта.

– Надо же, и мое пишется так же, с одним «р».

– А ты знаешь, что настоящая фамилия Гарри Гудини была Вейс?

– Да? Я не знала.

– Эрик Вейс, – повторяю я. – Меня назвали в честь него.

– Ты что, фокусник?

– Да не совсем.

– Иллюзионист?

– Нет, – сказал я. – Писатель.

– А что ты пишешь?

– Книжки.

– Я имею в виду, какого рода книжки?

– На самом деле, пока только одну.

– О чем она?

– Мужчина постоянно слышит одну песню, а потом встречает женщину, которая ее поет. Я пишу о таких вещах.

Когда настало время начинать следующий сет, она сказала:

– Кажется, я не смогу это сделать.

– Сделать что?

– Выйти на сцену и запеть.

– Почему не сможешь?

– Меня мутит, – призналась она. – Так каждый раз случается. Я держу для себя ведерко за сценой.

– Но ты же прекрасно поешь.

– Мне следовало стать ветеринаром, – сказала она. – В следующей жизни я хочу вернуться сюда ветеринаром.

– Ты не любишь петь?

– Я обожаю петь, – возразила она. – Это происходит, когда я не пою – когда я только что закончила песню, особенно такую песню, которую спела по-настоящему здорово. Я слышу эхо собственного голоса, и мне это нравится, и я думаю: это была не я , не может быть, чтобы это была я .

– Ты боишься успеха?

– Слава мне даром не сдалась, если ты об этом.

– Я не это имел в виду.

– Я очень счастливая, – сказала она. – Мои друзья говорят, что я самый счастливый человек, какого они встречали в жизни.

– Быть счастливым полезно, – сказал я. – Так называется шестая глава в моей книге.

– О, – вздохнула она. – Значит, ты пишешь книги о самопомощи.

– Книгу, – напомнил я. – Одну-единственную.

– И как же твоя книга называется?

– «Повседневные чудеса».

– Мне нравится, – сказала она. – А продолжение будет? Я имею в виду, это часть эпической трилогии или что-то в этом роде?

– Я же не романист.

– Серьезно, я обязательно куплю твою книжку.

– Да, разумеется, но вот вопрос, прочтешь ли ты ее?

– Конечно, – уверила она. – И даже напишу тебе письмо от поклонницы.

Она жила в Бруклине, в квартире с двумя спальнями и высокими потолками; одну из комнат она использовала как студию, где сочиняла свои песни. По всей квартире носился, грызя газеты, ножки столов, мои шнурки – словом, все, что попадалось на пути, – щенок немецкой овчарки, девочка по имени Ральф, восьми недель от роду. Огромные уши, зубки как иголки.

Вечер выдался не по-мартовски теплым, так что мы с ней впервые ужинали вместе в узеньком кирпичном патио, которое Кэри делила с двумя другими жильцами. Дождевая вода – рано вечером прошел короткий ливень – капала с каминной трубы в мой бокал с вином. Мы сидели в молчании – и это молчание было отнюдь не неловким, – ожидая падения каждой капли. Думаю, мы могли бы провести так весь вечер, и это было бы прекрасно. Кап, долгая пауза, кап, более долгая пауза, кап, пауза еще длиннее, и красное вино на дне моего бокала становится едва заметно светлее.

После ужина мы играли с Ральф. Бросали теннисный мячик, чтобы она его приносила, прятали жевательные косточки в карманах и заставляли ее их вынюхивать, играли в прятки, Кэри – в одном шкафу, я – в другом, потом мы оба в одном шкафу, молчим во тьме, в ее дыхании – аромат вишен, которые мы ели на десерт, ее пальцы – на моих губах, призывают к молчанию, Ральф скребется в дверь, скулит, чтобы мы ей открыли.

Когда мы отворили дверцу, она прыгнула на нас, облизала мне руки, вцепилась зубами в джинсы Кэри и потянула. Мы бегали по квартире, пока соседка снизу не начала колотить в потолок, тогда мы посмотрели на часы и увидели, как поздно.

* * *

То был год «здравствуй». Песня, бар, знакомство, обмен именами, наше первое свидание, наша помолвка через полгода.

Это банально – говорить, что некоторые пары знают всё с самого начала, но мы – знали. Не было ни драм, ни сомнений, ни осложнений, связанных с карьерой, или географией, или религией, никаких недавних житейских драм, от которых мы еще не отделались. Такая же банальность – сказать, что нам казалось, будто мы всегда знали друг друга, так что позволь, я уточню: ощущение было такое, будто каждое свидание, каждый ужин, каждый фильм, каждый поцелуй, каждая ночь, которую мы провели бок о бок, уже случились, будто мы жили жизнями, уже прожитыми. Мы подшучивали над этим почти постоянным дежавю, над удивлением – приятным, – которое ощущали всякий раз, когда появлялось это странное ощущение, что мы все это уже проделывали прежде, что мы были персонажами в уже написанной истории, той, которую читали очень-очень давно, но с тех пор позабыли.

В конце каждого года мы составляли список. Семь лет – семь списков. Способ наречь имя недавнему прошлому; упражнение для кратковременной памяти. Был год, когда мы купили дом в Чилмарке, где теперь я живу один. Был год, когда опубликовали мою вторую книгу; год, когда одну из песен Кэри использовали в рекламе свитеров; год, когда я сбрил бороду и сразу же отрастил ее снова, потому что мне не нравилось смотреть на собственное лицо. Был год, когда мы пересмотрели все фильмы Вуди Аллена; год, когда я начал бегать; год, когда мы сами пекли хлеб. Был, конечно, и тот год, когда рухнули башни – год трудный, но по совершенно иным причинам. Был и следующий год – тот год, когда ввели цветные коды для страха, но для нас не было никаких кодов, только страх, и наш страх никак не был связан ни с самолетами, врезающимися в здания, ни с сибирской язвой, ни с «умными бомбами» – наш страх, вернее, мне следовало бы сказать, мой, был гораздо более личным, гораздо более эгоистичным страхом.

* * *

После года «здравствуй» был год безмолвных суббот. Первый год нашего брака – один из моих любимых.

Никаких разговоров. Только жесты, и мимика, и прикосновения – чтобы понять, чего хочет другой, что чувствует другой. И были дары в безмолвии: прикладывать палец к ее губам, чтобы сказать « я голоден », необходимость прикасаться чаще и заниматься любовью без слов. И так каждую субботу, каждый год, вплоть до последнего – того года, когда я не хотел не слышать ее голос, не хотел, чтобы она не слышала мой.

В тот последний год я не мог не говорить. Он был слишком безмолвным. Я впадал в панику, забывал, что она в спальне, начинал звать ее, и тогда она приходила в гостиную, прижав палец к губам, как бы говоря: «Сегодня день безмолвия, ты разве забыл?», и я говорил ей: «Я больше не хочу так делать», и она говорила одними губами: «Ты уверен?», и я говорил: «Скажи что-нибудь, ну хоть что-нибудь – неважно что». И тогда она пела мне – не слова, только звуки, тихое гудение, – и тогда получалось, что я слышал ее голос, но она все равно могла бы сказать, что ничего не говорила.

Поделиться с друзьями: