Я иду искать. История вторая

Сейчас, когда голод начал отступать, Олег вспомнил сам прорыв — и замер, неровно дыша и глядя мимо... мимо всего на свете...

...Они ударили единым кулаком и проломили окружение почти сразу — с грохотом, стрельбой, криками; так, что казалось — не семьдесят, а семьсот человек прорываются наружу. Скорей всего, враг так и подумал. Шесть или семь большегрузных машин, набитых взрывчаткой, попались им в руки посреди всего этого хаоса — на них уходили дальше, и Олег, если честно, по сю пору не понимал, как они не взорвались в бушевавшем вокруг море огня, когда неслись через вражеские тылы, лежа поверх ящиков со взрывчаткой и стре­ляя во все стороны.

В какой-то момент Йерикка вырвал из рук Олега готовый к стрельбе «шмель» и, вскочив, выпустил термобарическую капсулу — проследив ее полет, Олег увидел корытообразные тени вельботов, которые в тот же миг закрыл шар объемного взрыва, а потом Йерикка заорал:

— Попал! Хоть на земле одного кончил!

Они бросили грузовики и подожгли их в трех верстах от веси, в самом лесу. Тут их нагнали хангары. Отбиваясь, чета уходила в лес, заставив врага гоняться за своей тенью... и в конце концов — оторвалась, но ещё долго потом в бешеном темпе уходила по лесам, будто задавшись целью загнать себя насмерть...

Странно, но, когда они спали в овражке, Олег увидел сон. Первый за огромное количество дней. Наверное — за минуту-другую до пробуждения, когда организм отдохнул. Странный сон.

Он видел актовый зал своей школы в Тамбове. Зал выглядел так, словно в нем только что закончился вечер — горел софит над пустой сценой с оставленными инструментами, рисовались в полумраке ряды столов. Олег помнил этот вечер — перед самым отъездом на Эльдорадо, помнил, как готовили его и как он проходил.

Он вошел в зал по какому-то делу — не ТАМОШНИЙ, а ЗДЕШНИЙ — с оружием, в грязной, порванной одежде, с мечом за плечами, как будто так и нужно. Сперва ему показалось, что внутри никого нет. Олег прошел вдоль столов и увидел за крайним, возле самой сцены, где свет софита был достаточно яр­ким, двух человек. Он подошел ближе — и узнал Вадима и Юрку Юрасова, одет­ых в военную форму: мешковатые маскхалаты, перетянутые ремнями. Мальчишки обернулись на подошедшего Олега. Странные у них были лица — печальные, спокойные и строгие.

Олег ничего не спрашивал. Он просто стоял и смотрел, и первым заговорил Вадим:

— Куда ты ушел? — ясным голосом, мягко улыбаясь, спросил он. — Я тебя искал, и родители твои. Вот, до начала августа искали.

— И бросили? — поинтересовался Олег. Юрка негромко сказал Вадиму:

— Он же ничего не знает...

— Мы не бросили, — покачал головой Вадим. — Просто война началась.

— Какая? С кем? — непонимающе заморгал Олег. Юрка удивился:

— А то ты не знаешь?

— Я думал... это только здесь, — смешался Олег. Юрка вздохнул:

— Уже нет... — а Вадим пожал плечами:

— Так что не до тебя стало, извини... Почти вся Россия в развалинах. Да и остальной мир тоже... Мы с ребятами в неразберихе по-наглому пролезли в добровольческую дивизию ВДВ.

— Пролезли, ну и что? — хмуро спросил Юрка. — Я и повоевать не успел...

— Были неверные данные, — пояснил Вадим. — Нас сбросили прямо на вражеские позиции, половина ребят погибла ещё в воздухе. Юрка тоже. Его даже и не нашли... Маме написали, что без вести, но мы-то знаем, что он убит.

— А ты? — холодея, спросил Олег. — А ты?!

Вадим молча улыбался. Вместо него ответил Юрка:

— А он получил бы если не Героя России, то уж «Заслуги» с мечами — точно. Он ведь приземлился прямо на капэ врага; перебил охрану, взял в плен ге­нерала и захватил бумаги. Но уже когда доставил, все к нашим — пуля из снайперки прямо в затылок... Он упал в траншею уже мертвый.

— А мама? Отец? — еле ворочая языком, спросил Олег.

И — к счастью — проснулся.

* * *

Олег вернулся в импровизированный лагерь в самом разгаре обсужде­ния. Горел под унылым дождем небольшой трескучий костерок, на нем жарил­ись тушка косули и грибы. Лежали на листьях лопуха водянистые ягоды, клу­бни саранки, корни рогоза, черемша — Олег, ни слова не говоря, выгрузил свою, присел рядом со всеми.

— Переждать, отдохнуть дня четыре — и уходить, — говорил Резан. — Отдохнуть непременно — перераненые у нас все, усталые, Йерикка не даст соврать:

Йерикка кивнул. Краслав — еще совсем слабый — оскалился:

— Мы не кинем сражаться! Ты струсил!

— Нет, — холодно возразил Резан. — Я был за то, чтоб идти к Стрелково. Но часом мы бойцы никакие. Сгинем и все.

— Хочешь, чтоб поломались мы, как Квитко?! — крикнул Крааслав. — Ты про то сам говорил!

— Не шуми, — миролюбиво ответил Резан. — Услышат. Коли чается тебе гибе­ли со славой, так я хочу пожить с пользой.

— То хорошо говорить, раз брат твой, — Краслав ткнул в Данка, чистившего «наган», — целым ходит?

— Т-т-т-т! — помахал рукой Гоймир. — Уймись. Сядь, Славко. Резан?

— Я сказал, — Резан сел и добавил: — Устали мы. Отдохнуть должны. А там и сражаться внове можно.

— Помога где? — вдруг поднял голову Хмур. — Что в городах? Что Земля? Мы бьемся тут... — он вскочил, стиснув кулаки. — Предали нас, кинули! На Зем­ле нас предали, горожане нас предали — кто мы им, горцы, дикие люди! Одно подохнем тут из-за-про сволока этого, чтоб их Кощей...

Олег внутренне сжался и беспокойно посмотрел по сторонам. Наверное, ни разу за эти месяцы он не думал всерьез, что вокруг чужие люди. И вот...

Но он поспешил. Резан махнул рукой. Йерикка длинно присвистнул с нас­мешливым лицом. Гоймир поморщился:

— Сядь, что ты бредом-то бредить...

— Бредом?! Так где добровольцы их?! Где укрепа?!

— Где укрепа, Хмур? — спросил Гоймир в ответ. — Да вон, горло Вольгу пе­рережь, так станет укрепа перед тобой, что лист перед травой...

— Да то не мне его резать стать, а тебе! — крикнул Хмур. — То не мою па­ру он поимел и в свою перевернул при всем честном народе — твою! А тебе все улыбки... князь!

Олег почувствовал, как заныло то место, куда пометил его когда-то меч Гоймира. Мальчик взялся за рукоять своего меча, но его опередил Гостимир:

— Заткнись! — меч бояна сверкнул под дождем. — То дело их — Гоймира да Вольга, но за свою сестру я перед Ладой встану, перед коном ее и рядом!

— Мечи?! Так что! — Хмур выхватил свой клинок, сталь ударилась о сталь, лица мальчишек озверели... и в ту же секунду оба меча, описав в воздухе свистящие дуги, отлетели в стороны, схватившиеся едва удержались на ногах, а между ними возник Йерикка. Рыжий горец был безоружен и улыбался. Голос его звучал твердо, но мирно: